А. Харрисон - Тихая жена Страница 44

Ощущение надежности и оптимизм, пришедшие после прочтения газеты – ведь ни машина, ни виновники преступления не были опознаны, – уже сменились запоздалым пониманием, что статус бывшей супруги автоматически делает ее главной подозреваемой, и если ее имя до сих пор фигурирует в завещании, все будет только хуже. Джоди крайне удивлена, что ей не пришло это в голову раньше – когда они строили козни, ястребиными взглядами осматривая ее имущество, когда она убежала в тропики. Она тогда была словно в некотором трансе, самоиндуцированном гипнозе, одури, в которой желаемое выдавалось за действительное. Когда во Флориде ей позвонили, Джоди впала в панику, но то была ерунда. Тогда можно было забыться во сне или залить мозг алкоголем. А сейчас ощущения стали неприятными и колкими, как когда отсидишь ногу, как будто ее кто-то встряхнул, и кровь заискрила.

Тодд во многом был ребенком, Фрейд охарактеризовал бы это как случай задержки психосексуального развития – пятилетний мальчик с фаллической фиксацией, занятый исключительно половым самоутверждением, до сих пор влюбленный в мамочку, вымещающий это свое желание на всех женщин, само воплощение Эдипова комплекса. Фрейд Джоди никогда особо не вдохновлял, но он умел распять человека своим суждением. Скажем так, Тодд не был склонен к рефлексии, в его картине мира его собственные недостатки вообще не фигурировали. Хотя справедливости ради надо отметить, что он и на непростительное поведение других людей тоже закрывал глаза. Он всех прощал. Но это не освобождает его самого от ответственности. Джоди хотелось бы верить, что смерть заставила его посмотреть на вещи другими глазами, что даже сейчас он занят оценкой своих прегрешений – в чистилище или где еще. Но в то же время ей никак не удается отделаться от ощущения, что он смог от этого увильнуть, повернул все в свою пользу и вышел из ситуации, как всегда, безнаказанным.

Утром, когда раздается стук, она пьет кофе и читает газету. Сегодня ему посвящена всего одна колонка, в которой нет ничего нового. Джоди еще даже не высохла после душа, в махровом халате и белых хлопчатобумажных носках, она планировала, что после кофе, который должен унять головную боль, она вернется в постель и доберет сна, поскольку ночью опять лежала с открытыми глазами и бешено скачущими мыслями. Клиентов на сегодня не запланировано, никаких обязанностей нет, потому что по графику она еще во Флориде. Джоди не знает, кто стучит, но наверняка швейцар или кто-то из соседей. Остальные должны были бы позвонить из холла. Ну, так она думает, поскольку забыла, что у полицейских особые привилегии.

Детективу, коренастому мужчине с квадратным лицом, глазами цвета чернозема и прямыми линиями бровей, лет где-то под сорок. Под расстегнутым пальто коричневый костюм, голубая рубаха и галстук в бескомпромиссную косую полоску. Джоди понимает, что он человек семейный – даже раньше, чем замечает кольцо на пальце – у него трое-четверо детей не старше двенадцати и жена, которой нравится жить в безопасности, которую он, несомненно, обеспечивает.

– Мисс Джоди Бретт? – спрашивает он.

Она кивает.

Он достает бумажник, раскрывает его и вытягивает на уровне ее глаз, чтобы Джоди могла прочесть, кто перед ней.

– Сержант уголовной полиции Джон Скиннер. Можно войти?

Джоди отходит в сторонку, пропуская его в прихожую.

– Простите за беспокойство в столь ранний час, – говорит он, имея в виду, что она еще в банном халате. – Позвольте выразить соболезнования. Мне рассказали, какое на вас впечатление произвели эти новости. Плохо, что пришлось сделать это именно так – я имею в виду, по телефону. Мы связались с полицией Джексонвилля, но произошли некоторые накладки.

– Это вы со мной разговаривали? – спрашивает Джоди.

– Нет, мэм. Вам звонил Дэйви. Но он рассказал, в каком вы были шоке.

