Марта Таро - Серьги с алмазными бантами Страница 4

«Надо же, я теперь на всё смотрю глазами бабушки, хотя сама осталась прежней», – удивилась Елена.

Анастасия Илларионовна Черкасская забрала к себе внучек после смерти старшего сына, Николая, и его второй жены, пережившей мужа лишь на несколько дней. Княгиня тогда решила, что посвятит девочкам остаток жизни, и с тех пор всю себя отдавала осиротевшим детям.

Время лечит, горе княжон притупилось, и Елена вдруг обнаружила, что рядом с бабушкой ей на удивление легко и очень уютно. Они понимали друг друга с полуслова, а иногда даже хватало и взглядов. В тот памятный летний вечер пять лет назад они сидели вдвоем в гостиной в Ратманово. Окна стояли открытыми, в саду благоухали розы, громко пели цикады, и месяц заглядывал сквозь занавески. Елене было так хорошо, и она с любопытством спросила:

– Бабушка, почему мне с вами всегда так просто, даже иногда кажется, что вы думаете так же, как я?

– Посмотри вон туда – и ты всё поймешь, – засмеялась Анастасия Илларионовна и указала на портрет, висевший над камином. Там была изображена она сама – юная невеста перед свадьбой.

Внучка отмахнулась:

– Ну что смотреть?! Вы опять скажете, что я очень на вас похожа, но, может, это было в детстве, а сейчас это совсем не так. Вы там – красавица, а я высокая и худая, да и лицо у меня – самое обыкновенное.

Елене ещё не исполнилось четырнадцати лет, но она уже вытянулась, догнав в росте взрослых женщин, однако осталась худой, как щепка. Сама себе княжна не нравилась, но в глазах бабушки она читала лишь восхищение.

– Ты и впрямь очень похожа на меня в молодости, и поверь, станешь даже красивее. Подойди к зеркалу, присмотрись, тогда и поймёшь, что в твоём лице, если хоть чуть-чуть что-нибудь изменить, обязательно будет хуже, ведь природа сотворила тебя совершенством. Ты унаследовала мой характер и мою жизненную хватку, поэтому мы с тобой и думаем одинаково. Надеюсь, что и жизнь свою ты проживёшь так, как прожила её я: красивой, счастливой и успешной.

Лицо бабушки вдруг стало белеть и расплываться. Елене показалось, что холодная рука схватила её за волосы и потащила прочь из тёплых летних сумерек Ратманово. Княжна вынырнула из чёрного тумана и не поняла, что с ней случилось. Она лежала на шее Ганнибала, уткнувшись лицом в его мокрую гриву. Сквозь пелену дождя Елена с трудом различила серые избы – те были ещё немыслимо далеко. Наверное, она уже не доберётся до них живой…

Сознание вновь ускользнуло, и опять, как утешение умирающему, из ледяной тьмы всплыли радостные воспоминания: четырнадцатый день рождения.

Тогда с самого утра весь дом готовился к празднику: ждали гостей на детский обед и танцы, а вечером обещали фейерверк. К полудню вереница саней с закутанными в шубы детьми, их матерями и гувернантками, выстроилась около крыльца. Бабушка удалилась в свои комнаты, поручив надзор за гостями верной Тамаре Вахтанговне, и та забегала к хозяйке – докладывала, как проходит праздник. Когда же няня сообщила, что обед закончен и начинаются танцы, Анастасия Илларионовна вызвала внучку к себе.

– Да, бабушка! Вы хотели меня видеть? – прощебетала счастливая Елена, с разбегу влетев в кабинет.

Княгиня поднялась с кресла, где коротала суматошный день, и взяла с каминной полки тёмно-синий бархатный футляр.

– Вот, дорогая, это твой дед подарил мне на свадьбу. Сегодня я передаю это тебе, – торжественно произнесла Анастасия Илларионовна и протянула футляр Елене.

Княжна открыла крышку. В затянутых синим бархатом углублениях лежали изумительной красоты серьги. Два огромных густо-синих овальных сапфира в филигранной оправе крепились к дужке алмазными бантами. Этими серьгами Елена ещё в детстве любовалась на старом портрете, а теперь они перешли к ней. Княжна засмеялась от счастья и бросилась на шею Анастасии Илларионовне.

– Это действительно мне? О, бабушка, как я вас люблю!.. Можно я надену их прямо сейчас?

Княгиня помогла вдеть серьги в уши и залюбовалась: оттенённые сапфирами, глаза Елены засияли ещё ярче.

