Татьяна Полякова - Сжигая за собой мосты Страница 35

У нее были соседи, обычная семья. Не думаю даже, что они особенно дружили. И вдруг их сын заболел. Очень серьезно. Ему необходима была операция, но в нашей стране их не делали. Кто-то сказал матери, что подобные операции делают в Германии. В то время выехать из страны было не так просто, необходимо получить разрешение и прочее… Но главная проблема была в другом, операция стоила больших денег, у родителей ребенка их, естественно, не оказалось. Твоя бабуля приняла в его судьбе самое горячее участие. В один прекрасный день она куда-то уехала, никому ничего не сказав. А когда вернулась, принесла мне бриллиант. Редкой красоты, надо сказать. Попросила продать его. Я выполнил ее просьбу, а она отдала деньги родителям ребенка.

– Операцию сделали? – спросила я.

– На все бюрократические препоны ушло очень много времени, мальчик умер в Германии еще до операции.

– Бабка сказала, откуда у нее бриллиант?

– Нет, – помедлив, ответил Уманский. – Впрочем, я не спрашивал.

– Почему?

– Видишь ли, люди моего поколения пережили непростые времена, далеко не обо всем принято было спрашивать. Я был уверен, что камень – фамильная реликвия.

Тогда я не знал, что твоя бабушка… в общем, я считал, что она из благородных, как говорили в старину. Такая мысль приходила в голову не только мне, многие ее знакомые так считали. Потом времена изменились, твой отец развелся с твоей матерью, вернулся в наш город и решил заняться бизнесом. Ему понадобились деньги, и вот тогда твоя бабка вновь обратилась ко мне. Принесла несколько камней.

– И вы опять не задали ей вопросов? – усмехнулась я.

– Не задал. Хотя уже был хорошо знаком с ней и знал кое-что в ее биографии… Но, как я уже сказал, в прежние времена многие предпочитали помалкивать о своем происхождении. Но однажды я изменил своим правилам и задал ей вопрос, который меня интересовал. И этому была веская причина.

– Что ответила бабка?

– Ничего, – развел он руками. – Она категорически отказалась что-либо объяснять. Я настаивал, мы поссорились и почти год не разговаривали.

– Вы сказали, у вас была причина проявить любопытство?

– Да. Была. Сейчас ты все поймешь.

Он поднялся, подошел к секретеру и стал что-то искать в ящике, стоя ко мне спиной и продолжая рассказ:

– В то время у твоего отца возникли финансовые трудности, серьезные. Его мать решила ему помочь, оттого и обратилась ко мне. Она принесла колье, редкой красоты камни, работа настоящего мастера. Такие вещи встречаются не часто. Произведение искусства. Разумеется, продать такой шедевр непросто, за настоящие деньги, я имею в виду. У меня много знакомых за границей, с которыми я вел дела, к одному из них я и обратился. Он живет в Израиле. – Уманский вернулся за стол, держа в руках два листа бумаги, исписанных мелким почерком. – Я переслал ему фотографию колье с его подробным описанием и вскоре получил от него письмо. Вот оно. – Старик протянул мне листы бумаги. – Прочитай.

С некоторой робостью я взяла письмо в руки и стала читать.

