Сьюзан Ховач - Таинственный берег Страница 33

— Где-нибудь, где мы сможем быть одни, — сказала она, — где-нибудь, где мы сможем разговаривать, не боясь, что кто-то услышит. Я будут ждать тебя на Флэт Рокс в десять.

Когда я согласился, она вошла в музыкальную комнату, а я остался один в холле. Так ясно помню эту сцену! Буквально через секунду проигрыватель замолк. В холле не горел свет, было полутемно, так как за окном уже опустились сумерки, и брошенный за ненадобностью на дубовом сундуке возле двери красный свитер Джона казался лужей крови.

Я вышел из дома. Спустился в бухту, какое-то время сидел и смотрел на море, а потом пошел обратно взять свитер, потому что здорово похолодало. Я двигался по дорожке вдоль обрыва и примерно через четверть часа уже ждал Софию у самой воды…

Макс помолчал. Прилив ревел на камнях.

— Какое-то время я ждал, но она, конечно, так и не пришла. Я услышал крик как раз тогда, когда уже начал беспокоиться. И хотя бежал изо всех сил, добравшись до нее, увидел, что она уже мертва.

Он опять замолчал, снял темные очки, и Сара впервые за все время разговора увидела его глаза.

— Бедная София, — медленно произнес он, — то, что случилось, — ужасно. Мне всегда ее очень жаль.

Глава четвертая

Джастин приехал в Сент-Ивс, когда часы на церкви возле гавани показывали три. Все улицы были забиты гуляющими, они вылезали даже на проезжую часть. Это делало езду на автомобиле рискованной. В Сент-Ивсе правили пешеходы, они диктовали свои порядки водителям, и машины еле ползли по узким улицам.

Вырвавшись наконец на простор автомобильной стоянки и заглушив двигатель, Джастин почувствовал облегчение. Он вышел из машины. Воздух был свежий, с привкусом соли, солнце грело восхитительно нежно. Когда Джастин поднимался по ступенькам вдоль городской стены, он наблюдал, как над рыбачьими лодками в гавани кружатся чайки. Белые домики, гроздью висевшие на склоне обрывистого полуострова под горячим летним небом, казались принесенными сюда из лазурного Средиземноморья.

Джастин поднимался по каменным ступеням, ведущим к верхней улице. А там была еще одна узкая мощенная булыжником улочка, ведущая вверх. Дверь под номером пять была голубого цвета, какие-то ползучие растения обвивали окна и сходились вместе над крыльцом.

Он позвонил.

Дверь открыла женщина. Она говорила с лондонским акцентом, была одета, как одеваются в Лондоне, а на тыльной стороне ее ладони был виден мазок краски.

— Можно видеть Еву? — неуверенно произнес Джастин, чувствуя, что вдруг стал нервничать.

— Да, да, вас ведь ждут, не так ли? Проходите. Она наверху — вторая дверь по правой стороне.

— Спасибо.

Холл был обильно украшен орнаментом по меди и латуни. Джастин крепко сжал рукой поручень лестничных перил и спокойно стал подниматься наверх, не задерживаясь и не оборачиваясь назад. Женщина наблюдала за ним. Он чувствовал, как ее глаза осматривают его с головы до ног, а сама она размышляет, кто он такой и что его может связывать с женщиной, которая ждет наверху. Но он не остановился, а в следующую секунду уже был на площадке и задержался, чтобы перевести дыхание. Ему внезапно стало очень жарко.

Вторая дверь по правой стороне была прямо перед ним. Он сделал шаг вперед и поднял руку, чтобы постучать.

— Войдите, — послышался голос из-за двери.

И Джастин внезапно вернулся в прошлое: маленький мальчик, который, увидев нетронутый ужин перед закрытой дверью, стучит, чтобы узнать, может ли он съесть еду, от которой она отказалась.

Он стоял неподвижно. Память напряженно работала.

— Входите, — опять позвала женщина, и в тот момент, когда он шевельнулся, чтобы повернуть дверную ручку, она уже открывала дверь.

Она его не узнала. Он уловил всплеск разочарования, затем — раздражения и почувствовал, что уши его заалели, а сам он в полной растерянности.

— Вы, наверное, пришли к кому-нибудь другому, — сказала она резко. — Кого вы ищете?

Он сглотнул, все вежливые и нужные слова были забыты. Джастин страшно паниковал и сам не мог понять, как он осмелился прийти. Он уставился на кончики ее туфель. На ней были белые сандалии, легкие и элегантные. Несмотря на свою растерянность, он отдавал себе отчет в том, что ее элегантная одежда была слишком стильной и хорошо сшитой для краткого двухдневного отдыха за пределами Лондона.

— Подождите минуту, — сказала она. — Я вас знаю.

Он откашлялся. Теперь уже он был настолько уверен в себе, что мог посмотреть ей в глаза. В ее голосе не было враждебности, только удивление, и он почувствовал себя лучше.

— Вы — Джастин, — сказала она вдруг.

Он кивнул.

Секунду она стояла не двигаясь, а потом открыла дверь шире и, повернувшись к нему спиной, вошла в комнату.

— Лучше вам войти, — бросила она через плечо.

Комната была маленькая, из окна открывался вид на крыши, а вдалеке виднелось сияющее над морем солнце.

— Ты не особенно похож на родителей, верно? — спросила она рассеянно, садясь на табуретку у сплошь заставленного туалетного столика и отряхивая пепел в сувенирную пепельницу. — Я едва тебя узнала. Ты так сильно похудел.

Джастин осторожно улыбнулся. Присев на краешке кровати, он немного расслабился.

— Ну, хорошо, — сказала она наконец. — Зачем ты приехал? Ты мне привез записку от отца?

— Нет, — сказал он. — Отец не знает, что вы здесь. Ваша записка по ошибке попала ко мне, и я ему ее не показал. Я не видел причины, зачем вам беспокоить моего отца, когда у него более или менее медовый месяц.

Ева была задета. Когда она резко повернулась к нему, в ее глазах он увидел ярость.

— В какую же, черт возьми, игру ты играешь? — холодно спросила она.

Робости как не бывало. Он с вызовом посмотрел на нее.

— Вы хотели поговорить о том, что произошло в Клуги десять лет назад. Вы хотели поговорить о Максе.

— С твоим отцом, а не с тобой.

— Я знаю больше, чем вы думаете.

Она скептически улыбнулась.

— Как ты можешь что-то знать? — спросила она. — Ты же был тогда ребенком и не мог понимать, что происходит. Так что же ты можешь знать?

— Я видел, как умерла моя мать, — сказал он и заметил, что Ева смотрит на него широко раскрытыми глазами. — Я видел все, вы понимаете? Я шел за убийцей по дорожке вдоль обрыва той ночью и видел, как он столкнул мою мать с дорожки вниз, толкнул ее на смерть.

Вскоре после пяти Сара пошла к дому посмотреть, не вернулся ли Джон. Александер остался в бухте. У подъездной дорожки рядом с серебристо-серым «роллс-ройсом» Макса стоял голубой «хилмен». «Интересно, кто бы это мог быть?» — подумала она, входя в прохладный, кажущийся темным после блистающей яркости раннего вечера холл. Задержавшись на минуту у зеркала, чтобы привести в порядок волосы, она вошла в гостиную.