Александр Эльберт - Про любовь и не только… Страница 4

6

Бобби было четыре года, когда Додик защитил диссертацию и ненадолго расслабился. Философия всё правильно поняла и какое-то время не преследовала его. А Вера ошиблась и, будучи в гостях у Аси и Арика, сказала, что хотела бы ещё и девочку. Дедушка и бабушка обрадовались и спросили: – «Когда?». Вера немного смутилась и сказала, что пока это только желание. Додик, задумавшись, сидел рядом и сначала ничего не понял. А когда проснулся и осознал, чуть не заплакал:

– А я? Обо мне ты не подумала? Второй раз я этого не выдержу.

Очень скоро Додика нашла, обогрела, приютила и приручила бездетная уже немолодая женщина. Много лет она очень хотела родить ребеночка, но ей, наверное, было не дано, и всё её неизрасходованное материнское тепло досталось Додику. Мудрая Вера всё узнала, опечалилась, но не прогнала Додика. Он сам ушел в новый дом и перестал бывать в старом. Целый год после этого Бобби виделся с папой, когда приходил с Верой в гости к бабушке и дедушке. А потом Додик перестал навещать родителей и только изредка звонил и рассказывал о себе. У него хватало ума не говорить о Кларе – так звали его новую неофициальную жену-маму и он рассказывал только о работе. Это было безопасно, потому что родители в его философии ничего не понимали и потому не переспрашивали. А Вера с Бобиком приходили к Асе и Арику почти каждую пятницу. Иногда Вера уходила домой и Бобби оставался ночевать у бабушки и дедушки. Он был умненький, не по годам развитой, очень уверенный в себе худенький мальчик, внешне до смешного похожий на мать, но в отличие от неё – резкий, нахальный, неуступчивый. С ним было трудно, особенно Асе. Ел он почти исключительно картофельные чипсы, причем когда угодно и где угодно, только не за столом. Захотел учиться играть на гитаре, получил несколько уроков и сказал:

– Всё, я уже научился. Дальше будет неинтересно, теперь буду играть на виолончели.

Через месяц история повторяется:

– Играть я уже научился, а продолжать и каждый день заниматься я не могу, потому что это отвлекает меня от компьютера.

В этот период Юра часто бывал у Аси и Арика и пытался общаться с Бобби. Поначалу Бобби не обращал на него внимания. Но довольно скоро это ему надоело и он тоненьким визгливым голосом прокричал – он всегда кричал, иногда не очень громко, иногда – хоть уши затыкай:

– Ты кто? Ты мне мешаешь. Разве не видишь – я занят, я беру интервью у рош мемшал`а (на иврите – премьер-министр). Не отвлекай меня от компьютера!

Первый урок не помог. Юра еще несколько раз пытался поиграть с Бобби в его игры, но мальчик просто игнорировал все эти неуклюжие на его, Бобби, взгляд попытки странного глупого старика втиснуться в его, Бобика, жизненное пространство. Он совершенно недвусмысленно давал понять: «Это моя игра, мой компьютер, моя комната, в конце концов! Ты нас`и? (на иврите – президент), рош-мемшала? Нет? – тогда не входи в мою комнату без стука. А лучше – вообще не входи. Не видишь – ты мешаешь мне работать!»

Ася пыталась увещевать внука, смягчала детскую прямолинейность, успокаивала Юру, извинялась. А Арик, который давно на все махнул рукой, сказал коротко и ясно:

– Оставьте его! Разве не видите – он нахал-одиночка. Ему никто кроме компьютера не нужен. Правда, с компьютером он на «ты».

«Со мной он тоже на «ты»», – подумал Юра, но промолчал.

– Пойдемте лучше чай пить, – разрядила обстановку Ася.

Про папу Бобби не вспоминал никогда.

7

Очень долго Додика кормила его новая подруга жизни, причем с удовольствием. Само по себе Додика это совершенно не смущало. Просто ему стало скучно все время сидеть дома, и он начал искать работу. К удивлению высокоостепененного молодого ученого оказалось, что работы нет. Переводы, редактирование, учитель в средней школе – пожалуйста. Но в университете, по специальности – хотеть, конечно, можно. Но! Страна маленькая, особенная, на другие страны никаким боком не похожая. У каждого имеется свое мнение по любому вопросу, причем на другой день он с этим мнением принципиально не согласен. И уж конечно, каждый второй – прирожденный философ. И все эти философы работают: рыночные торговцы, водители автобуса, врачи-анастезиологи и хирурги, что не мешает им делать сложнейшие операции, музыканты симфонического оркестра (причем в полном составе!), военные летчики (хорошо летают, между прочим), раввины – все (это понятно, им самим господом богом положено). Среди детей, особенно в неудачных семьях, не люблю называть их неблагополучными, тоже частенько встречаются философы; правда, все они пока не работают – но это временно.

