Елена Яковлева - Уйти красиво Страница 43

Спустя пятнадцать минут они уже сидели на вокзальных задворках. Бомж, уютно устроившийся на заднем сиденье дубовской «Вольво», наполнял салон стойкими запахами бездомной и неприбранной старости, от которых не избавляло даже то обстоятельство, что Поздняков предусмотрительно распахнул все двери автомобиля. Знал бы Дубов, какие пассажиры будут сидеть в его холеной иномарке!

Там же, на заднем сиденье, лежали бутылка водки и полбатона завернутой в бумагу колбасы. Поздняков порылся в бардачке и нашел там пирамидку вложенных друг в дружку пластмассовых стаканов. Отделил один и подал старику. Тот, уже вовсю освоившись, скручивал винт с заветной бутылки беленькой.

— А себе? — спросил он участливо.

Поздняков красноречиво коснулся ладонью баранки:

— Я не могу, за рулем…

— Жалко, — посетовал бомж, скорее всего испытывающий диаметрально противоположные чувства. В конце концов, ему же больше достанется.

— А колбаски? — дед цапнул упакованный батон, оставив на бумаге следы грязных пальцев.

— Ешь сам, я сыт. Только порезать нечем.

— Ничего, и так управлюсь, — заверил его бомж, хотя на этот счет у Позднякова были кое-какие сомнения: до сих пор он не успел разглядеть во рту бедолаги ни единого зуба.

А дед, словно задавшись целью его переубедить, отломил кусок колбасы, просунул его в рот, крепко зажал между деснами и смачно зачмокал языком.

— Давно бомжуешь? — поинтересовался Николай Степанович.

— Давно. — Дед проглотил кусок колбасы, не прожевывая. — Третий год.

— А чего так? Родных, что ли, нет? — Поздняков сознавал полную бессмысленность подобных расспросов, но ничего не мог с собой поделать.

— Дочка есть, где-то тут, в Москве. Хотел ее искать, а потом плюнул. Зачем я ей?

— А своего жилья никогда не было?

— Было, — дед прищелкнул языком, — племяш обобрал, стервец… Я сам из Рязанской области, деревня Лески, может, слышал? У нас там теперь много московских дач, рыбалка отличная…

— Я так и подумал, что ты из деревни. И что же, ты все время на вокзале?

— Да считай, что все, — бомж аккуратно наполнил водкой пластмассовый стаканчик, блеснул своими никелированными глазками. — Ну, за упокой души Чемпиона. Пусть земля ему будет пухом, — он выпил залпом. — Не знаешь, где бомжей хоронят? Я бы съездил посмотреть, где лежать буду.

Поздняков не знал, где хоронят бомжей, но предполагал, что дед из деревни Лески наверняка будет лежать по соседству с экс-чемпионом Ковтуном.

«Что-то я сегодня очень сентиментально настроен», — подумал Николай Степанович, а вслух спросил:

— Его, кажется, били?

Дед как раз во второй раз наполнял пластмассовый стаканчик, рука его немного дрогнула, и несколько капель водки пролилось на дорогую обивку сиденья. Впрочем, потом ее все равно не мешало бы как следует продезинфицировать.

— Да приложили пару раз, но не сильно, — дипломатично ответствовал бомж, которому деревенская совесть, видно, не позволяла врать напропалую.

— Тогда помер он отчего?

— Выпил чего-то, целый день его рвало, даже с кровью. Приложили его уже давно… А помер из-за какой-то дряни — уж не знаю, чего он принял. Просил врача вызвать, да разве к бомжу «скорая» приедет? Под утро затих…

— А били его за что? За чем-то он недоглядел?

Было заметно, что поздняковская осведомленность престарелому бомжу не понравилась. Он насторожился, но продолжал проявлять лояльность по отношению к странному типу, угощающему забулдыг водкой, да еще в иномарке.

— Я точно не знаю, — прошамкал он без особого энтузиазма. — Вроде че-то там уперли… Вроде Чемпиона попросили присмотреть за каким-то барахлом, и это барахло свистнули.

— И он потом искал деньги, чтобы расплатиться? — продолжал наседать сыщик.

Такая любознательность бывшему жителю деревни Лески Рязанской губернии уж точно не импонировала. Можно было догадываться, почему: деду не хотелось выходить за рамки неписаных вокзальных законов, очень схожих с теми, что царили в местах «не столь отдаленных». В то же время бутылка водки представляла какой-никакой контраргумент.

— Как будто искал, — буркнул бомж. А на его лице было написано: отпусти ты мою душу на покаяние. — Я в это, честно, не вникал — зачем мне? Посуди, я здесь живу, к чему мне лишние неприятности? Я не знаю, зачем ты меня расспрашиваешь насчет Чемпиона, только ни к чему все это. Никто его не убивал, ну, поколотили малость. Если бы не выпил какой-то дряни, живой был бы…

Поздняков посмотрел на старика почти сочувственно, хотя и заметил довольно жестко:

— Да ладно тебе впаривать, все я знаю. Отметелили его какие-нибудь торгаши из ларьков. Собственно, меня это мало волнует, рано или поздно он и должен был так закончить. Меня другое интересует: он ездил к своей бывшей жене просить деньги или нет?

Бомж чуть не подавился колбасой.

— А ты че, ейный мужик?

— Я просто любознательный гражданин, — отрекомендовался Поздняков с запозданием. — Ты меня сегодня видишь, а завтра — уже нет, послезавтра — тоже, и так до бесконечности. Ваши вокзальные дела мне до фонаря, меня волнует одно: ездил он к своей бывшей жене или нет. И если ездил, то когда?

Дедок с трудом оторвался от изрядно сократившегося в размерах батона колбасы, жалостливо посмотрел на Позднякова. В его взгляде нетрудно было прочитать: а я так тебе верил!

— Вспомни, и я от тебя отстану, — клятвенно пообещал сыщик.

Бомж судорожно прижал колбасный огрызок к замасленному вороту своего ветхого камуфляжа, его замурзанная деревенская физиономия выражала воистину титаническую мыслительную деятельность. Наконец он изрек:

— По-моему, он к ней ездил, я не знаю, где она живет, но, кажется, нужно ехать электричкой…

— И когда? — уточнил Поздняков. Впрочем, узнать точный день он почти и не надеялся. Вряд ли такие опустившиеся типы ориентируются в днях недели.

Тем не менее дедок довольно бодро заявил:

— В прошлое воскресенье он сел на электричку под вечер, это я точно помню. Сказал: поеду проведать свою женушку. А вернулся на другой день… в общем, на вокзале он появился только к обеду…

— А почему ты так уверен, что он ездил в воскресенье? Может, он ездил в субботу?

— Еще бы я не помнил! — стоял на своем дед. — Как раз в тот день я тут встретил одного земляка, мы с ним поговорили… В общем, точно это было в воскресенье.

Внезапно Позднякова осенило:

— А избили Чемпиона уже после его поездки?

Бомж сразу погрустнел, потому что говорить об избиении ему откровенно не хотелось.

— Ты только скажи, когда его избили: до поездки или после…