Гарольд Роббинс - Куда уходит любовь Страница 37

– Возьми меня!

– Нора! – вырвалось у меня, когда я почувствовал ее под собой. Все кончилось, не успев начаться. Я лежал слабым; беспомощным и растерянным, глядя, как она поднимает с пола ночную рубашку. Выпрямившись, она с выражением холодного триумфа взглянула на меня.

– Порой я удивляюсь, чего ради я решила, что ты меня устраиваешь как мужчина, – презрительно сказала она. – Даже мальчишка лучше справляется с этой работой.

Дверь захлопнулась за ней, и я снова потянулся за бутылкой. Но в этот раз даже бурбон не помог избавиться от тошнотного ощущения в желудке.

Я был в Ла Джолле, когда услышал по радио, что красные пересекли линию границы в Корее. Добравшись до пристани, я накидал мелочи в телефон и дозвонился до Джимми Петерсена в Вашингтоне. Мы вместе летали над Тихим океаном. Он после войны остался в армии и сейчас дослужился до бригадира военно-воздушных сил.

– Я только что слышал радио, – сказал я, когда он снял трубку. – Нужен ли вам толковый специалист?

– Конечно, но только теперь у нас реактивные самолеты. Тебе придется пройти переподготовку, и я не уверен, что смогу дать тебе прежнее звание.

– Черт с ним, со званием. Когда мне прибыть? Он засмеялся.

– Завтра утром свяжись в Пресидио с Биллом Килианом. К тому времени я уже кое-что для тебя сделаю.

– Я буду у него с первыми же петухами, Пит. Спасибо.

– Возможно, ты и не поблагодаришь меня, когда выяснишь, что снова стал капитаном.

– Генерал, я буду благодарить тебя, если ты меня возьмешь и рядовым!

Я вернулся на катер, где в своей походной кроватке спала Дани. Ей было уже почти три года. Она открыла глаза, когда я поднял ее вместе с кроваткой.

– Куда мы поедем, папа? – сонно спросила она.

– Мы должны добраться до дома, радость моя. У папы есть кое-какие дела.

Она что-то пробормотала и снова заснула.

Я поставил ее кроватку на заднее сиденье машины и кинул наши вещи в багажник. На моих часах было почти восемь. Если движение на дорогах будет не очень большое, к четырем утра я могу быть в Сан-Франциско.

Всю дорогу Дани спала, даже не открывая глаз. Дорога была практически пуста. Когда я в половине четвертого отнес Дани в детскую и положил ее в кроватку, в мастерской Норы еще горел свет.

Я пошел было в свою комнату и тут вспомнил о ней. Я могу все сказать ей и утром, подумал я. Впрочем, поговорить с ней можно и сейчас, поскольку она все равно не спит. Спустившись, я вошел в мастерскую.

Свет в ней горел, но помещение мастерской было пусто.

– Нора, – позвал я.

Из маленькой комнатки рядом с мастерской, я услышал голоса и распахнул дверь в нее. Я хотел было еще раз позвать ее, но у меня перехватило горло.

Привстав на постели, они в причудливых позах застыли друг у друга в объятиях. Первой опомнилась Нора.

– Убирайся! – завопила она.

У меня было ощущение, что голова моя прорезает облака и я смотрю на них с высоты в девять миль. Передо мной предстала классическая развязка драмы, и я разрывался между гневом, который вспыхнул во мне, когда я столь неожиданно столкнулся с истиной, и диким желанием расхохотаться от нелепости всей ситуации. Гнев одержал верх.

Подойдя к кровати, я схватил мужчину за шиворот и швырнул его на пол. Развернув его, я врезал ему по челюсти. Он вылетел в двери и рухнул на пол, опрокинув какую-то статую. Оба они свалились на пол с грохотом, который мог разбудить и мертвого.

Я двинулся к нему, но что-то удержало мою руку. Я посмотрел на него. Чувство страха и вины лишило его сил. Он был всего лишь мальчишкой. Рука моя опустилась.

Придерживая халат, в мастерскую вбежал Чарльз. За его спиной я увидел повара и горничную, заглядывавших в мастерскую.

Вернувшись в комнатку, я собрал вещи этого мальчишки и швырнул их в мастерскую.

– Чарльз, – сказал я, – выкини этого маленького подонка отсюда! Закрыв за собой двери, я повернулся к Норе. Лицо ее было бледно от гнева и ненависти.

– Тебе бы лучше что-нибудь накинуть на себя. А то в таком виде ты выглядишь как двухдолларовая шлюха.

– Зачем тебе надо было будить слуг? Как теперь я посмотрю им в глаза?

Я посмотрел на нее. Тот факт, что я поймал ее в постели с другим, ее не волновал. Ее беспокоила лишь реакция прислуги. Я понял, что мне еще учиться и учиться жизни. И внезапно я нашел ответы на все вопросы.

– Не думаю, что тебе надо из-за этого волноваться, Нора, – с подчеркнутой вежливостью сказал я. – Никто и никогда не заблуждался на твой счет. Кроме меня.

– Ты никогда мне не верил! Ты слышал сплетни обо мне, и я знала, что ты им верил!

– Вот тут ты и ошибаешься, Нора. Я никогда не слышал никаких сплетен, да и сейчас их не знаю. Разве тебе не известно, что, как правило, обо всем последним узнает муж?

– Чего ты от меня ждал? После того, как родилась Дани, ты ко мне даже не подходил!

Я покачал головой.

– Не пройдет, Нора. Теперь уже это не годится. Она начала плакать.

– Я ушел от всего этого. Слезы на меня больше не действуют. Они прекратились так же внезапно, как и начались.

– Прошу тебя, Люк, – сказала она, поднимаясь с кровати и подходя ко мне. – Ничего подобного больше не будет.

Я засмеялся.

– Вот тут ты права. Со мной этого не произойдет. Я уезжаю.

– Нет, Люк, нет! – Она обхватила меня руками и прижалась ко мне. – Ради тебя я все брошу. Я обещаю!

– Долго ты этого не вынесешь!

Я оторвал ее от себя. Глаза ее расширились, и в них стоял испуг.

– Что ты собираешься делать? Внезапно боль и горечь преисполнили меня.

– То, что я должен был сделать давным-давно.

Тыльной стороной ладони я наотмашь ударил ее по лицу и, пролетев через комнату, она свалилась на пол рядом с кроватью. И прежде, чем она поднялась, меня в комнате уже не было.

Миновав мастерскую, я пошел по коридору. Я видел лица слуг, глядевших на меня. Когда я подошел к лестнице, Чарльз, закрыв входные двери, оказался рядом со мной. Бедный старик не мог поднять на меня глаз.

Дверь мастерской распахнулась, и Нора голой вылетела в холл.

– Ты сукин сын! – заорала она. – Я всему миру расскажу, кто ты такой. Ты даже не мужчина. Ты гомосексуалист, извращенец, педрила!

Я посмотрел на Чарльза.

– Позаботьтесь о ней, Чарльз. Вызовите врача в случае необходимости.

Он молча кивнул. Когда я поднимался наверх, она продолжала орать. Миссис Холман встретила меня у дверей встревоженным взглядом.

– С Дани все в порядке? – спросил я.

Она кивнула, и лицо ее покрывала бледность.

Я вошел в детскую. Малышка безмятежно спала, как и полагается детям в ее возрасте. Наклонившись, я поцеловал ее в щечку. Слава Богу, что он дарует сон невинным детям.