– Беги к гостям, моя хорошая…

Княжна кинулась в бальный зал, а потом в сад, где уже сверкало новое чудо – фейерверк. Разноцветные звезды взлетали вверх, вбок, крутились колесом, а напоследок в чёрном зимнем небе засверкала огромная буква «Е». Дети хлопали, визжали, свистели, их даже не пугало присутствие грозной княгини. Елена так радовалась, стоя рядом с сёстрами среди заснеженных яблонь Ратманово. Потом звёзды фейерверка погасли, сад исчез, и княжну, возможно уже навсегда, поглотила холодная чёрная тьма…

Стемнело: плотные сумерки упали на раскисшую от дождей дорогу почти мгновенно. Медленно бредущий Ганнибал тихо нёс свою ношу к деревне. Вдруг тишину взорвал стук копыт – из леса показались трое всадников. Пара минут – и они нагнали бредущего коня.

– Ваше высокоблагородие, смотрите, да тут паренёк. Не помер ли? – Усатый драгун подхватил под уздцы Ганнибала.

Молодой офицер в плотном плаще, под которым белел мундир кавалергарда, снял с лица бесчувственного всадника бесформенную от сырости шляпу и с жалостью признал:

– Да он избит сильно! Посмотри, Кузьма, какие синяки.

Всё лицо парнишки испещрили пятна. Жёлтые по краям и чёрно-лиловые в центре застарелые следы ударов обезобразили юное лицо.

– Небось малец потому и сомлел, – предположил усатый драгун.

Он потряс юного всадника за плечо, но только сдвинул неподвижное тело, и оно начало сползать.

– Ну, надо же! – расстроился Кузьма. – Да он сейчас упадёт.

– Давайте беднягу ко мне, я довезу, немного осталось, – распорядился офицер.

Кузьма и второй молчаливый драгун спешились и, сняв юношу с уставшего серого коня, посадили впереди своего командира. Офицер одной рукой прижал к себе безвольное тело, а другой натянул поводья. Кузьма взял повод серого жеребца и вскочил в седло.

– А конь-то до чего хорош, давно я таких красавцев не видел! Только уж очень измучен… Но ничего, выходим, – распинался словоохотливый драгун.

Офицер дал сигнал трогать, и маленький отряд двинулся к околице. Они свернули к одному из крайних домов и спешились. Пока командир спрыгнул с коня, Кузьма придержал бесчувственного юношу, а потом помог занести его в дом. Больного положили на широкую лавку у печи.

– Иди в штаб-квартиру и приведи доктора Власова, – приказал офицер Кузьме. – А Мирону скажи, чтобы серого жеребца хорошенько накормил и ноги его осмотрел.

Драгун отдал честь и вышел. Его командир скинул плащ, кивер и подошёл к жарко натопленной печке. Прислонившись к горячим кирпичам, офицер задумался. В этой избе, отведённой для постоя адъютантам генерала Милорадовича, он пока жил один. Его напарника отправили в столицу с донесением, так что пока граф Александр Василевский мог располагать адъютантским жилищем по своему усмотрению. Можно было оставить несчастного подростка на отдых, а потом нанять экипаж и отправить его к родным или в госпиталь.

«Правильно дядя говорит, что все ненужные проблемы липнут ко мне, как мухи к чаше с мёдом», – признал граф и, вспомнив своего любимого дядюшку, улыбнулся.

Решив, что паренька нужно раздеть и согреть, иначе простуда тому точно обеспечена, Александр расстегнул совершенно промокший плащ, вытащил его из-под неподвижного тела и бросил к печке. Так же быстро сняв сюртук, который смело можно было выжимать, он взялся за пуговицы рубашки. Под ней тело юноши оказалось замотано плотным куском холста, закреплённым ещё и широким поясом с металлической пряжкой. Граф начал её расстегивать и ребром ладони ощутил чёткий квадратный выступ. Он снял пояс и развернул холст. На теле, покрытом разноцветными разводами ужасных синяков, лежал большой кожаный мешок для бумаг. Граф взял его в руки и… остолбенел. Его сразу же обдало жаром: высокая грудь с поднявшимися от холода розовыми горошинами сосков не оставляла ни малейших сомнений в том, что он только что раздел девушку.

– Чёрт побери!.. – вырвалось у Василевского: по всему выходило, что на сей раз он влип очень серьёзно.

Глава четвертая

Александр Василевский

Граф Александр Василевский, единственное и обожаемое дитя в знатной и богатой семье, родился под счастливой звездой. Отец его послужил в своё время в гвардии, повоевал под началом великого Суворова, а потом, получив наследство после родителей и двоих бездетных дядьёв, стал так богат, что пришлось ему заниматься делами многочисленных поместий. Выйдя в отставку, Василевский-старший поселился в имении под Киевом и стал искать себе достойную невесту – скромную девушку, тихую, воспитанную и хозяйственную, способную родить мужу дюжину крепких и здоровых детишек. Но судьба рассудила иначе: на первом же балу в местном Дворянском собрании новоявленного жениха представили ослепительно прекрасной Марии Понятовской. Златокудрая и зеленоглазая польская княжна мельком улыбнулась Василевскому – и тот пропал. Как тень, следовал он за ней, а девушка лишь забавлялась, пока Василевский не набрался храбрости попросить её руки, да не у самой княжны, а у её старшего брата – опекуна.