Ингрид Нолль - Воронье Страница 35

– Жан-Поль, когда-нибудь ты получишь точно такую же сумму, что я передала твоему брату. Обещаю. Но с недавних пор я знаю, что это было большой моей ошибкой. И поэтому вы хоть мозоли на языках себе натрите, но из отцовского наследства не получите пока ни цента.

Поль хотел было ответить, что вовсе не она решает, сколько должны получить они с братом, а закон, но мать продолжила, не дав ему возможности открыть рот:

– Это не пошло бы вам на пользу. Один стал бы бездельничать, другой спустил бы все деньги в казино.

Поль насторожился и потребовал объяснений. Часто прерываясь, чтобы помассировать виски, мать сообщила, что сегодня она случайно встретила школьного товарища Ахима.

– Помнишь Симона? Мальчиком он часто у нас бывал. Сейчас он работает крупье в казино в Висбадене. Он прочел некролог, объявление о похоронах и подошел выразить соболезнования. По старой дружбе ему хотелось также меня предостеречь от напрасных инвестиций, потому что Ахим – постоянный клиент их казино. Сложив два и два, я многое поняла. Очень может быть, что пропавшие драгоценности…

Поль вспомнил, как Ахим вернулся домой среди ночи в смокинге, видимо, прямо из казино. Тем не менее он попытался успокоить мать.

– Бедная мамочка, – с теплотой в голосе сказал он. – Ты все же напрасно так волнуешься. Тебе нужно хорошенько отдохнуть. К сожалению, с понедельника мне надо выходить на работу, но как-нибудь мы подробно поговорим обо всех проблемах, и ты увидишь, что многие из них растают в воздухе.

Но у Хелены еще не прошел обличительный порыв, поэтому Полю тоже досталось на орехи.

– В каком воздухе? Скорее уж можно говорить о ядовитом газе! И если я еще раз услышу от тебя слово «пахота», мое терпение лопнет! У Аннетты сломана рука, а ты не можешь даже сам повесить пиджак в шкаф или отнести на кухню чашку. Будь честен, Жан-Поль!

– Мама, просто ты нас немного разбаловала, – попытался защититься Поль, но в итоге окончательно потерял ее расположение.

– Конечно, опять я во всем виновата, – с горечью ответила мать. – Вот так всегда. Матери всегда в ответе за то, что получилось из их детей. Мы не так любим, не так воспитываем.

В первый раз после смерти отца она позволила себе выпустить пар.

Поль снова завел машину и включил радио. Остаток пути звучал только лирический баритон, и они доехали до темного дома под песню Шуберта. Машины Ахима перед домом не был о, Аннетта, видимо, уже легла. К своему удивлению, Поль заснул быстро, потому что снова начал накрапывать дождь. В пятницу он проснулся с трудом, так хорошо убаюкала его музыка дождя.

Ровно в одиннадцать все члены семьи и гости собрались на траурную литургию. В кладбищенской капелле большинство присутствующих были заняты своими зонтами, с которых стекала вода, поэтому никто не обратил особого внимания на смокинги Поля и Ахима, на песочный плащ Аннетты и оливковый Саскии, на строгие черные костюмы Хелены и тети и на промокшие насквозь плащи остальных. Многие просто не пришли.

Во время службы Аннетта боролась со слезами. Она вспомнила похороны родителей, где в последний раз слышала слова священника: «Да обратит Господь лицо Свое на тебя и даст тебе мир».[14]

Когда зазвучал орган, Аннетта не выдержала, и ей пришлось громко высморкаться. Вдова и сыновья не давали волю своим чувствам. Плакали только тетя Лило и еще несколько пожилых матрон.

Когда они уже стояли у открытого гроба, Аннетта услышала, как две женщины шушукались рядом:

– Ты мне расскажешь еще раз, как печь тот твой пирог, а то я потеряла рецепт?

– Хватит шептаться, святой отец уже на нас такими глазами смотрит…

Именно на погребении родителей у Аннетты в последний раз случился приступ хохота, в этот раз произошло то же самое. Не помогли ни угрожающие жесты свекрови, ни каменное лицо Поля, ни недоверчивое покачивание головой тети Лило. К счастью, Ахим обнял ее за плечи и увел с линии огня.

Издалека донеслось финальное «Идите с миром». Аннетта опустилась на мокрую скамейку и вытащила носовой платок, чтобы справиться с очередным потоком слез. Ахим раскрыл старомодный зонт покойного и тоже вытер глаза.

Аннетта заметила, что радужная оболочка деверя с красным ободком – такие глаза она видела у многих голубей. Восхищение этим интересным феноменом оттеснило на второй план ее противоречивые чувства к Адонису с головой Януса.

– Вообще-то люди плачут не столько из-за покойника, сколько от жалости к себе, – сказала Аннетта. – Хорошо помню, как хоронили моих родителей, и сейчас во мне всплыли те же чувства, что испытывала тогда.

Ахим наклонился к ней ближе:

– Когда мне было пять лет, умерла наша бабушка. Нам с Полем тоже пришлось пойти на похороны. Мы не слишком горевали, скорее, восприняли церемонию как представление в кукольном театре.

Аннетта извиняющимся тоном предположила:

– В таком возрасте еще невозможно осознать, что смерть неизбежна.

– Поль никогда не рассказывал тебе о несчастье с песком? – спросил Ахим.

– Нет, – ответила Аннетта, – в семье Вильгельмсов не слишком откровенны. Поль очень редко говорит о своем детстве, и Ахиму это должно быть известно.

И Аннетта услышала историю, которая еще долго преследовала ее.

Во время летних каникул восьмилетний Ахим со своими друзьями играл на строительной площадке. По выходным там не бывало рабочих, а дети обнаружили, что в одном месте под ограждение можно пролезть. Конечно, это открытие они хранили в секрете, понимая, что делают что-то недозволенное. Со стороны улицы площадка не просматривалась, а табличка с надписью:

делала приключение еще более захватывающим. Мальчиков привлекли кучи песка, в котором они строили дороги для своих игрушечных машин. С азартом рыли тоннели и совочками выкапывали в податливой массе глубокие ямы.

Однажды Ахим подал идею: инсценировать похороны. Они выкопали яму для четырехлетнего брата одного из мальчиков. Малыш, гордый, что старшие его приняли в игру, согласился и доверчиво улегся на дно ямы, на влажный, рыхлый песок. Вместо церковных песнопений дети исполнили песенку про зайчика и забросали малыша одуванчиками и травой. И вот наступил момент, когда трое друзей стали быстро засыпать малыша песком. Несмотря на старания мальчика выбраться, они утрамбовали песок сверху так плотно, что ямы не стало видно.

– Какой ужас! – прошептала Аннетта.

– Мы не поняли, что произошло, – продолжал Ахим. – Когда вскоре снова его откопали, то вместо того, чтобы позвать взрослых, стали сами пытаться оживить его, трясли изо всех сил. Взрослые пришли, когда малышу уже нельзя было помочь… Можешь себе представить, что было потом: допросы в полиции, беседы с детским психологом, судебные иски к родителям. Семья моего приятеля переехала. Я не знаю, как они пережили гибель младшего сына. Впрочем, никто не интересовался, чего это стоило мне…