Иден Дороти - Жемчужная нить Страница 35

Крессида представила, как, сойдя на своей станции, будет искать взглядом рыжую голову и серьезное лицо Тома, и вдруг вспомнила, что не позвонила ему и не сообщила о своем приезде.

У нее еще оставалось время сделать это. Телефонная будка пахнула на нее прокуренным воздухом. Крессида почувствовала, что у нее закружилась голова, совсем как когда она сидела взаперти в затхлом пространстве шкафа среди платьев Люси. Люси… Ее загадочная история, притворная теплота Арабии, странным образом обернувшаяся ненавистью… Вежливый настойчивый голос мистера Маллинза, уверявшего, что старая леди вполне благоразумна и здорова… Запах красных роз… Жемчужная нить на туалетном столике… Джереми сказал…

Джереми! Он пригласил меня сегодня на ужин, а я даже не оставила ему записки. О, как это невоспитанно! Надо вернуться и извиниться. Да, да, конечно, я должна вернуться в Дом Дракона. Туда, где, прижавшись к оконному стеклу, Арабиа с детской тоской наблюдала за моим отъездом; туда, где в уютном подвале, пахнущем красками, Джереми и Мимоза; туда, где тень Люси, запах ее духов, позабытые песни… Как можно было поддаться панике и убежать от всего этого?

Так и не воспользовавшись телефоном, Крессида решительно вышла из будки и направилась на стоянку такси.

У Дома Дракона она расплатилась с шофером и храбро поднялась по ступеням парадного входа. Дверь оказалась незапертой, холл заливал свет, и ни одной живой души. Ноги сами понесли Крессиду к комнатам Арабии. Она резко постучала.

— Кто это? — донесся шепот.

— Это я, Крессида. Я вернулась. Пожалуйста, позвольте мне войти.

Дверь медленно отворилась. Недоверие на горестном, постаревшем, осунувшемся лице Арабии сменилось неподдельной радостью:

— Моя дорогая девочка! Мое дорогое любимое дитя! — Сухие старческие руки протянулись к Крессиде и втащили ее внутрь. Только заперев дверь на ключ, старая леди, потеряв самообладание, прильнула к Крессиде.

— Успокойтесь, дорогая, успокойтесь. — Крессида утешала ее, как ребенка. — Я вернулась и не собираюсь уезжать.

— Вы не должны были возвращаться, — вдруг резко сказала Арабиа. — Вы очень глупо поступили. Это слишком опасно.

Крессида погладила ее по плечу.

— Я очень беспокоилась за вас и потому вернулась.

Глаза Арабии широко раскрылись, лицо порозовело. Перед Крессидой вновь стояла та пожилая дама, которая пленила ее своим очарованием.

— О, дорогая, как я счастлива!

Ни слова об инциденте со шкафом. Крессида решила попробовать поговорить об этом позже, пора расставить все точки над i. Но только надо подождать, когда Арабиа придет в себя и к ней вернется обычная самоуверенность.

Мисс Глори принесла чай и помогла Крессиде привести в порядок комнату. Они собрали диванные подушки, расставили стулья, водворили на место кое-какие безделушки. Ахмет невозмутимо наблюдал за их стараниями, негромко бормоча и приглаживая перья. Как жаль, что попугай не может ничего рассказать, подумала Крессида. Возможно, он один во всем доме, кроме, конечно, Арабии, знает правду.

— Зачем вы вернулись? — спросила мисс Глори свистящим шепотом. — Вы что, с ума сошли?

Крессида удивилась безжизненности ее глаз и нездоровой желтизне лица. Что случилось за время моего отсутствия, что заставило старую деву так измениться? Очевидно, виной всему ветреный мистер Моретти.

Не дожидаясь, пока Крессида объяснит причину своего возвращения, мисс Глори прошептала:

— Но наш друг художник будет очень рад. Он рвал на себе волосы от отчаяния и готов был мчаться в Паддингтон, услышав, что вы уехали. Осмелюсь заметить, его интерес к вам отнюдь не праздный. Любовь! Поверьте мне, деточка, это не что иное, как западня и иллюзия. Миссис Болтон, поскольку Крессида вернулась, я могу быть свободна?

— Нет, вы должны сделать кое-что еще. Как обычно. Я не могу рисковать жизнью этой девушки, — остановила ее Арабиа.

— Ха! — презрительно усмехнулась мисс Глори. — До сих пор она ходила по острию ножа, и вас это не заботило. Ну что ж, рискну еще раз своей не столь драгоценной для вас шкурой. У нее навязчивая идея, объяснила мисс Глори Крессиде, — что ее хотят отравить.

Крессида подумала, что подозрительность, не свойственная Арабии, и развившаяся вдруг мания преследования — единственные свидетельства ее нездорового состояния. Заметив напряженный взгляд Арабии, наблюдающей, как мисс Глори деликатно пригубила чай, попробовала омлет и кусочек тоста, Крессида укрепилась в мысли, что состояние психики старой леди вызывает серьезные опасения.

— Ну вот, я жива и прекрасно себя чувствую, — с ноткой злорадства сообщила мисс Глори, закончив дегустацию.

— Благодарю вас, Глория, вы храбры и великодушны. Пожалуйста, принесите омлет и чашку чая для мисс Баркли, ей необходимо подкрепиться. Кстати, Крессида, имейте в виду, сегодня придет мой адвокат. Я намерена дать указания об изменении завещания, и завтра он принесет новый вариант на подпись.

— Арабиа…

— Не возражайте, дорогая. Я была потрясена, когда вы сказали, что уезжаете, но даже тогда я не собиралась отказываться от своего плана. И больше ни слова об этом. Давайте пить чай и веселиться. Боже, как прекрасно снова обрести счастье!

Когда они выпили чай, Крессида сказала, что ей нужно спуститься вниз, к Джереми, и извиниться, что она не сможет поужинать с ним сегодня. Арабиа вцепилась в руку Крессиды. Страх снова исказил ее лицо.

— Только ненадолго, дорогая. Не оставляйте меня надолго одну.

Крессида заверила ее, что скоро вернется, и ринулась вниз по лестнице. Она молила Бога, чтобы никто ее не увидел, но от вездесущего Даусона скрыться не удалось.

— Ба, кого я вижу! Мисс Баркли вернулась! — воскликнул он.

— Я кое-что забыла, — ответила Крессида насколько могла высокомерно.

— Добро пожаловать в осиное гнездо! Мама опять будет плохо спать ночами.

Крессида понимала, что должна быть благодарна семейству Стенхоп за беспокойство о ее благополучии, но ей претила их манера совать нос в чужие дела.

— Пусть миссис Стенхоп спит спокойно, — сказала она холодно. — Я вполне способна позаботиться о себе.

Но Крессида, конечно, преувеличивала. Не приди на помощь Винсент Моретти, она бы наверняка потеряла сознание, а может, и задохнулась. Но мысль о Даусоне и его шепчущей, назойливо-любопытной матери вызывала желание сбежать подальше от их навязчивой бдительности.

Слава Богу, дверь в квартиру Джереми была открыта. Стараясь унять сердцебиение, Крессида вошла.

— А вот и я.

Джереми стоял посреди комнаты в плаще, а на его волосах блестели капли дождя. Мимоза терлась у его ног, требуя внимания. Но Джереми, казалось, не замечал свою любимицу. И только извиняющийся голос Крессиды заставил его очнуться. Он вскинул голову, мрачность начала исчезать с его лица, а глаза заискрились радостью.