Елена Арсеньева - Чаровница для мужа Страница 35

Ишь ты, а он, оказывается, знал, как нужно обращаться с китайским переизбыточным населением, которое ринулось из Поднебесной на заработки в город Ха!

– Чиво нада? — немедленно послышался испуганный гнусавый голос. — Регистрася еси. Милися ни нада! Нехоросо милися!

– Капитана, твоя моя не понимай, мало-мало домой ходи, — пробормотала Алена, кажется, из «Дерсу Узала», а может быть, и нет, и снова крикнула: — Эй, откройте, отдайте нашего котенка!

– Нету кота, нету кота, — забухтел китаец за дверью. — Собаськи нету, кота нету!

– Он его уже съел! — взвизгнула Верочка на таком пределе пронзительности, что нервы у Терехова не выдержали. Он снова бабахнул в дверь кулаком и одновременно с размаху шибанул ногой.

Раздался треск. Китаец заверещал чуть ли не громче Верочки.

– Что здесь происходит?! — раздался за спиной возмущенный громкий голос.

Алена обернулась.

Высокая плотная женщина появилась на пороге подъезда. Она вошла — и, словно споткнувшись, замерла в тени около двери.

– Беля, спасай меня! — заблажил китаеза, услышавший знакомый голос. И Алене показалось, что она уже видела эти широкие плечи, эту манеру стоять чуть набычась… — Беля, помогай!

В голосе его звучала отчаянная надежда, однако незнакомка со странным именем «Беля» его надежды обманула. Она мгновение помедлила, грозно нагнув голову и вглядываясь в людей, стоявших под лампочкой, а потом вдруг, тихо ахнув, развернулась и выскочила вон.

– Что такое? — угрожающе обернулся Терехов. — Кто там?

Бели и след простыл.

– Ага! — радостно вскричала Алена. — Сообщница твоя сбежала. Немедленно открывай!

– Лана, лана, — заверещал китаец. — Только милися ни нада, ни нада…

Заворочался ключ в замке, стукнул засов.

– Ишь ты, — зло проворчал Терехов, — забаррикадировался-то как!

Дверь начала нерешительно приоткрываться, но он схватился за ручку и рванул ее так, что незадачливый хозяин не смог удержаться и вылетел на площадку. Наткнулся на Терехова, взвизгнул испуганно — и ринулся из подъезда. А вслед за ним…

А вслед за ним ринулись вон несколько собак и кошек. Вид у них был дикий, обезумевший, оголодавший. Собаки лаяли, кошки мяукали. Все умчались прочь быстрее ветра, однако Алена успела разглядеть, что это не дворняжки или помойные кошки. Доберман, мопс, кокер-спаниель, такса, парочка сиамских кошек и два или три «перса» разного колера, еще какой-то черно-белый пятнистый пес и серенький котенок.

– Тиша! — закричала Верочка. — Тишенька мой!

Серенький котенок кинулся к ней, повис на рукаве, мигом вскарабкался на плечо, переполз под распахнутую куртку и прижался к девочке, спрятавшись под полу.

Алена даже всхлипнула, честное слово!

Света с Верочкой вообще рыдали.

– Н-да, — сказал Терехов, глядя вслед китайцу. — Ну и делищи, а? Оставайтесь здесь, — скомандовал он, повернувшись к плачущим женщинам. — Я посмотрю, что там и как, в квартире. За мной не ходите, мало ли что…

Впрочем, никто и не изъявлял такого желания. Света и Верочка целовали своего ненаглядного Тишу, а Алена удивленно разглядывала черно-белого пса, который сбежал было в числе прочих, но внезапно бочком-бочком снова заполз в подъезд и уставился на нее.

Вообще-то, хоть он и был ужасно грязен, его правильней следовало бы назвать бело-черным. Алена слабо разбиралась в породах собак, но это, кажется, был далматинец. На его красивой морде застыло странное выражение… ну вот честное слово, такое выражение можно было определить как растерянность и надежду.

– Привет, — сказала Алена хрипло, потому что у нее снова запершило в горле и слезы подкатили к глазам. Собаки… ну до чего они трогательные со своим беззащитным, доверчивым взглядом! — Мы знакомы?

На самом деле у нее не было в городе Ха ни единого знакомого далматинца. Вне города Ха тоже не было. Строго говоря, общение ее с этой породой собак ограничивалось просмотром классного мультика «101 далматинец».

