Стефани - Солнце полуночи Страница 4

Когда ее нога, наконец, коснулась земли, она украдкой взглянула на меня. Ее взгляд встретился с моим, и тут я увидел себя в зеркале ее глаз.

Потрясение, которое я испытал, когда увидел свое лицо, спасло ее жизнь в те секунды.

А она не облегчила мне задачу. Когда она увидела выражение моего лица, румянец залил ее щеки снова, окрашивая ее кожу в самый восхитительный цвет, который я когда-либо видел. Аромат затопил мой мозг густым туманом. Это было все, о чем я мог думать. Мысли стали бессвязными, и я пытался сбросить с себя узы самоконтроля.

Она пошла быстрее, как будто осознала необходимость бежать. Из-за своей поспешности она споткнулась и почти упала на девочку, сидящую передо мной. Какая же она уязвимая и слабая. Даже для человеческого существа.

Я попробовал сосредоточиться на том лице, которое увидел у нее в глазах, лице, в котором с отвращением узнал свое. Лицо чудовища, живущего во мне, монстра, которого я десятилетиями загонял внутрь при помощи нечеловеческих усилий и жесткой самодисциплины. С какой же легкостью он снова вынырнул на поверхность!

Аромат окутал меня, рассеивая мои мысли и почти заставляя меня срываться с места.

Нет.

Я вцепился в край стола, пытаясь удержаться на стуле. Дерево не выдержало. Столешница хрустнула, у меня в руке осталась горсть щепок, а на поверхности остался отпечаток моих пальцев.

Не оставлять следов. Это было наше главное правило. Я тут же сравнял края отверстия так, что нельзя было догадаться, что это сделано человеческой рукой, оставив только кучку щепок на полу, которые тут же раскидал ногой.

Не оставлять следов. Уничтожать улики.

Я знал, что сейчас произойдет. Девочка подойдет, чтобы сесть возле меня, а я ее убью.

А свидетели, восемнадцать учеников и учитель, не дадут мне покинуть эту комнату после того, что они увидят.

Я содрогнулся при мысли о том, что мне придется сделать. Даже в самые худшие моменты я не совершал подобных зверств. Я никогда не убивал невинных, ни разу за восемьдесят лет. А теперь я собирался уничтожить сразу двадцать человек.

Чудовище усмехалось мне в лицо.

Часть меня содрогалась при одной мысли об этом, а другая часть тем временем планировала хладнокровное убийство.

Если я сперва убью девочку, у меня будет пятнадцать-двадцать секунд, чтобы насладиться ее кровью, прежде чем остальные среагируют. Может, чуть больше, если они сначала не поймут, что я делаю. У нее не будет времени, чтобы закричать или почувствовать боль, ведь я не буду слишком жесток и убью ее быстро. Это все, что я могу дать этой незнакомке с ее восхитительно желанной кровью.

А потом я не должен дать остальным возможности сбежать. Насчет окон можно не беспокоиться, они слишком маленькие и расположены высоко, чтобы в них можно было выпрыгнуть. Остается дверь – если заблокировать ее, они окажутся в ловушке.

Мне придется трудно, да и времени уйдет на это немало, если пытаться удержать их всех тут, пока они будут паниковать, бороться, метаться по классу. Это возможно, конечно, но будет много шума. Они будут кричать. Кто-нибудь услышит… И мне придется убить еще больше невиновных в этот черный час.

И кровь ее остынет, пока я буду разбираться с остальными.

От аромата у меня перехватило дыхание…

Так что придется ей сначала побыть свидетелем.

Я наметил план. Я сидел в среднем ряду на последней парте. Сначала я примусь за тех, кто сидит справа. Я мог бы убить четверых или пятерых за секунду. Это не вызовет слишком много шума. Правой стороне повезет больше, им не придется наблюдать, как я двигаюсь к ним, чтобы убить. Потом, направляясь от центра налево, мне потребуется самое большее пять секунд, чтобы прервать каждую жизнь в этой комнате.

Достаточно времени, чтобы Белла Свон видела, как я подхожу. Достаточно времени, чтобы она почувствовала страх. Достаточно времени, если, конечно, она не замрет от шока на месте, для крика. Один сдавленный крик, который не принесет ей никакой пользы.

Я глубоко вдохнул, а запах растекся по моим венам, сжигая мою грудь и уничтожая те остатки разума, которые у меня еще оставались.

Она все еще поворачивалась. Через несколько секунд она усядется в дюйме от меня.

Чудовище внутри меня улыбалось в нетерпении.

Кто-то слева от меня захлопнул книгу. Я даже не обернулся, чтобы взглянуть, кто из обреченных на смерть это сделал. Но движение воздуха перед моим лицом слегка рассеяло запах.

На одну короткую секунду я был способен мыслить ясно. В ту драгоценную секунду я мысленно увидел два лица.

Одно было моим, точнее было когда-то: красноглазый монстр, убивший стольких людей, что сбился со счета. Обдуманные и оправданные убийства. Я убивал других, более слабых чудовищ. Я был уверен, что мной руководит рука господня, когда я решал, кто из них заслужил смертный приговор. Я шел на компромисс с моей совестью. Я питался человеческой кровью, но для меня это было оправданно. Мои жертвы были не большими людьми, чем я сам.

Другое лицо принадлежало Карлайлу.

Между нами не было абсолютно никакого сходства. Яркий день и глубокая ночь.

Мы и не должны были быть похожи. Ведь Карлайл не был моим биологическим отцом. Мы не были похожи внешне. Разве что, как и у всех вампиров, у нас обоих была белоснежная кожа. А одинаковый цвет глаз отражал наш выбор.

И все же, хотя никаких оснований для нашего сходства не было, я представлял себе, что за те семьдесят лет, когда я избрал его путь и следовал за ним, мое лицо стало походить на его. Черты лица не изменились, но на меня как будто легла печать его мудрости, его сострадание можно было прочесть в изгибе моих губ, а безграничное терпение – в рисунке бровей.

И вдруг все эти крошечные улучшения исчезли под маской чудовища. За какое-то мгновение во мне не осталось ровным счетом ничего от того, что могло отразить годы, которые я провел с моим создателем, моим наставником, моим отцом. Мои глаза, как у дьявола, пылали красным огнем, и все сходство между нами было утеряно навеки.

В моем воображении глаза Карлайла не смотрели на меня осуждающе. Я знал, что он простит мне это ужасное деяние, которое я собирался совершить. Потому что он меня любил. Потому что он думал, что я лучше, чем я есть на самом деле. И он продолжал бы меня любить, даже если бы я не оправдал его надежд.

Белла Свон опустилась на стул возле меня, ее движения были неуклюжими и настороженными (она опасалась меня?), и аромат ее крови окутал меня густым облаком.

Я не оправдал бы надежд своего отца. Боль от осознания этого факта ранила меня так же сильно, как и жажда.

Я с отвращением отодвинулся подальше – чудовище внутри меня жаждало схватить ее.