Найо Марш - Убийство по-римски Страница 33

— Что? Я — голландка. Мы оба из Нидерландов, мы с мужем.

— Извините меня, я хотел сказать, вы — этруски на вид. Вы поразительно похожи на пару с чудесного саркофага на Вилле Джулия.

— Мой муж из очень старой нидерландской семьи, — объявила она как некий факт, без малейшего намерения уязвить Аллейна.

Он подумал, что может продолжить начатый разговор.

— Я уверен, что не обижаю вас, — сказал он, — потому что этрусская пара такая привлекательная. У них огромное супружеское сходство, которое говорит, что и они были в полном согласии друг с другом.

Она никак не отозвалась, если следующее замечание не считать откликом:

— Мы в отдаленном родстве, — сказала она. — По женской линии мы происходим от Виттельсбахов[37]. Меня назвали Матильда Якобия в честь такой знаменитой графини. Но все равно, странно то, что вы это говорите. Мой муж считает, что наша семья имеет корни в Этрурии. Так что, может быть, — игриво заметила она, — это у нас атавизм. Он хочет написать книгу на эту тему.

— Как интересно, — вежливо произнес Аллейн и закружил ее в сложной фигуре. Его почти раздражало, что она с легкостью подчинилась ему.

— Да, — произнесла она, подтверждая собственное заключение, — вы танцуете прекрасно. Это было очень приятно. Вернемся за столик?

Они подошли к ее мужу, который поцеловал ей руку и поглядел на нее, склонив голову набок. К ним присоединились Грант и Софи. Джованни спросил, не собираются ли они возвращаться в гостиницы, и, получив подтверждение, вызвал второго шофера.

Аллейн посмотрел им вслед и с покорностью, знакомой всем полицейским при исполнении обязанностей, подумал о предстоящем визите в «Логово Тони».

Он обнаружил, что слово «Логово» отсутствует в официальном названии. Оно было просто «Тони», и то не обозначено на фасаде. Джованни обменялся несколькими неслышными словами со швейцаром, и они вошли через кованые железные ворота в мощеный двор и поднялись на пятый этаж на лифте. У Джованни было по пятнадцать тысяч лир с каждого участника поездки. Он вручил всю сумму человеку, который смотрел на них через окошечко в стене. Затем изнутри открылась следующая дверь, и радости «Логова Тони» постепенно начали обнаруживаться.

Здесь было все и более того — достаточно изощренный ассортимент на все предсказуемые вкусы. Гостей проводили в совершенно темную комнату и усадили на бархатные диваны вдоль стен. Невозможно сказать, сколько там уже было народу, но во многих местах подрагивали красные угольки сигарет, и комната была полна дыма. Группа Джованни, по-видимому, прибыла последней. Кто-то с синим фонариком указал им места. Аллейн ухитрился сесть возле двери. Голос прошептал: «С травой, синьор?» — и при свете фонарика в коробке обнаружилась единственная сигарета. Аллейн взял ее. По временам люди в зальчике что-то бормотали и часто хихикали.

Поднесши к лицу фонарик, сам Тони объявил начало представления. Тони был гладкий мужчина в атласной рубашке в цветочек. Он проговорил по-итальянски и потом, спотыкаясь, по-английски. Название объявленного им действа было «Запретные радости».

Розовато-лиловый свет затопил середину зальчика, и представление началось.

Когда дело касалось полицейского расследования, Аллейн не был склонен к личным оценкам, но в рапорте, который он впоследствии подал, он назвал «Запретные радости» гнусностью, и, поскольку более подробного описания не потребовалось, он его и не стал делать.

Исполнители еще наяривали, когда он за бархатной портьерой нащупал дверную ручку и выскользнул из зальчика.

Швейцар, который впускал их, сидел в вестибюле на стуле, спиной к двери, крупный, грузный, угрюмый тип. Он нимало не удивился появлению Аллейна. Нетрудно было предположить, что у посетителей Тони не раз бунтовал желудок.

— Вы хотите уйти, синьор? — спросил он по-итальянски и указал на дверь. — Уходить? — добавил он на ломаном английском.

— Нет, — ответил Аллейн по-итальянски. — Благодарю, нет. Мне нужен синьор Мейлер. — Он посмотрел на свои дрожащие руки и засунул их в карманы.

Швейцар внимательно рассмотрел Аллейна и встал.

— Его нет, — сказал он.

Аллейн вынул руку из кармана брюк и рассеянно поглядел на банкноту в пятьдесят тысяч лир. Швейцар негромко прокашлялся.

— Сегодня вечером синьора Мейлера нет, к сожалению, — сказал он.

— Очень жаль, — продолжил Аллейн. — Я крайне удивлен. Мы договорились встретиться. У меня с ним был уговор: особая услуга. Вы меня поняли? — Он широко зевнул и достал носовой платок.

Швейцар, не сводя с него глаз, несколько мгновений помолчал.

— Вероятно, он задержался, — заговорил он. — Я могу сообщить о вашем деле синьору Тони, синьор. Я могу оказать вам эту особую услугу.

— Может, синьор Мейлер еще придет. Может, лучше его подождать. — Аллейн снова зевнул.

— Нет необходимости. Я могу устроить вам что угодно.

— Вы даже не знаете…

— Только скажите, синьор. Что угодно!

Швейцар попытался уточнить, но Аллейн изобразил беспокойство и неудовольствие.

— Все это очень хорошо, — сказал он. — Но я хочу видеть патрона. Это уговор.

Аллейн ожидал, что швейцар не согласится со словом «патрон», однако этого не произошло. Наоборот, он попытался подольститься к Аллейну, что-то сладко ему бормотал, уговаривал. Он видит, что у гостя неприятности, говорил он. Что ему нужно? Может быть, героин, кокаин? И все, что к ним полагается? Он может немедленно раздобыть что угодно, равно как уютный диванчик в отдельной комнате. Или, может быть, он предпочитает получить удовольствие у себя дома?

Через минуту-две Аллейну стало ясно, что швейцар торгует на свой страх и риск и не собирается идти к Тони за предлагаемым кокаином и героином. Может быть, он приворовывает из наличных запасов. Сам Аллейн продолжал изображать отключение. Пятидесятитысячная бумажка дрожала в его пальцах, он зевал, теребил кончик носа, вытирал платком шею и лоб. Он подчеркивал свое недоверие к швейцару. Откуда он знает, что тут будет высшее качество? У мистера Мейлера было лучшее, чистое, без примесей. Он не сомневался, что мистер Мейлер получает непосредственно с Ближнего Востока. А тут как может он быть уверен?..

Швейцар с готовностью заявил, что наркотики он даст из запасов мистера Мейлера. Разумеется, мистер Мейлер важный человек в их деле. В его голосе появилось нетерпение.

— Через минуту, синьор, будет поздно. Представление кончится. Верно, гости Тони перейдут в другие помещения к другим развлечениям. Но, откровенно говоря, синьор, они не получат того, что могу предоставить вам я.