Карен Робардс - Блуждающие в ночи Страница 43

– И чем же ты, нью-йоркская манекенщица из фирмы дамского бель-йа-а, занялась в родном Мерфрисборо?

Саммер слегка улыбнулась:

– Вышла замуж, чем же еще я могла заняться?

За смазливого доктора, сынка начальника полиции. Несмотря на его мелкий дефект, состоявший в том, что он еврей, мои родители были в восторге. Несмотря на мой мелкий дефект, состоявший в том, что я баптистка, его родители были в восторге. Даже я была в восторге. Некоторое время. Потом это прошло.

– Что же случилось? – в его голосе неожиданно прозвучало сочувствие.

Саммер откусила от своей булочки с сосиской.

– Он взял в жены манекенщицу, а не меня. Когда он обнаружил, что мой природный вес фунтов на двадцать больше того, который был у меня в день свадьбы, что мои волосы не вьются, если я не завила их, а природный цвет моих губ отличается от цвета губной помады, то стал капризничать.

– Вот как? – Франкенштейн отреагировал на коронный номер Маффи с «ползающим ковриком», протянув ей кусок своей булочки. – И вы развелись, да?

– Не сразу. Хотя было бы лучше, если бы сразу. Муж потратил пять долгих лет на то, чтобы превратить меня в ту женщину, на которой, как ему казалось, он женился. Ту, которая женственна, сексуальна и очаровательна двадцать четыре часа в сутки. И я все пять лет не мешала ему в этом. Дурочка, сама виновата.

В голосе Саммер прозвучала скрытая обида. Чего только она не делала для Лема! Одевалась с иголочки, держала в идеальном порядке дом, готовила ему, развлекала его друзей и знакомых, не забывая о том, насколько должны быть охлаждены напитки, – и провела множество часов в обществе домашнего видеомагнитофона, пока Лем вкалывал на работе. Она тихо сходила с ума от отсутствия счастья и, в довершение всего, довела себя диетой почти до голодных обмороков. А когда становилось совсем невмоготу, она дожидалась, пока Лем уйдет из дому, и съедала все, что могла найти: мороженое, хлеб, шоколадные батончики, специально припрятанные на этот случай. И каждый раз ей потом становилось плохо. Не только от обжорства, но и от сознания того, что она не в состоянии стать той идеальной женщиной, которую, как думал Лем, он взял себе в жены. В такие минуты Саммер вспоминала слова мужа – а он повторял их практически каждый раз, когда видел ее поглощающей нормальную пищу: «Я не знал, что женился на жирной свинье».

С Лемом она всегда чувствовала себя жирной свиньей.

Франкенштейн задумчиво посмотрел на нее:

– Да нет, я бы сказал, что дурачок он. Для старушенции тридцати шести лет ты выглядишь совсем неплохо.

Саммер подарила ему неожиданную ослепительную улыбку.

– Не знаю, что у тебя на уме, Франкенштейн, но, если ты хочешь добиться своего, валяй в том же духе.

Он ухмыльнулся:

– Клянусь, это был только комплимент.

– Так все говорят.

– Возьми маршмеллоу . Может быть, он подсластит твою печаль.

– Возможно.

Он разломил пополам кусочек лакомства. Саммер наслаждалась вкусом липкой сладости, пока она не растаяла у нее на языке, а потом пожалела, что все кончилось. Франкенштейн, похоже, испытал те же чувства, потому что слизал липкие крошки со своих пальцев, когда его половинка тоже растаяла.

– И что же случилось с тобой, когда ты развелась с этим, как то бишь его?

– С Лемом. С доктором Лемюэлом С. Розенкранцем, урологом. Тебе действительно интересно дослушать историю моей жизни до конца?

– Телевизора здесь нет. Других занятий мы тоже не имеем.

Саммер состроила ему гримасу.

– Так вот, я развелась. Поскольку ни виновника в распаде семьи, ни детей не было и в связи с тем, что Лем уже являлся врачом, когда я вышла за него, и в нашем доме не оказалось совместно нажитого имущества, я осталась практически без копейки. И это был удар. К тому времени мои родители переехали в Санти, отец болел. Они тяжело переживали мой развод. На них свалилась куча забот, и я не хотела добавлять им еще одну. Сестры повыходили замуж и разъехались. Я была одна как перст. И решила, что пробьюсь сама, без чьей-либо помощи. Вот только я не имела ни образования, ни какой-нибудь профессии. В молодости была манекенщицей, рекламировала дамское белье, – попробуй-ка найди такую работу в Мерфрисборо, потом стала домашней хозяйкой. Для того чтобы демонстрировать нижнее белье, уже ни возраст, ни фигура не подходили, у меня больше не было ни дома, ни хозяйства. Но одной вещи я все-таки научилась в замужестве. Господи, я научилась делать уборку. И я принялась убирать чужие дома. Так родилась «Свежая маргаритка». С тех пор фирма кормила меня и процветала год от года.

Франкенштейн откусил немного булочки с сосиской.

– Не знаю, как лучше сказать тебе, Розенкранц, но это пример успешной карьеры.

Его замечание очень польстило Саммер.

– Спасибо.

– Так что теперь, как я понимаю, твой бывший уже смылся с твоего горизонта. А как насчет новых приятелей?

– Я встречаюсь с одним. Джим Бритт, дантист.

– Это серьезно?

– Нет, – после некоторого колебания искренне сказала Саммер.

– Отлично!

Она внимательно посмотрела на него:

– Что ты хочешь сказать своим «отлично»?

– Что мне ненавистна мысль, если ты снова превратишься в домохозяйку у какого-нибудь врача, – произнес Колхаун с непроницаемым лицом.

– Со мной такое в жизни больше не случится, можешь мне поверить. Урок не прошел даром. – Саммер выразительно пожала плечами, с сожалением наблюдая, как Франкенштейн заворачивает пакет со сладостями, чтобы не было соблазна съесть все. В пакете оставалось еще с дюжину кусков. Благоразумие требовало оставить их на потом, как и сосиски, галеты и мятные подушечки.

– Если уж у нас вечер вопросов и ответов, то я тоже хочу спросить тебя. А ты колледж окончил?

– Я окончил университет Восточного Кентукки. По специальности правонарушения. Но поступил туда не сразу после школы. Сначала отслужил в морской пехоте.

– Ты сам пошел в армию? – Большинство знакомых Саммер, родившихся в сороковые, сделали все, чтобы уклониться от воинской службы.

– Да, – ухмыльнулся Колхаун.

– А почему?

– Можно сказать, что я был лопухом, клюнувшим на девиз «Немногие, но гордые».

– В самом деле?

– И еще я не хотел, чтобы меня призвали. Я считал, что будет лучше, если сам пойду туда.

– Так и случилось? Я хочу сказать, это оказалось лучше?

– Я жив, так что, наверное, лучше. Хотя куча моих приятелей проваландалась все эти годы в национальной гвардии.

– Ты был во Вьетнаме? – ее голос прозвучал сурово, она смотрела на него с невольным уважением.

– Нет, но в перспективе это мне светило. Примерно к тому времени, когда я окончил курс начального обучения, оттуда начали выводить войска. Так что большую часть своей службы я провел в Северной Каролине. И упустил свой шанс стать знаменитым героем.