Луанн Райс - Песчаные замки Страница 4

— Высокий прилив становится выше, а низкий ниже, — сказала она. — Полноводный прилив, квадратурный прилив…

— При правильном ветре, — добавил он, — приливная волна зальет болота, выйдет за берега, хлынет до самых дверей. А квадратурный прилив покроет полоску песка, которая весь год пролежит под водой. — Джон остановился, пристально глядя на воду, наклонился, поднес аппарат к глазу, навел резкость.

Она слышала щелчки затвора, пока он снимал. В детстве, когда Хонор жила с родителями в Хаббард-Пойнт, а Джон в «Звезде морей», оба дома связывала длинная неухоженная песчаная барьерная коса, которая ей снилась и по которой она сейчас шла.

После зимней пурги необычайно низкий квадратурный прилив обнажил деревянный корпус судна времен Войны за независимость[5]. Его обнаружили Хонор, Джон, его сестра Бернадетта с их общим другом Томом, сообщив о находке монахиням. Местный археолог суетился, собирал информацию, но через три дня вода поднялась до нормального уровня, и корабль исчез.

— Думаешь, кто-то из нас к нему снова вернется? — спросила Хонор.

— Может быть, но не ради сокровищ. Мне нужно только то, на что я натыкаюсь случайно.

— Правильно, нечто вроде тех ледников, которые ты прошлой зимой полез фотографировать на Маунт-Робинсон. Или медвежьей берлоги, куда практически забрался…

Джон взглянул на нее, покачал головой, ему льстила опасная близость к природе, а Хонор по этому поводу его поддразнивала. Никогда не говорила, что именно это в нем больше всего привлекает ее, и порой, когда Джон слишком долго сидел в безопасности дома, хотела, чтобы он не задерживался.

Джон протянул ей фотоаппарат, показавшийся очень тяжелым; Хонор старательно держала его, чтобы не уронить, наблюдая за босым Джоном в закатанных штанах цвета хаки, с разлохмаченными ветром волосами, который низко наклонился, собирая какие-то необычные звезды.

Лунные камни.

Далеко от сглаженного приливом берега, давно залитого водой, открываясь лишь в полнолуние, лежала светившаяся белым светом гладкая галька не крупней ее ногтя. Камни лежали на темном песке, улавливая последний свет, мерцавший, как падающие звезды. Ей хотелось написать это так, как писал Ван Гог в сумасшедшем доме — полночь, пронизанная синими и золотыми завитками, волшебное коловращение ночи. Вдохновение — вид безумия, и Хонор страшно нравилось, что они с Джоном превращаются во вдохновенных безумцев.

Закончив исследование береговой линии, Джон вернулся, забрал аппарат, повесил на плечо, обнял Хонор. Его синие глаза сияли, губы улыбались. Выражение лица Джона всегда было загадочным, а в тот вечер он полностью раскрылся перед ней.

— Хонор…

— Джон…

Он покачивался, держа ее в объятиях. Хонор казалось, что они едины и были едины всегда, с самого детства. Он нащупал ее руку, повторил:

— Хонор…

И продолжил:

— Любовь, почтение[6], забота.

— Что? — переспросила она.

— Вот что я буду делать. Любить и лелеять тебя. Клянусь…

Она это знала — и ничего не знала. Она очень давно и сильно любила его. Мечтала ли об этой минуте, когда они будут стоять на любимом берегу, босые, в песке и в закатанных мокрых штанах?

— Ты выйдешь за меня замуж? — спросил Джон, взяв ее за руку и высыпав на ладонь только что собранные лунные камни.

— Ох, Джон…

— Кольцо я пока не могу подарить. Но люблю тебя, Хонор. Вечно буду любить. Ты выйдешь за меня?

— Да, Джон! — Она стиснула в кулаке лунные камни, обняла его за шею, страшно радуясь, что он привел ее сюда, на берег между их домами, зная, что эти камни означают для него и для его семьи. Они улеглись на песок, сунув лунные камни в кармашек футляра от фотоаппарата, обсуждая будущую жизнь, планируя, куда поедут. Он будет осторожен, обязательно каждый раз возвращаясь домой; лучше того — она будет повсюду ездить с ним. У них родится много детей, и все они вырастут на берегу, прямо здесь.

— Мы расскажем им о приливах и о звездах.

— И об искусстве. Они станут фотографами и художниками, как отец.

— Живописцами, как мать. — Он помолчал. — Обвенчаемся в церкви? В «Звезде морей»?

Она взволнованно кивнула.

— Пойдем на свадьбу пешком!

Новая преподавательница живописи получила дом в кампусе[7].

