Фредди Ромм - Старые долги Страница 33

Убедившись, что никто его убивать не собирается, Владлен Сорокин окончательно приободрился:

– Верно, Маша. Не можете вы вернуться в прошлое. Да и не стоит. Что было – быльём поросло. Столько лет ведь прошло. И потом, зачем? Все вы опять живы, по-прежнему молоды и красивы, а я старик. Что с меня взять? Эх, Машка, знала бы ты, как хороша – с пистолетом в руке. Хотя и без него…

– Обойдусь без твоих комплиментов. Слишком хорошо их помню – всего лишь год назад слышала. Сволочь, как же я тебе поверила…

– Не суди себя строго, Машенька, – Владлен Петрович слабо усмехнулся. – Ваш командир группы не должен был так халатно относиться к вербовке новых членов. «Приводите своих друзей и родственников» – что это за глупость? Если бы не я, всё равно вас кто-нибудь да выдал бы. А так, благодаря мне, ты и теперь молода и красива, живёшь в Америке, зарабатываешь доллары, катаешься по Бродвею. А не хочешь ли взглянуть вот на это?

Старик неуверенно шагнул к секретеру и открыл его. Старая мебель жалобно скрипнула, будто обиженная на беспокойство. Сорокин достал запылённую зелёную папку.

– Прочти, Машенька!

Он протянул бумаги девушке, но та брезгливо отстранилась.

– Убери эту гадость. Сам расскажи, что это за откровение. Постараюсь тебе поверить.

– Это, дорогие мои Маша и Жора, одно из расстрельных дел Смоленского областного отдела НКВД. В этом секретере их сотни. Здесь, в подвале – тысячи. Вы ведь воевали за Родину, за Сталина, не так ли? Чтобы дорогой товарищ Сталин по-прежнему расстреливал ваших сограждан? А как вам расстрелы пленных поляков и финнов? Вот и объясните: почему Мария Карецкая и Георгий Зингер, помогавшие Сталину убивать советских и иностранных граждан, белые и пушистые, а старый Владлен Сорокин, помешавший им в этом, предатель и негодяй?

Георгий ничего не ответил, только губы его сжались и слегка побледнели. Маша немного смутилась, но тут же взяла себя в руки:

– Лжёшь ты, гад. Не за то мы сражались, чтобы Сталин расстреливал людей. И не для того ты нас предал, чтобы их спасти. Не наша вина, что выбор такой был – то ли Сталин, то ли Гитлер. Верно, не понимала я, что собой представляет Сталин. Но ты вот точно знал, что Гитлер сверхубийца, и старался для него изо всех сил. А впрочем… Ты ведь не только для Гитлера старался. Слышала я, ты после войны в КГБ работал. Как же это так, а? Борец против советского тоталитаризма – и вдруг туда подался! И как же тебе удалось устроиться туда? О, знаю! – после короткой паузы воскликнула девушка. Благодаря как раз этому! – она указала на секретер.

Сорокин усмехнулся, но ничего не ответил. Маша продолжала:

– Ну да, разумеется. С таким багажом ты мог многих прижать, особенно после тысяча девятьсот пятьдесят третьего года. Как же ты все эти бумаги раздобыл, а? Неужели немцев ограбил?

– Что там было грабить? Сами бросили его, когда драпали от красных, я просто аккуратно всё собрал да перевёз сюда. – Владлен Петрович гордо улыбался.

– О, теперь понятно, почему тебе так дорога эта деревенька. Я-то думала – любовь к малой родине. Как же! Не можешь ты, Сорокин, любить никого и ничего. И ненавидеть не можешь. А способен только предавать. Предал меня, нашу группу, Георгия, многих других ребят из подполья. Потом предал своих немецких благодетелей. Ты в этом деле профессионал. – И Маша замолчала.

– Что же, друг детства, – вздохнул Зингер. – Я-то приехал сюда, чтобы спросить, почему ты меня предал, а оказывается – я всего лишь один из многих. Что же, и это ответ.

Сорокин мрачно усмехнулся, дряблые щёки его заколыхались.

– Глуп ты, бывший друг. Многих я сдал немцам, но ты был первым. Знаешь почему? Нам обоим нравилась одна и та же девчонка. Ты был старше, красивее, сильнее. У меня рядом с тобой шансов не было. С помощью немцев я их получил. Хотя, сказать по правде, когда остался с ней наедине, то понял, что не так уж хотел её, а просто завидовал тебе, но отступать было неохота. И ничего, вот жизнь и прожита. Да ещё и вас повидал на прощание. – Он широко улыбнулся. – А у меня для вас сюрприз. Познакомьтесь: мой внучек Саша. – И посмотрел куда-то за спину Георгия и Маши.

– Снято! – громко объявила Меньшикова. – Миша, извини, сейчас сделаем перерыв, пусть Люба, Лёня и Анатолий Степанович отдохнут.