Додик при поддержке своей новой подруги-мамы не отступает: стучит во все двери, звонит по всем телефонам, интернетирует на все известные ему адреса (электронные, если не сразу понятно) и даже посылает простые письма с марками. Изредка получает короткий ответ: «НЕТ!». Но в один очень жаркий день, когда даже вечером гулять не хочется, позвонил старенький университетский профессор, который совсем недавно был его, Додика, руководителем. И вот что сказал:

– Работу я предложить не могу, но помогу напечатать несколько статей. Так сказать, не чересчур заумные, но и не научно-популярные размышления философа на общечеловеческие темы, волнующие думающего и образованного читателя. Ну, например: «Сомнение – двигатель прогресса». Двух недель на колебания будет достаточно?

– На колебания – достаточно. А на ответ дайте ещё неделю. Если можно. И спасибо, профессор!

– Не подведите меня, голубчик. Честно говоря, эту работу мне предложило одно издательство. А я не могу. Просто не могу, порох кончился. Выручайте, коллега!

Додик стал думать и думал – колебался две недели. И решил: «Если к концу третьей недели придумаются красивые, пригодные к реализации названия статей – буду писать. Сколько можно делать ничего?!» А названия придумались такие:

a – Изменение понятия «сверхчеловек» (по Ницше) в 21 веке.

b – Взаимосвязь между внешним обликом философа, поведением «в миру» – и его учением.

c – Есть и нужна ли философская составляющая в массовых религиях?

d – О возможности и реальности унификации всех церквей с целью последующего их объединения.

e – Хорошо ли быть атеистом – с позиции разноверующих.

f – Что делать, если не верится? – с позиции верующего, но думающего.

g – Что это значит: «Толочь воду в дырявой ступе хрустальным пестиком»?

И даже краткие тезисы, пока без названия:

1. «Ищите и обрящете!» – Что искать? Где? Зачем? Когда? Ну ладно; понял – что, где и когда. И даже – как. Наконец, нашел. Остается понять, то ли это, что с этим делать и как потом от этого избавиться.

2. «Обиду можно простить, но нельзя забыть.» – Это, кажется, из Камю. Хорошо сказано и большой простор для размышлений.

Вечером, перед тем как отправить придуманное профессору, Додик вылез из философской скорлупы и решил посоветоваться с Кларой. Клара была женщина добрая, тёплая и простая. Она ничего не поняла, но почему-то задала вопрос, который перевернул всю постройку с головы на ноги:

– А почему ни слова про любовь?

Додик не обидился, улыбнулся и моментально внизу приписал первое, что пришло ему в голову:

– Люди! Любите друг друга!

Клара поцеловала своего ребеночка в затылок и сказала: «Лучше не придумаешь».

8

Старенький профессор был на самом деле совсем не так уж стар и полон сил. И не сказал Додику самого главного: не было никакого нового издательства, а была небольшая группа умных, энергичных, прозорливых людей разного возраста, разных специальностей, очень богатых и «нормальных», верующих и атеистов, – которые разочаровались в… и задумали… (В чём разочаровались и что задумали – пока хранится в величайшей тайне, иначе всё задуманное потеряет смысл). Давая согласие, Додик становился активным участником огромного проекта, конечной целью которого было не более, но и не менее чем… При этом Додик не знал и не должен был знать ни о существовании проекта, ни о его цели, ни о своем в нём участии. А нужен был этой небольшой группе, для простоты – Центру, именно такой, как Додик: грамотный, не обязательно талантливый специалист, философ с головы до пят, неамбициозный бессеребряник, отзывчивый на доброе слово большой ребенок.

Получив послание Додика, профессор пришел в восторг и моментально переслал это послание всем членам Центра, которые, немного подумавши, согласились с профессором и утвердили Додика на роль… С этого момента он стал ценнейшим достоянием, от которого в некоторой степени зависел успех всего задуманного этой группой людей. Теперь Додик не принадлежал сам себе и судьба его была предопределена. Сам Додик об этом не догадывался прежде всего потому, что его личная жизнь не сильно изменилась – умные люди были эти члены Центра! Разве что материальные вопросы были моментально решены. Без излишеств, однако, что полностью отвечало конечной цели проекта. И возврат Додика к жене и сыну стал неизбежен: исполнитель главной роли должен быть в некотором роде примером для подражания и не должен отвлекаться «по пустякам»… И всё, больше – ни слова. Иначе кто-нибудь раньше времени подумает, что догадался, и пойдут ненужные разговоры. И хотя всё настолько невероятно, что догадаться невозможно, определенные сложности могут возникнуть. «Пьеса» затянется, а некоторые члены Центра уже не молоды и не хотели бы ждать слишком долго. Хотя с другой стороны для большинства из них участие в работе, движение к цели, изменения в… – уже привычное многоточие – гораздо интереснее конечного результата, до которого мало кто надеялся дожить… Ну вот! Немножечко проболталось на свет божий: проект большой; не просто большой, а такой БОЛЬШОЙ, что несколькими простыми словами и не опишешь. И всё. Больше – ни слова.