Галина Романова - Подвенечный саван Страница 33

Гришин молча сверлил Лаврова ненавидящим взглядом.

– Так вот, Гриша… Я пока пришел к тебе сам. Чтобы, так сказать, пролить свет на происшествие. Пока сам… – сделал ударение Лавров. – Но мои коллеги…

– Бывшие! – бросил с ненавистью Гришин.

– Пусть так, – не стал спорить Саня, но подосадовал на себя, что поторопился с решением уйти из органов. Жэка бы жутко обрадовался, услышь он теперь его мысли. – Но вот коллеги мои, бывшие, буквально рвутся в бой! Просят меня написать заявление. Ну, как пострадавшего. Тем более что свидетель имеется.

– Я понял, – буркнул Гришин.

Глаза его метались из стороны в сторону, как хвост бешеной собаки. Он размышлял.

– Так что, Гриша? Что посоветуешь?

– Я тебе, начальник, не советчик! – ощерил золотые клыки Гришин. – Озвучь свои хотелки и проваливай!

– Короче, Гриша. – Лавров встал с неудобного стульчика, подошел к Гришину, легонько пнул носком ботинка его атласную туфлю. – Я хочу знать, с какого хрена ты послал своих людей отключить меня?

– Я… – Жирная шея едва заметно шевельнулась, голова качнулась. – Я ни при чем, начальник! Поверь! Может, кто из пацанов тайком тачку брал? Может, кто на тебя зуб имеет и…

– Гриша, не зли меня! Меня ведь зовут обратно, Гриша! И я могу восстановиться не сегодня завтра, и тогда тебе, Гриша, пиндец! Понял?

– Понял, начальник! – Оскал Гришина стал добрее, подобострастнее. – Чего не понять-то! Все понял! Узнаю… Расспрошу…

– Давай, давай, Гриша. Уж расспроси. – Лавров криво ухмыльнулся. – Три дня тебе даю на все про все. И жди в гости. Возможно, приду не один. С Жэкой Заломовым. Помнишь его? Вот и чудненько. Так три дня? Ага?

Гришин молча кивнул, смерив бывшего опера оценивающим взглядом.

Взвешивал, паскуда, как быть? Рассказать всей правды он, вероятно, не мог. Но и не рассказать хотя бы что-то, он не мог тоже. Бесился, конечно, что его парни так облажались. Надо же было засветить тачку! Идиоты! Правда, ему обещали, что никаких записей с камер наружного наблюдения никто никогда не найдет и что темно на парковке, а какой-то свидетель выискался, черт бы его побрал! Что делать? Что делать?

Приблизительно такие мысли метались в башке у Гришина, и Саня их отчетливо читал.

– Да, забыл тебе сказать, Гриша. – Он приостановился у дверей гостиной, тронул лоб, под шерстяной шапочкой он жутко чесался. – Надо же, столько лет прошло, а я только теперь вспомнил!

– Это ты о чем, начальник?

Гришин сразу насторожился, он все время ждал подвоха от этой мерзкой ищейки. Он хоть и уволился, но ментом быть не перестал, бляха муха.

– Помнишь тот день, когда твоего соратника брали?

– Это которого? – Толстая ряха Гришина пошла желтыми пятнами.

Конечно, он понял, на кого мент намекает! Не дурак! Его тогда таскали, будь здоров! О-о-очень хотелось этому симпатичному оперу переквалифицировать Гришина из разряда свидетелей в разряд подозреваемых. А не вышло! Ни хрена не вышло, Саня!

– Филиченкова… – Лавров глянул на Гришина исподлобья. – Ты не должен был его забыть, Гриша.

– И че? – Желтые пятна поползли на шею и мощную грудину Гришина, за которой бешеными толчками клокотали страх и ярость.

– А то! Было ведь два анонимных звонка в то утро. Первый оповестил о крупной сделке, и мы с Сухаревым поехали проверить. Второй о том, что в том районе, куда нас направили, идет перестрелка.

– И че?! – Жирные пальцы, унизанные перстнями, впились в парчовую обивку тахты.

– А то! Запись тех звонков до сих пор хранится в архиве. И нам с коллегами, пускай и бывшими, – ядовито улыбнулся Лавров, – ничего не стоит поднять то дело и заново внимательно послушать и идентифицировать голос.

– Чего же раньше не идентифицировали? Десять лет назад? – Золотые клыки Гришина хищно сверкнули.

– Раньше… А раньше тот, кого мы подозревали в тех звонках, согласился на сотрудничество со следствием. И стал свидетелем, а не обвиняемым. Мы и умолкли. Но… – Лавров нацелил палец в Гришина.

– Но что?!

– Но мне ведь теперь никто не помешает шепнуть кому-нибудь, что я знаю, кто сдал Филиченкова и парней, которые с ним были. А?

– Кому шепнуть?! – Гришину стало мерзко, страшно.

– Братве, Гриша… Братве… Никто же не знает! Даже не догадывается, кто сдал Игната. Так, шепот один. Догадки.

Саня взялся за позолоченную дверную ручку, медленно открыл дверь, занес ногу над порогом, когда его догнал вопрос Гришина, произнесенный неуверенным слабым голосом:

– Что ты хочешь, опер?!

Он высунул из-за двери три пальца и крикнул:

– Три дня, Гриша! У тебя ровно три дня, чтобы сообщить мне во всех подробностях: кто, зачем и для кого! Ты должен мне сдать заказчика, Гриша, – раз. Ты должен рассказать мне: зачем это ему – два. И ты непременно должен узнать, Гриша, для кого этот заказчик так старается. У меня все…

Глава 10

Маша сидела в своем крохотном уголке, отгороженном стеклянной перегородкой от остального отдела, и пыталась сосредоточиться на работе. Но ничего не выходило! Все отвлекало. И мелкий снег за окном, принявшийся с вечера щедро посыпать улицу. Сразу стало так красиво, нарядно, бело. И непонятно откуда являющиеся ссылки в Интернете про наряды невесты, свадебные букеты и банкетные залы. Сердце сладко замирало, щемило, взгляд сам собой находил среди пяти столов отдела тот, за которым сейчас трудился Володя.

Он сосредоточенно листал бумаги, просматривал договоры, делал пометки, лепил на странички желтые и розовые стикеры. Иногда он отвлекался на мгновение, смотрел в сторону стеклянной перегородки, за которой сидела она – его начальница. Смотрел и улыбался, тихо, нежно.

Маша еле сдерживалась, чтобы тут же не вскочить с места, не подбежать к нему и не начать целовать.

Он был славным, милым, заботливым и немного грустным. Его что-то угнетало, он часто вздыхал, взгляд его замирал, устремленный мимо нее. Это оттого, что все никак не мог решиться рассказать ей о своем отце, сразу поняла она. Он все пытался, несколько раз начинал, но тут же им непременно что-то мешало. Как вот сегодня утром.

– Машенька, родная, мне надо серьезно поговорить с тобой. – Володя, севший за руль ее машины, нежно погладил тыльной стороной ладони ее щеку.

– О чем? – Она поймала его ладонь, прижала к губам.

– Это очень важно и… и неважно одновременно. Это такое дело… – Он принялся кусать губы, снова устремляя замерший взгляд сквозь машинное стекло на улицу. – В общем, если ты вдруг что-то узнаешь… Это не имеет никакого значения! Я очень, очень сильно тебя люблю! Мне на все наплевать, понимаешь?!