Алла Полянская - Право безумной ночи Страница 36

— На том свете посплю. Оль, ты понимаешь, что произошло? Кто-то заминировал мою машину.

— А то я не догадалась. Да, кто-то это сделал — как ранее заминировал машину на стоянке нашего офиса, а потом — ввел мне какой-то яд. Теперь это.

— Ты должна знать, кто это может быть.

— Но я не знаю.

— А по работе? Может, ты узнала какой-то секрет…

— Я ежедневно ковыряюсь в корпоративных секретах — счетах, годовых балансах, черной бухгалтерии. Вычислять, кто именно из наших клиентов решил таким экзотическим способом спрятать свои секреты — просто невозможно. Кто угодно, у нас мало кто работает по-белому, полно фирм и фирмочек, которые… В общем, неважно. Но я выясню. Главное сейчас — Матвей.

— Ладно. Ложись, Оля, надо поспать.

Надо не поспать, а подумать. А еще надо добыть оружие — хотя это как раз задача самая легкая. Я не знаю, с какого края взяться за дело, но я знаю, у кого я спрошу. Есть человек, к которому стекаются слухи, и этот человек все еще мой должник.

— …невозможно. Разговаривать вы с ней станете, только когда я позволю, а я вам говорю: пациентку нельзя волновать.

Дежавю, однако. Но как раз полиция мне сейчас вообще не нужна — мне нечего им сказать, а то, что я сказать им могу, произносить в приличном обществе обычно не принято. Мне нужно к Матвею… Стоп, а где мой Денька?!

Я встаю и привожу себя в порядок, как могу: ни щетки для волос, ни крема, ни… неважно. Я не пойму, где мой Денька, и мне надо к Матвею, а еще мне надо поехать по делу, а голова моя замотана бинтом и тяжелая, словно чугуном налита. И болят ссадины — распухли и ноют, и температура валит с ног, но это неважно, мне надо встать.

— Мам, ты куда?

Денька возник в дверях в сопровождении Ларисы и Валерия. Рука его перевязана, лицо в ссадинах, под глазом синяк. Ему тоже досталось, и прошлая ночь не была для него легкой, но мысли о Матвее вытесняют у меня все.

— К Матвею. Потом по делам поеду.

— Отличный план, но именно сейчас неосуществимый, — Лариса подталкивает Деньку к кровати. — Ложись-ка, рано еще тебе скакать. И ты сейчас ляжешь и будешь делать, что велено, иначе позову Валентина, он тебе по-другому объяснит. Что за семейка, все самостоятельные донельзя! Матвей в коме, к нему идти не надо — там реанимация, а не проходной двор. У тебя рассечена кожа головы, сотрясение мозга и контузия, многочисленные ссадины и порезы. И ты останешься здесь и будешь лечиться, иначе подохнешь, и тогда уж тот, кто хочет спровадить тебя, будет рад-радешенек.

— Но я…

— Охрана снова здесь. Так что вы в безопасности. Полиция тоже здесь, тебе придется дать показания, адвокат едет. Все, Оля, дебаты закончены, как и моя смена давно закончилась, а я торчу здесь именно потому, что знаю: ты птица, склонная к перелетам, блин. Оля, я устаю от тебя, когда ты вот так упираешься рогами. Ложись в постель и спи, тебе надо спать. От того, что ты будешь бегать и заламывать руки, Матвею легче не станет. Тебе, кстати, тоже.

— Мне надо в туалет. Можно?

— Да, сходи. Валера, иди с ней. Знаю я эту даму, сиганет в окошко, и была такова.

— Я схожу, — Матрона Ивановна принесла Дениске кашу и чай с булочкой. — Кушай, детка, тебе надо сейчас побольше кушать, сил набираться.

У палаты сидят охранники, и я рада, что они здесь. Денька будет в безопасности.

Я иду в сторону туалета и думаю о том, что уехать мне не удастся — одежды нет, машины нет, да и вид у меня, как у пережившей авиакатастрофу.

— Матвейку я проведала уже, — Матрона Ивановна семенит рядом. — Ничего, Оля, он справится, даже и не думай. Это сейчас тяжелый, но справится, вот посмотришь, даст Бог, все образуется. А ты сама-то не шибко бегай по коридорам, тебе здоровье понадобится еще. Валерик, смотрю, сильно переживает…

— Я не держу его. Он может уезжать.

— Эх ты, бестолковая голова! Ведь хороший он мужик — Валерка, чего ж тебе надобно еще? И прикипел к тебе и мальчишкам, а это уже что-то да значит.

— Матрона Ивановна, я не в состоянии дать ему то, что он хочет, так что и начинать не стоит. Не ждите меня, я не буду прыгать из окна, я не одета для выхода.

Захожу в туалет, оставив санитарку в расстроенных чувствах — но мне сейчас очень трудно общаться с людьми, и она поймет.

Телефон звонит в моем кармане, я машинально нажимаю на кнопку принятия вызова.

— Привет, солнышко.

Голос очень знакомый, но это голос из прошлого, которое я почти забыла. Это голос, который я больше никогда не хотела слышать. А вот поди ж ты.

— Привет, Артур.

— Узнала все-таки.

— Я тебя всегда узнаю. Чего тебе?

— Словно и не было этих восемнадцати лет, да? — Он смеется, но я слишком хорошо знаю, что он только делает вид, что смеется, а на самом деле он ничего не чувствует, у него нет никаких эмоций, присущих человеку, да и иных никаких нет. — Все такая же прямолинейная.

— Только старше почти на двадцать лет.

— Да, но это тебя не портит. Мне бы поговорить с тобой надо, солнышко. Тет-а-тет, так сказать.

— Я в больнице, у меня тут…

— Я знаю. Ты просто выйди ко мне, я сейчас на балконе за сестринским постом в отделении, где ты лежишь.

Я даже не хочу знать, как он это проделал. Все равно я собиралась к нему ехать, а тут он сам нарисовался, и это очень неспроста, значит, есть нечто, что я должна знать. Или что-то, что он хочет, чтобы я знала, независимо от того, правда ли это. И тут уж я сама должна отличить, а я все-таки стала старше и опытнее, я отличу. У меня и раньше это получалось.

10

Он не изменился. Ну, почти не изменился, хотя последний раз я видела его в день похорон Клима. Пожалуй, тогда был единственный раз, когда я точно знала, что он чувствует. А сейчас он все такой же, как был — невысокий, худощавый, с внимательными серыми глазами на непримечательном лице, светлые волосы подстрижены очень консервативно, все тот же золотой перстень с крупным бриллиантом на мизинце — всегда считала этот перстень верхом безвкусицы, но он, видимо, так не считает. Ну, хоть что-то не изменилось в этом мире.

— Досталось тебе здорово.

Конечно, досталось, да и одета я сейчас самым живописным образом — учитывая больничный халат с печатью «МИНЗДРАВ» на спине.

— Жить буду. А вот Матвей…

— Знаю. Оль, я узнавал, прогнозы осторожные, но шанс есть.

— Чего тебе?

Этот человек — плохая компания, так сказать. Во всех отношениях. И я бы не хотела больше его видеть, но когда случается что-то скверное, то плохая компания бывает лучше, чем ничего. Этот человек может быть мне полезен, я собиралась навестить его и попытаться кое-что узнать, и очень хорошо, что это он ко мне пришел, а не я к нему.