Мэри Брэддон - Победа Элинор Страница 34

Она получила следующее письмо от мистрис Дэррелль:

Гэзльуд, апреля 3, 1855

«Милостивая Государыня,

так как девице ваших лет было бы неприлично ехать одной, я позаботилась отстранить это неудобство.

Друг мой мистер Монктон был так добр, что обещал встретить вас в комнате для пассажиров первого класса на станции Западной железной дороги в три часа в понедельник. Он завезет вас ко мне в своем экипаже, возвращаясь домой.

остаюсь, милостивая государыня, преданная вам —

Элиза Пичирилло имела в понедельник более уроков, чем во все другие дни недели. Она ушла сейчас после утреннего чая к своим ученицам, Ричард приготовлял декорацию для новой пьесы, так что бедная Элинор была принуждена одна отправляться на станцию и встретиться с незнакомцем, который был назначен проводить ее в Гэзльуд.

Когда настало время прощаться со старым другом, Элинор совсем растерялась. Она ухватилась за синьору и заплакала в первый раз.

— Я не могу уезжать от вас, — жалобно рыдала она, — я не могу расстаться с вами!

— Но, душечка, — нежно отвечала учительница музыки, — если точно вы не желаете уезжать…

— Нет, нет, не то, я чувствую, что я должна ехать…

— И я также, милая моя. Я думаю, что вы сделали бы очень дурно, отказавшись от этого места. Но, Нелли, моя возлюбленная, помните, что это только проба. Может быть, вы не будете счастливы в Гэзльуде, в таком случае вспомните, что у вас всегда есть дом здесь, что когда бы вы ни приехали сюда, вас всегда примут с любовью, и что друзья, которых вы оставляете здесь, друзья такие, которых ничто на свете не может удалить от вас, Помните это, Элинор.

— Да-да, милая, милая сииьора.

— Если бы я мог проводить ее до станции, я не так бы горевал, — уныло шептал Ричард, — но законы Спэвина и Кромшоу, законы драконовские. Если я не закончу сегодня швейцарской хижины и освещенных луною альпийских вершин, новая пьеса не может быть дана в понедельник.

Таким образом, бедная Элинор отправилась на станцию одна. На станции принял ее вежливый носильщик, взяв на себя заботу о ее поклаже, между тем как она пошла в залу отыскивать незнакомца, который должен был провожать ее.

В ней так же мало было кокетства, как два года тому назад, когда она ехала одна в Париж, и она была готова принять услуги этого незнакомца гак же чистосердечно, как приняла покровительство пожилого человека, который предложил ей свои услуги в то время.

Но как могла она узнать этого незнакомца? Она не могла подходить к каждому мужчине в зале и спрашивать его: не он ли мистер Монктон.

Почти всегда Элинор приходилось ездить во второклассных вагонах и ждать во второклассных залах, поэтому она несколько робко остановилась на пороге этой большой залы, устланной ковром, и несколько тревожно взглянула на сидевших в этой великолепной комнате. Около камина сидели дамы, а трое мужчин стояли в разных углах комнаты. Один был низенького роста с седыми волосами и красным лицом, другой был очень молод и очень белокур, третий был высокий мужчина лет сорока, с коротко обстриженными черными волосами и с массивной головой, с лицом, которое, может быть, нельзя было назвать красивым, но на которое нельзя было не обратить внимания.

Этот высокий мужчина стоял у окна и читал газету. Он поднял глаза, когда Элинор отворила дверь.

— Желала бы я знать, который из них Монктон, — думала она. — Надеюсь, что не этот вертлявый молодой человек с рыжими волосами.

Пока она нерешительно стояла на пороге, не зная что ей делать — она не подозревала, какой хорошенькой казалась она в этой робкой позе — высокий мужчина бросил газету на диван и через всю комнату прошел к тому месту, где она стояла.

— Мисс Винсент, я полагаю? — сказал он.

Элинор покраснела при звуке этого чужого имени, а потом склонила голову в ответ на вопрос. Она не могла сказать «да». Она не могла тотчас произнести эту неприятную ложь.

— Я Монктон, друг и поверенный в делах мистрис Дэррелль, — спокойно сказал этот джентльмен, — и буду очепь рад выполнить обязанность, которую она возложила на меня. Мы успели вовремя, мисс Винсент. Я знаю, что молодые девицы вообще очень аккуратны в этих случаях, и приехал рано для того, чтобы встретить вас.

Элинор ничего не отвечала. Она украдкой глядела на лицо друга и поверенного мистрис Дэррелль, доброго и умного поверенного — так показалось мисс Вэн, потому что лицо, пепоразительно красивое, носило в каждой черте отпечаток трех качеств: доброты, ума и силы.

«Я уверена, что он очень добр, — думала Элинор. — Но мне не хотелось бы оскорбить его ни за что на свете, потому что хотя теперь он смотрит ласково, я знаю, что он должен быть ужасен, когда рассердится».

Элинор почти со страхом глядела на резко очерченные черные брови, думая, какой грозный мрак должен покрывать массивное лицо, когда эти брови нахмурятся над серьезными карими глазами — серьезными, но с огнем, сверкавшим из рис спокойной глубины.

Девушка все это думала, стоя возле незнакомца у окна. Уже мрак ее новой жизни был рассеян этой замечательной фигурой, смело ставшей на пороге этой новой жизни. Уже Элинор начала интересоваться новыми людьми.

«Оп совсем не похож на нотариуса, — думала она. — Я воображала, что нотариусы всегда старики и что у них всегда синие сумки с бумагами. Люди, приезжавшие в Челси к папа, всегда были пренеприятные и вечно привозили с собой какие-то бумаги».

Монктон задумчиво смотрел на девушку, стоявшую возле пего. В натуре этого человека, под суровой деловой наружностью, которую он показывал свету, таилась безмолвная поэзия и проблески художественного чувства. Он испытывал спокойное удовольствие, смотря на юную красоту Элинор. Может быть, главное очарование ее составляли ее юность и почти детская невинность. Лицо ее было красоты не совсем обыкновенной: орлиный нос, серые глаза и твердо обрисованный рот имели какой-то царственный вид, который очень редко можно видеть, но юность души, сиявшей в чистых глазах, была очевидна в каждом взгляде, в каждой перемене физиономии.

— Вы хорошо знаете Беркшир, мисс Винсент? — вдруг спросил Монктон.

— О нет, я никогда там не была.

— Вы очень молоды и, наверно, никогда еще не оставляли дома? — спросил Монктон.

Он удивлялся, что ни родственники, ни друзья не проводили девушку на станцию.

— Я была в пансионе, — отвечала Элинор, — но на место поступаю в первый раз.

— Я так и думал. Вашим родителям, должно быть, очень грустно расстаться с вами?