Тереза Вейр - Лики зла Страница 39

Натан распахнул окно, и влажный, тяжелый, пахнущий сырой землей и свежей зеленью воздух хлынул в комнату. На улице было жарко, но все-таки по сравнению с духотой комнаты воздух показался им свежим и прохладным.

Снаружи донеслись ночные звуки: пение цикад, стрекотание кузнечиков и шелест листвы. Чтобы ставни случайно не захлопнулись, Натан закрепил их каким-то огрызком палки, который валялся на полу, потом включил настенный вентилятор.

— Вряд ли это можно назвать пятизвездочным номером, но все же, — сказал он, повернувшись к ней.

Вся сжавшись, Ларк стояла в дверях с таким видом, словно в любой момент могла передумать и выскользнуть наружу. Она настороженно оглядывала комнату. Там было не так уж много вещей, я красота их была более чем сомнительна: плафон лампы под потолком, полный дохлых насекомых, обои в мелкий цветочек, наклеенные не меньше чем тридцать лет тому назад, под которыми наверняка был еще один слой точно таких же обоев, пол из некрашеных досок, двуспальная кровать, в углу — полупустой шкаф, куча постельного белья. Вот, собственно, все. Небогато.

Вряд ли хозяин этой комнаты часто перелистывал страницы журнала “Домашний уют”.

Ларк перевела свой взгляд на Натана и улыбнулась, но, когда она заговорила, выражение ее лица стало строгим и серьезным.

— Мне нравится ваш дом, — сказала она.

— Что, действительно? — усомнился он. Теперь, когда он увидел свой дом ее глазами, ему стало стыдно за убогий вид собственного жилища, и он не мог понять, то ли она пошутила, то ли просто не хочет его расстраивать.

— Здесь чувствуется характер.

— Может быть, что это за характер? Разгильдяй, бездельник и неряха?!

— Нет-нет, — ответила она и засмеялась. “Слава богу, она смеется”, — подумал он.

— Если выразиться точнее, все это выглядит оригинально, — добавила она.

Слово “оригинально” всегда ассоциировалось у него со старухами, старыми девами и всем, что так или иначе могло быть связано с такими существами, — запахом нафталина, криво намазанной яркой губной помадой и кухонными ситцевыми передниками, напоминающими детские пеленки. Оригинально. Но чем больше он повторял про себя это слово, тем больше оно начинало нравиться ему. Он улыбнулся и шагнул ей навстречу. — Вот уж не думал, что кому-нибудь придет в голову назвать это так. Свинство — пожалуй. Оригинальность — вряд ли.

Ларк улыбнулась в ответ, и это тоже было очень хорошо.

Но она все еще стояла в дверях, не решаясь войти. Когда он подошел к ней ближе, то увидел мелкие капельки пота над ее верхней губой. Ларк растерянно развела руками и переступила с ноги на ногу. Она была взволнована. Она стеснялась. Натан никогда не любил и не ценил женского кокетства, но то, как сейчас держала себя Ларк, произвело на него куда более глубокое впечатление, чем уловки самой изощренной соблазнительницы. — Я всегда стеснялась раздеваться на глазах у посторонних, — сказала она и снова развела руками, а потом крепко прижала их к груди. — Даже при женщинах, даже до белья. Наверное, я родилась одетой. — Она коротко и нервно хохотнула. — Я стесняюсь своей фигуры, ведь она у меня скорее мальчишеская, чем женская.

Она еще раз взмахнула руками, словно регулировщик на перекрестке.

Ее признание заставило его еще острее почувствовать симпатию к ней.

Она склонила голову набок и, жестикулируя, снова что-то затараторила. Но Натан уже не слушал и не хотел понимать ее слов и, чтобы остановить лившийся из нее словесный поток, взял ее за руки. Она замолчала и уставилась на него.

— Ларк, — спросил он, — вы пробовали это до того, как с вами случилась беда?

— Нет, — ответила она.

Боже мой! Он посмотрел на потолок, заметил дохлых мотыльков в плафоне лампы, потом окинул взглядом обои в мелких цветочках. Это была ответственность, которую он не мог на себя взять.

— Ларк, я боюсь, что не подхожу для этого.

— Можете посоветовать кого-нибудь, кто подошел бы лучше?

Ему на ум тотчас же пришел этот помешанный Брет Жиллет. “Нет, только не это”, — подумал Натан.

Между тем Ларк приникла к нему, но не сладострастно и возбуждающе, а так, чтобы ему стало понятно, что она его больше не боится или, по крайней мере, боится гораздо меньше, чем раньше, и голосом, от которого у него по коже побежали мурашки, прошептала:

— Я знаю такого — это ты.

“Что ж, может быть, и я”, — подумал он.

Он вдруг почувствовал себя, словно подросток, который собирался в первый раз переспать с подружкой. И от этой встречи, от того, получится ли у него все как надо, зависит, будет ли у него — да и у нее тоже — в этом смысле все в порядке, или кто-то из них свихнется.

— Скажи мне, что я должна делать, — прошептала она.

Это было похоже на ставший действительностью сон старого эротомана.

— В этом деле главное правило — отсутствие правил. Но для начала неплохо было бы раздеться, — сказал он и, протянув руку, щелкнул выключателем. Свет погас.

— Так хорошо. Без света хорошо, — прошептала она.

Он повлек ее к кровати, стоящей в прямоугольнике лунного света, льющегося из окна. Они присели на край.

— Теперь обувь, — сказал он.

Она быстро скинула свои легкие туфельки, в то время как он, нагнувшись, тщательно и неспешно развязал шнурки тяжелых башмаков — сначала одного, потом другого, потом аккуратно поставил их рядом, словно вернувшись с поля после тяжелого рабочего дня, и положил на них свои почти чистые носки, вид которых напомнил ему, что он уже неделю как хотел собрать белье для стирки.

Некоторое время они молча сидели, в темноте глядя друг на друга.

— Теперь все остальное, — сказал он, быстро снял свою одежду и бросил ее на пол.

Она бросила свои вещи вслед за ним в одну кучу. Теперь она стояла перед ним в одном лифчике и трусах, но распущенные волосы окутывали ее, словно мантия из воздушной ткани, под которой в лунном свете белым мрамором просвечивала и искрилась ее кожа. Ее пышная грудь выпирала из белоснежных кружев.

Он застонал от мучительного, непреодолимого желания увидеть больше и, зайдя к ней за спину, расстегнул ее лифчик и снял его. Бюстгальтер полетел в общую кучу.

Натан взял ее за плечи и повернул к себе, и, завороженный увиденным, ахнул от невольного восхищения. Сначала он попробовал на ощупь нежный бархат ее торчащих врозь, набухающих сосков, потом провел кончиками пальцев по округлой поверхности груди.

Она стояла молча и, казалось, не дышала.

Он приподнял ее подбородок и поцеловал в губы, она с готовностью ответила, положив свои руки к нему на плечи. Его плоть стала наливаться и вдруг резко напряглась в тесных спортивных трусах.