Пес промолчал и подошел к ней ближе. Черный влажный нос его подрагивал. И внимание далматинца было явно обращено к карману Алениной куртки.

– Слушай, у меня, к сожалению, ничего нет, — покаянно призналась она. — Никакой ни печенюшки, ни конфетки. Девочки, у вас ничего не найдется?

Света с Верочкой оторвались от лобызанья Тиши и пошарили по карманам. У Верочки нашлась конфета, причем шоколадная! Однако далматинец к ней даже не повернулся, а продолжал тыкаться мордой в Аленин карман, нетерпеливо заглядывая ей в глаза.

– Да нет здесь ничего, — сказала она, шаря в кармане. — Вот платок, вот зеркальце, вот перчатка.

И осеклась. Это была не ее перчатка. Она носила кожаные, и обе они были сейчас засунуты в правый карман, а в левом лежала замшевая.

Фу ты, да ведь там же Александринина перчатка, Алена про нее совершенно забыла.

При виде перчатки с псом произошло чудесное превращение. Глаза его засияли, он начал прыгать, носиться по подъезду, вырвал перчатку из Алениных рук, зажал ее в зубах и мотал головой от счастья.

И тут писательница поняла наконец, какое приключилось чудо…

– Боже ты мой, — недоверчиво сказала она. — Собакевич?! Это ты?!

Пес подскочил на всех четырех лапах и припал к ее ногам, словно признавая ее безоговорочное право обращаться к нему запросто, по имени.

– Просто фантастика, — пробормотала Алена, глядя на Свету с Верочкой и на Терехова, который как раз появился на пороге. — Это собака моей подруги! Несколько дней назад пропала. В смысле собака, а не подруга. А подруга — та самая зам редактора губернской молодежки — вообще все глаза выплакала. И вдруг… он учуял запах ее перчатки, вы представляете?! Нет, я сейчас немедленно позвоню Александрине, чтобы приехала, забрала своего Собакевича. Она умрет от счастья!

– Зачем же ей здесь умирать? Зачем в эту грязь приезжать? — сказал Терехов, прикрывая за собой дверь. — Я вас охотно отвезу вместе с собакой к вашей подруге.

– Спасибо, — радостно согласилась Алена, донельзя счастливая за Александрину. — А там что? — кивнула она на дверь.

– Обыкновенный китайский шалман, — равнодушно ответил Терехов. — Грязища, ничего интересного. Ну что, двигаем отсюда?

И все радостно двинули, причем Тиша мурлыкал так, что слышно было за километр, а далматинец не выпускал из пасти перчатку хозяйки.

Правда, идиллия встречи и радость за подругу с Собакевичем несколько умерялась в душе Алены опасением, что Терехов запросто может потребовать за доставку некий гонорар, причем отнюдь не во всемирном эквиваленте. Да уж лучше бы во всемирном, честное слово! Положа руку на сердце, она не видела никаких оснований для того, чтобы не закрутить с ним скоропалительный романчик. Никаких… кроме непонятных ощущений, которые заставляют ее держаться по отношению к этому мужчине, во всех отношениях привлекательному, настороженно. Вот в самой его привлекательности, пожалуй, все и дело. Слишком опасно привязаться к нему всерьез. Когда начинаешь морочить голову какому-нибудь юнцу, одновременно заморочиваясь от него сама, прекрасно понимаешь, что эта лав стори априори ненадолго, что с судьбою не порвется нить, от разбитого сердца вы оба не умрете, что, вспыхнув и чуточку попылав, ты будешь по мере сил своих стараться пламень этот погасить, чтобы уйти без потерь… Хватит, один раз испила чашу вселенских страстей с молодым возлюбленным — до смерти хватит, теперь всякий мужчина для Алены Дмитриевой всего лишь любовник, но не возлюбленный! Ну вот, с молодежью все понятно, раз-два и пошли на фиг, а Терехов как раз тот мужчина, к которому может очень крепко привязаться одинокое сердце женщины, которая, в принципе, считает себя противницей брачной жизни, но, как всякая нормальная баба, не может не понимать ее безусловных прелестей, тем паче когда оная женщина пребывает в постбальзаковском возрасте… То, что у Терехова кто-то есть, ежу понятно. Эти звонки… нет, не столько звонки, а та нервозность, с которой он их воспринимает… Если это так ранит Алену, значит, он ей нравится. А если ей все же нравится этот мужчина (чужой, заметьте себе!), значит, от него нужно держаться подальше — во избежание ненужного кровопролития. Сердечного, понятное дело.