«Дорогой Геннадий. Рад был получить от тебя весточку, ты знаешь, я всегда готов тебе помочь, считая тебя своим другом. Думаю, и ты обо мне того же мнения. Это позволяет обратиться к тебе с просьбой, которая вряд ли покажется тебе нескромной, когда ты поймешь, в чем дело. Не помню, говорил ли я тебе, что наша семья до конца тридцатых годов жила в Вильнюсе, тогда этот город называли Вильно. Мой отец был сыном потомственного ювелира, владельцем нескольких магазинов в Вильно и других городах. «Штайн и сыновья» – фирма старая, хорошо себя зарекомендовавшая, впрочем, об этом ты, конечно, знаешь. После смерти деда его дело унаследовали сыновья – мой отец и его старший брат. О нем, точнее, о его семье, и пойдет речь. Не удивляйся, прошу тебя, и дочитай мое письмо до конца. У моего дяди было две дочери, старшую звали Анна Штайн. В начале тридцатых она училась в Германии, у нее был большой художественный талант, она мечтала стать художницей. Отец ее в этом поддерживал. В Германии Анна познакомилась с немцем по имени Ральф Вернер. Не помню точно, но, кажется, он родился в Риге, был из очень хорошей обеспеченной семьи, воспитанный молодой человек, учился в Германии в университете. Они полюбили друг друга, и он сделал ей предложение. Моя семья не стала возражать против этого брака, дядя очень любил свою дочь и желал ей счастья. День свадьбы был назначен, и к этому торжественному дню мой дядя решил сделать подарок дочери, он работал над ним больше года. Колье с рубинами и бриллиантами. Ты, наверное, уже понял: это то самое колье, фотографию которого я получил от тебя. Мой отец очень стар, но он не сомневается, это колье сделал его брат, конечно, стопроцентной уверенности быть не может, пока мы имеем дело с фотографией, и все же я склонен ему верить. У старика до сих пор прекрасная память. Но дело, собственно, не в этом. Свадьбе не суждено было состояться. В Германии начались известные события, и жених отказался от своих намерений, не пожелав связать судьбу с еврейкой. Анна вернулась в Вильно, она очень страдала, особенно когда узнала, что Вернер женился на богатой немке. Я думаю, она любила этого человека. Возможно, и он любил ее, хотя с таким же успехом он мог быть охотником за приданым. До нас доходили слухи о том, что он связался с фашистами и сделал неплохую карьеру, стал офицером СС. Все это только усугубило страдания моей несчастной сестры. Перед самой войной отец решил уехать в Палестину, в тот момент уже было ясно, чем может обернуться для нас желание остаться на Родине, но его брат ехать отказался. Он верил в немецкую культуру и немецкую нацию. Рассказы о событиях в Германии в то время многим казались небылицами. Путь в Палестину был долгим и трудным, и на новом месте нам поначалу жилось нелегко, но мы остались живы, так что нам всем следует благодарить бога за то, что он внушил эту мысль отцу. Семья его брата осталась в Вильно. Все остальное мы знаем по рассказам немногочисленных свидетелей. Незадолго до прихода русских дядя все-таки решил уехать, но теперь сделать это оказалось еще труднее. Вдруг тяжело заболела младшая дочь, отъезд пришлось отложить. Потом город заняли немцы. Что пришлось испытать евреям, оказавшимся на оккупированной территории, рассказывать тебе не надо. Мы не имели с семьей дяди никакой связи, однако после войны нам удалось разыскать женщину, которая до войны работала в нашем магазине. Так вот она рассказала, что дядя с семьей все-таки покинул город и помог им в этом тот самый Ральф Вернер. Он оказался в Вильно и разыскал свою бывшую невесту. С этого момента их следы окончательно теряются, удалось кому-нибудь спастись или нет, неизвестно, но совершенно точно: в вильнюсском гетто их не было. Возможно, этот немец действительно любил сестру и оказался порядочным человеком, помог семье бежать из города. Но что было с ними дальше? Теперь ты понимаешь, дорогой Геннадий, какие чувства мы все испытали, получив эту фотографию. Конечно, мы не надеемся через столько лет найти кого-то из членов семьи дяди. Будь они живы, изыскали бы возможность связаться с нами, хотя и в этом я не уверен. Но мы были бы благодарны за любые сведения об их судьбе. Конечно, дядя мог продать колье еще до оккупации, но, как я уже сказал, любые сведения для нас важны, потому очень прошу тебя дать нам возможность связаться с человеком, который попросил тебя продать колье. Если же это по какой-то причине невозможно, надеюсь, что ты не откажешься сам поговорить с ним, вдруг ему что-то известно о ювелире Штайне из Вильно и двух его дочерях? Очень на тебя рассчитываю. Мой старый отец надеется перед смертью получить весточку о своем брате. Заранее тебе благодарен».