– Я не устала! – негромко сообщила Люба, но скорее в порядке констатации, нежели протеста.

– Отдыхаем! Вы, все трое, молодцы. А теперь – на улицу!

Едва Люба вышла за дверь, режиссёр поймала её за руку и шепнула:

– Люба, ты молодчина, но Толю надо беречь! Ему трудно угнаться за вами, а сознаваться он не хочет.

– Я не возражаю, – улыбнулась героиня утра. – А знаешь, в какой-то момент я вдруг поверила, что действительно сражалась в смоленском подполье, а Анатолий Степанович, то есть Владлен Сорокин, меня предал.

– Я видела! – улыбнулась Меньшикова. – И ты сыграла замечательно!

– Другие тоже!

– Конечно! Но у них опыта побольше твоего, а сыграли вы на равных. Так что – молодчина, не отказывайся! И… я видела у Алины материалы съёмок, где ты в роли Жюльетт – блестяще!

Любе стало немного не по себе: она до сих пор не знала, действительно ли пришла в кинематограф ради искусства или так получилось в процессе погони за преступниками.

– Спасибо, Галя, – пробормотала она. – Мне просто надо привыкнуть.

Он молча барабанил пальцами по столу, обдумывая положение. Ну и влип Володька. Придурок! Какого чёрта ему по городу носиться? Что: если на пять минут позже на своё заседание дурацкое приедет – мир перевернётся?

Тут два варианта: или сдать придурка с потрохами, либо втаскивать его как угодно. А поскольку придурок слишком много знает, то и сдавать его нельзя, разве что ногами вперёд. Вот и прикидывай, что выгоднее. С одной стороны: прихлопнуть Иванова – шума не миновать, да и замену ему находить придётся, да такую, чтобы Жиганова устроила. С другой стороны… Чёрт его знает. Кто это подстрелил машину придурка? Зачем это сделал? Ясно, что не покушение, тут придурок врёт не краснея. Детишек спасал на переходе? Зачем это ему? Добренький такой, что ли? Однако неглуп: сразу заснял место происшествия, тут же в Интернет тиснул, скандал устроил. Сейчас бы тихо спустить всё на тормозах, через пару дней народ забудет об этих снимках, но что делать с водителем? Ему ведь срок светит за тех баб, которых он на первом переходе долбанул.

Ладно: первым делом – баб тех задобрить, чтобы никуда заявления с жалобами не подавали. Это должно успокоить милицию. Правда, придурок уже наломал дров со своими воплями о покушении, это дело теперь на контроле у руководства высших милицейских чинов… Значит, и показания водителя придурка туда же пойдут. Дело мигом перевернётся, и придурку светит уголовное дело за дачу заведомо ложных показаний… А то ещё и водитель на него вину за наезд спихнёт… Из депутатов вылетит, как птичка из клетки…

Так что вторым делом – добраться до водителя, чтобы всё брал на себя. Мол, действительно, превысил скорость, товарищ Иванов ещё говорил «Не гони, успеем», а он, мол, захотел побыстрее… А как быть с болтовнёй про покушение? Телохранителю показалось… Это не нарушение закона, просто ошибка. Пусть скажут, что к Иванову поступали письма-угрозы, чёрт его знает что ещё такое.

Однако самое главное – разобраться с тем гадом, который стрелял в машину и выложил снимки в Интернете. И в этом деле без специалиста никак не обойтись.

Он снял телефонную трубку:

– Марат, есть дело. Срочно ко мне.

Он нервно вздрогнул, когда в кабинет вошёл Лыков. Вид у начальника был растерянный – дальше некуда.

– Привет, Сергеев, – пробормотал он и замолк, уставившись куда-то в сторону. Следователь поспешно встал:

– Добрый день, Михаил Яковлевич! Садитесь, пожалуйста! – и подвинул стул к начальственному заду. Полковник уныло кивнул и сел, едва не промахнувшись. Следователь встревожился:

– Что-то случилось?

Лыков шумно вздохнул и покачал головой:

– Чёрт его знает. Не понимаю ничего. Что это за снимки? Откуда взялись?

Сергеев отвернулся:

– Михаил Яковлевич, я думаю, снимки сделаны тем же человеком, который стрелял в покрышки машины Иванова. Он так себя обезопасил.

– А кто он такой?

Сергеев неопределённо пожал плечами. Выдавать Кароля не хотелось, однако всё к тому шло.

– Если он не виноват, почему скрывается? – пробормотал Лыков.

– Чтобы не иметь лишних неприятностей.

– Но иначе мы вынуждены его подозревать!

– В чём – в покушении на Иванова? На каком основании – что Иванову и его подчинённым так показалось? Михаил Яковлевич, нам не о чем допрашивать этого человека.

– А как же наезд? Он ведь свидетель!

Сергеев вздохнул:

– Потерпевшие не выражают претензий. Хотите знать моё мнение? Им хорошо заплатили, чтоб молчали. А может, их и припугнули.