Лицо света, лицо тьмы - Маргарита Малинина Страница 32

— Нет — это ответ тебе. Последнюю сцену надо переписать!

Все смотрели на меня с удивлением. Понимаю их. Но надо же было как-то объяснить свою реакцию. Не скажу же я, что меня только что пытались убить и поэтому, мол, не обращайте внимания на мои несвоевременные выкрики.

Макаров подошел ко мне поближе и спросил заинтересованно:

— Элла, у тебя какие-то идеи по поводу концовки?

— Мы же ставим эту пьесу каждый год! — возмутилась Мила. — С чего бы вдруг переписывать?

— Именно! — нашлась я.

— Она хочет всех запутать!

— Мила, что я тебе говорил? Ты никогда не даешь людям высказаться, все время перебиваешь. Я уверен, что Элла сейчас все объяснит! У этой девочки есть скрытые таланты, мы в этом уже убедились! Ну же, Элла, говори!

Черт… Но назад уже не повернешь. Впрочем, возможно, мои идеи окажутся настолько дурацкими, что их отвергнет даже Макаров, и все останется как было.

— Я говорю, что это минус нам, как творческому коллективу, исполнять написанную нами же пьесу всегда одинаково! Вдумайтесь, это же не чеховский «Дядя Ваня», где выброси реплику, и все, это уже не великое произведение и не величайший драматург! «В такую погоду хорошо повеситься», понимаете? Убрали — и все, уже не гений. Но это, — с воодушевлением потрясла я распечатку, — наше творчество. Современное. Постмодернизм. Вспомните, как у Фаулза в «Любовнице французского лейтенанта». Там же три концовки! На выбор! На любой вкус! Вот и мы можем сделать так же. К нам приходят на концерты важные люди. И что они получают? То же самое!

— Песни мы пишем разные всегда! — встряла Мила. Но я и без ее комментария могла догадаться, учитывая, что меня буквально на днях заставили одну из них сочинять.

— Вот именно! И концовки всегда должны быть разными, понимаете? Тогда люди будут приходить вновь и вновь! И нести деньги в Фонд. И Таисии Арсеньевне.

Тут я, конечно, подключила логику с фантазией, ведь я этого доподлинно не знала. Но разумно приглашать всяких Петраковых и Шевченко (или какие фамилии он тогда называл), когда они являются инвесторами.

— Я спятил или что-то в этом есть? — неожиданно поддержал меня Тимур. Казалось бы, откуда я не ждала помощи!

— Шутишь? Это гениально! — высказался Макаров, который вроде уже и забыл все свои обиды в мой адрес. — Элла, какую ты предлагаешь концовку на этот раз?

— Я думаю, Инна должна отвесить Яну оплеуху! Он бросил ее, чтобы заняться карьерой! А потом вернулся как ни в чем не бывало, когда она уже забеременела от другого! Пусть она его еще козлом обзовет и хрястнет так, чтобы мало не показалось!

Почему-то Бельскому это не понравилось.

— Не, я предлагаю ничего в конце не менять!

Неожиданно для самой себя, я громко предложила:

— Давайте проголосуем!

Макаров, как лидер проекта и неплохой психолог, поддержал мое предложение. Мы проголосовали. Саша, Мила и Ирина были против изменений. Все остальные — за. Даже Тимур пошел против друга (впрочем, Эллина приятельница тоже пошла против нее, то есть меня). Что Тони и Макаров меня поддержали, я, честно говоря, не удивилась; первый уже доказал, что он мой ангел хранитель, а Петрович чуть ранее уже одобрил мою идею. А вот Леонелла меня удивила. По сути, ее голос был решающим, ведь я сама не стала голосовать.

— Спасибо, — сказала я конкретно ей.

Она отмахнулась.

— Не люблю хэппи-энды. Пролистала вашу пьеску, и в конце меня чуть не стошнило.

Ответ нас не порадовал. За «нашу пьеску» я, впрочем, не обиделась, ведь не написала из нее ни слова, а вот остальные скуксились.

— Может, у вас и к вашей роли, — слегка откашлявшись, дабы привлечь внимание, заговорил Макаров, — есть какие-то претензии? Раз мы переписываем концовку, можем переписать и роль деда, чего уж там…

В его интонации явственно слышалось недовольство поведением Леонеллы, но она то ли не поняла, то ли сделала вид, что не поняла, в общем, ответила со всей серьезностью:

— Нет, все сценки с данным персонажем меня устраивают. Умирая, он прощается с женой Таисией, кается в грехах и уходит на небо. Все как и в жизни. Только вот не все уходят на небо, некоторые за свои деяния варятся в котле где-то глубоко под землей. И не у всех, к сожалению, есть возможность проститься с близкими перед смертью. Многие, к горькому моему сожалению, уходят внезапно — молодые, красивые, непонятые и не насладившиеся жизнью. — Странно было слышать этот грустно-драматический монолог, произносимый хриплым голосом и грубыми интонациями, так свойственными Леонелле, но вносящими неприятный резонанс. Однако ее никто ни разу не перебил. Закончила она в своем стиле: — Но то, что в вашей детской пьеске кто-то все-таки преставился, меня, повторюсь, устраивает.

Да, забыла уточнить: в этой странной пьеске, как называет ее Леонелла, почему-то не преставился главный герой — сам Павлецкий. Но это, так сказать, видение фанатов, вмешиваться еще и сюда мне явно запретят. Фанфик — он и есть фанфик, пусть и написан не по фильму, а по реальной биографии.

Во время речи Леонеллы все недовольно переглядывались, видимо задаваясь одним и тем же вопросом: для чего она сюда приехала? Позорить всех подряд за три тысячи рублей? Но на дверь ей никто не указал: формально женщина никаких правил не нарушила. Макаров же открыто призывает всех делиться своим мнением.

Итак, за спорами мы не заметили, как время приблизилось к половине третьего. Уставшая подогревать борщ Таисия Арсеньевна была вынуждена зайти в библиотеку и призвать нас к совести и к обеду.

Я не хотела есть, во всяком случае со всеми (враг не дремлет, отравит меня со второй попытки, а там и не разберут, кто именно к моей тарелке приблизился, когда такая орава сидит вокруг небольшого стола), поэтому по-тихому отделилась от компании и вышла на улицу, чтобы и подышать свежим воздухом, и заодно подумать над историей. Так как я предложила изменения, мне казалось, что именно я обязана была их внести в текст, то есть поучаствовать не только в плане идеи, но и в плане реализации. Я понимаю, почему Ирина была против: она знала текст наизусть, как и многие другие, и вряд ли отличалась любовью к заучиванию и зубрежу, а ведь ей теперь придется этим заняться. Но я-то не знала пьесу вообще, и мне было все равно, что разучивать: новый текст