А сейчас, на рассвете, на том же берегу, Хонор наконец поняла, что сон улетучился. Конечно, очень многие обещания, данные ими друг другу в тот вечер, исполнились. Они поженились в «Звезде морей». Берни была подружкой невесты, а Том — шафером жениха. Они часто путешествовали, занимались искусством, обучали учеников, и, что важнее всего, обзавелись тремя детьми. Тремя прекрасными дочерьми. Старшая — Реджис — свет отцовских очей. Прося Берни и Тома стать ее крестными, Джон сказал, что хочет обезопаситься на всякий пожарный случай — если вдруг с ним или с Хонор что-нибудь случится, то девочка останется на их попечении.

Теперь Хонор надеется, что Том станет посаженным отцом Реджис — дочь торопится сыграть свадьбу в октябре, на праздниках в честь Дня Колумба, отчаянно стремясь почувствовать себя в безопасности, которую, по ее мнению, гарантирует брак. Правда, Хонор не знает пока, поведет ли Том крестницу к алтарю, когда Джона еще не будет дома, будет ли танцевать с ней на свадьбе и скажет ли Агнес и Сесилии, что прелестью они не уступают невесте…

Спрашивать не хотелось, потому что из всех обещаний, данных с уверенностью и любовью безлунной ночью много лет назад, одно было нарушено.

Об этом не часто уже вспоминается. Жизнь прекрасна, полна, занята. Она еще нужна девочкам, даже Реджис. Многие годы подавляет желание писать, приберегая силы для дочерей и студентов. Берег по-прежнему служит ей домом. В отсутствие Джона душу греет солоноватый бриз, зеркальное море, розовые кусты. Одного только она не делала после поездки в Ирландию — не бродила по кромке воды, не собирала пригоршни лунных камней.

До нынешней минуты, когда стало ясно: что-то близится. Детям еще не рассказывала, но Том сообщил о слухах. А некоторые слухи слишком правдивы, чтобы им не верить, особенно если передает их Том Келли.

Хонор задрожала на утреннем холодке, глядя вниз на плотный песок. Новая луна оттянула воду далеко, берег полностью обнажился. Солнце еще не встало, но уже светило из-за горизонта над темной водой, над прорезанным крошечными солеными струйками тусклым серебристым песком, в котором сверкали белые камешки. Глядя на них, она затаила дыхание. Наклонилась, схватила горстку, зажала в руке. Каждый камешек сверкал, как драгоценность.

— Кольцо я пока не могу подарить… но люблю тебя, Хонор… вечно буду любить…

Она круто повернулась на месте. Если лунные камни вернулись, невозможно представить, что Джона нет рядом. От воды веял холодный ветер, посвистывая в болотной траве, растущей выше по берегу. Свист звучал почти как голос, и она пошла на него. Заметила Сеслу, помахивавшую хвостом на каменной стене, тянувшейся к Академии — на одной из стен, сложенных предками Джона.

Выйдя из тени, увидела, что к ней кто-то бежит. Фигура высокая, стройная, с длинными ногами, широкими плечами. Лицо можно разглядеть с закрытыми глазами — голубые глаза навечно запечатлены в памяти. Впрочем, нечего вспоминать: эти глаза на нее каждый день смотрят. Глаза ее двадцатилетней дочери Реджис.

— Мама! — кричала она, спускаясь с берегового откоса, размахивая чем-то в воздухе.

«Что это?» — гадала Хонор с заколотившимся сердцем. Реджис прибавила ходу, хотя, если честно сказать, мать никогда не видела, чтобы дочь ходила нормальным шагом. Все делает стремительно, опережая саму себя.

— Что там у тебя? — спросила она.

— Ох, мам, — выдохнула Реджис, высоко подняв голубой конверт. — Читай! Тебе адресовано.

Рука дрогнула. Хонор так крепко стиснула лунные камни, что они впечатались в кожу, оставив следы. Солнце всходило, освещая берег. Реджис не сводила глаз с конверта, на котором рукой Джона было написано имя Хонор.

— Где ты его нашла?

— Между планками жалюзи на дверях.

Значит, письмо туда сунули после ее выхода на прогулку — кто-то за ней следил?

— Я подумала, что его принесла тетя Берни. Выходя сейчас, видела ее у монастыря. Какая разница, откуда взялось письмо? Читай! Что там сказано?

Как обычно, с восходом солнца поднялся ветер, тихонько дуя на землю, неся с собой ароматы сливы, сассафраса, винограда, сосен, звуки «Звезды морей» — голоса монахинь, мелодичный смех, звон колоколов, отбивающих полчаса. Ветерок взъерошил волосы Хонор, и, хотя еще стояло летнее тепло, арктический холод пронизывал ее до костей, пока она читала письмо Джона.

Несколько абзацев, и в каждом ответ на вопрос. Она держала листок так, чтобы дочь не видела.

От лунных камней шло электричество. Не случайное совпадение…