Джейн Кренц - Горячие дни Страница 39

Переключившись на другое восприятие, она изучила ауру женщины. Она оказалась обычной для неэкстрасенса, но по ней было видно, что горничная раздражена. По какой-то причине ее встревожила чужая тележка, возможно, коридор был ее территорией.

Грейс вдруг охватила твердая уверенность в том, что горничной не следует вступать в конфликт с женщиной, скрывшейся в шестьсот четвертом.

Поддавшись импульсу, она поспешила назад, но горничная уже стучалась в номер. Не дожидаясь ответа, она вставила карточку-ключ в замок, толкнула дверь и шагнула внутрь. Она была вся напряжена, ее аура свидетельствовала о растущем недовольстве.

— Кто вы? — возмущенно осведомилась она. — Это мой этаж, и я на сегодня не вызывала помощников. Вы, наверное, новенькая.

В номере зазвучало пение, такое интенсивное и наполненное таким мраком, что Грейс стало страшно. Казалось, что надвигающаяся тоска вот-вот раздавит ее своей тяжестью. Это колоратурное сопрано, этот чистый и чарующий голос нес в себе мощь и ярость.

Аура другой горничной запульсировала от ужаса. Женщина попятилась и полуобернулась, будто собираясь бежать. Но вместо этого она застыла как вкопанная, а затем сделала шаг к погруженному в полумрак дверному проему шестьсот четвертого. Казалось, ее тянет некая невидимая цепь.

Энергия пения действовала на паранормальный спектр. Грейс чувствовала, что ее тоже затягивает в номер, хотя интуитивно знала, что энергия направлена на горничную, а не на нее.

Женщина, введенная мелодией в транс, сделала еще один шаг к проему. Еще мгновение — и она скроется в номере.

— Подождите! — громко сказала Грейс в надежде, что ее командный голос разрушит чары музыки. — Стоять. Туда не ходить.

Горничная проигнорировала ее окрик. Из ее ауры исчезла нормальная пульсация. Грейс с ужасом наблюдала, как она становится все более нестабильной и хаотичной. И на все это накладывалась паника. Женщина понимала, что ее тянут к пропасти, но остановиться не могла.

Грейс рванулась вперед, раскрыв свое восприятие на максимум. В коридоре музыка была слышна не очень хорошо, но ее управляемая сила, казалось, заполняла все видимое пространство.

Ей уже давно не приходилось делать то, что она собиралась сделать. Однако она помнила, как ее восприятие неизбежно отреагирует на это действие. Будет больно.

Приготовившись к шоку, который обязательно вызовет контакт с другим человеком, Грейс схватила горничную за плечо, дернула ее на себя и одновременно выпустила энергетический залп на той же частоте, что и вселяющая страх мелодия, — так она попыталась защититься от певицы ее же собственной энергией.

Ее пронзила боль. Тонкая ткань гостиничной униформы не стала даже слабой преградой при соприкосновении. Грейс стиснула зубы, но плечо женщины не выпустила.

Обе по инерции попятились, а потом, споткнувшись обо что-то, упали на пол. Грейс откатилась в сторону, стремясь разомкнуть контакт с горничной.

Встав на четвереньки, она обратила взгляд в открытый дверной проем шестьсот четвертого.

Шторы были плотно сдвинуты, поэтому в помещении царил полумрак. Певица стояла около кровати, из ее открытого рта вылетали последние звуки чудовищной арии. Темнота, очки и лохматый парик — все это мешало разглядеть ее лицо. Но восприятие Грейс работало в полную силу. И она без проблем увидела в ауре женщины нарастающую ярость.

Горничная запела новый пассаж. Каждый звук обрушивался на Грейс мощной взрывной волной. Ее сопротивление слабело под этим смертельным натиском. Ей уже стало трудно дышать. Сердце бешено стучало. Коридор закачался перед глазами.

Инстинктивно она собрала всю свою энергию и, введя ее в режим противофазы, отгородилась от певицы. Коридор перестал шататься. В голове прояснилось.

Ярость в ауре женщины возросла, но сила воздействия ослабла. Взятая ею кристально чистая нота вдруг дала трещину.

— Кто ты? — завопила певица. — Как ты посмела мешать моему исполнению?

Грейс с трудом встала на ноги рядом с неподвижной горничной.

— Ты собиралась убить ее.

— Эта дура заслужила свою смерть. Влезла куда не следует.

— Я тоже тебе мешаю, — сказала Грейс. — Ты и меня убьешь?

— Да.

В устах другого человека это короткое слово прозвучало бы как вопль. Но в устах певицы оно превратилось в темный, умело управляемый сгусток энергии, которая должна была вышвырнуть Грейс из номера. Звук был настолько мощным, что Грейс стало больно. Она почувствовала, как сердце снова стучало в груди.

Она противостояла этому натиску всей имевшейся у нее энергией. И не безрезультатно. Певица взяла еще более высокую ноту, очевидно, пытаясь компенсировать сопротивление. Рано или поздно она привлечет внимание своим пением. Ведь наверняка в соседних номерах кто-то есть. Не все же постояльцы ушли на пляж или в салон, или в гольф-клуб.

Однако ни одна дверь в длинном коридоре не открылась. Казалось, никого не интересует, откуда доносится пение. Грейс осенила ужасная догадка. Вероятно, все, кто его слышит, считают, что это фоновая музыка, звучащая во всей гостинице.

Чистейшие звуки в буквальном смысле душили Грейс. Она с ужасом поняла, что перестала вдыхать воздух. Приближалась предсмертная агония. Ей казалось, что она тонет в невидимых водных глубинах.

«Дыши! — велела она себе. — Ты умрешь, если не будешь дышать».

Из последних сил она собрала жалкие остатки энергии. Смертоносное действие пения ослабло.

С трудом преодолевая головокружение, Грейс сделала первый судорожный вдох, затем еще один. Она не могла позвать на помощь, сил хватало только на вдохи и выдохи. Наконец в жаждавшем кислорода организме пробудилась воля к жизни. Она не для того пережила смерть матери, существование в приемной семье, ужас улиц и поединок с Мартином Крокером, чтобы умереть от рук какой-то дивы-убийцы.

Грейс заставила себя сконцентрироваться. В ауре певицы наблюдались все признаки нестабильности. Мало того что женщина и раньше была не в себе, сейчас она находилась на грани помешательства. И причиной этого могла стать ярость, вызванная сопротивлением Грейс.

«Надави на нее чуть сильнее, — подумала она. — Иначе ты умрешь прямо здесь, в коридоре».

Грейс так и сделала, и ее сопротивление тут же возымело эффект. Аура певицы потемнела и хаотично замерцала яростью. Она теряет эмоциональный контроль. Это наверняка повлияет на ее способность управлять голосом, подумала Грейс. Она где-то читала, что профессиональные оперные певцы считают излишнюю эмоциональность во время пения губительной. Логика этого утверждения очевидна. Трудно, если не невозможно сохранять полный контроль над голосом, когда грудь или горло сдавливают спазмы, вызванные либо яростью, либо слезами, либо страхом.