У нее в голове мелькает коварная мысль, что, упав в обморок, она завоевала некоторое сочувствие, так что, возможно, именно поэтому он с ней так преувеличенно вежлив. Джоди проводит детектива в гостиную, на данный момент очень красиво освещенную утренним солнцем. Он показывает на вид из окна.

– Наверное, это сплошное удовольствие.

– Да, нам очень нравится вид, – говорит Джоди. – Точнее, нравился. – Голос у нее обрывается, но она собирается с чувствами. – Меня он очень радует, и Тодд тоже им наслаждался. Во многом именно поэтому мы и выбрали эту квартиру, хотя она была меньше, чем некоторые другие, которые мы с ним… – она не договаривает, внезапно смутившись такой роскоши и подумав о крошечном убогом домике, который можно позволить на зарплату полицейского, особенно при семье из пяти-шести человек. – Налить вам кофе?

– Не надо так утруждаться.

– Ничего страшного, у меня уже сварен.

– Черный годится, – говорит он.

Вернувшись с кружкой кофе, Джоди просит ее извинить.

– Всего на минутку, мне надо одеться.

Возможность сбежать в спальню дает ей короткую, но крайне необходимую отсрочку. Ладони холодные и мокрые; корни волос влажные; и несмотря на то, что она только что из душа, Джоди чувствует себя грязной. Если бы она воображала себе, что к ней придут из полиции, то картинка у нее была бы совсем другой. Во-первых, их было бы двое – разве они не всегда работают в паре? – и они давили бы на нее, воспользовались бы тем, что она неодета, чтобы чувствовала себя не в своей тарелке, обратили бы диалог против нее, как оружие. Джоди тогда хотя бы проявила темперамент и начала защищаться. А так… один совершенно скромный детектив – что это все может означать?

Она возвращается в гостиную в отглаженных брюках и чистой рубашке. Помимо этого Джоди положила немного румян на щеки и забрала назад волосы. Детектив, смотревший в окно, поворачивается к ней. Джоди вошла беззвучно, но он заметил ее периферийным зрением. Они оба садятся, она на диван, он – на стоящее напротив кресло с подголовником.

– Я понимаю, что известие вас шокировало, – начинает он. – По-хорошему, надо бы дать вам время прийти в себя, прежде чем заявляться с вопросами, но мы вынуждены действовать безотлагательно. Зацепок у нас мало, и с каждым часом след становится все более призрачным. Думаю, вы понимаете, в каком положении мы оказались.

Детектив вскидывает открытые ладони, словно моля его понять.

– Даже не осознавая этого, вы можете обладать информацией, которая поможет нам в расследовании. Подробности из жизни погибшего, что он делал в последние дни и недели перед преступлением. Это может оказаться крайне важным для составления общей картины случившегося. Какие-нибудь его слова или поступок, на которые вы в свое время не обратили внимания, могут быть важным элементом этой мозаики. Я даже не в состоянии передать, насколько вы могли бы помочь нам в раскрытии этого преступления. Вы для нас очень важный человек, и я хочу, чтобы вы тоже так же себя воспринимали.

Джоди к собственному ужасу понимает, что она не в состоянии смотреть ему в глаза. Для такого мужчины, доблестного, опытного, ее виновность должна быть очевидна. Зачем еще ему изводить ее всей этой болтовней о том, насколько она для них важна?

– Извините, я забыла, как вас зовут, – говорит она.

Он повторяет – «сержант уголовной полиции Скиннер», – Джоди тут же забывает это опять, но снова думает, что он человек семейный.

– Я понимаю, что вмешиваюсь в вашу личную жизнь, – продолжает он, – поверьте, мне жаль, что это единственный способ. Человек умирает, вы это еще едва осознаете, а мы уже за вас схватились и просим воскрешать воспоминания, на этом этапе исключительно болезненные.

Голос у него тихий и убаюкивающий, и это действует Джоди на нервы. Детектив сдержан, любезен, уверен в себе, словно кошка, играющая с мышкой. Джоди смотрит на его прямоугольные пальцы с чистыми ногтями, на целомудренные полоски галстука, маленькие мочки ушей, без лишней обвислости.

– Это тяжелая часть нашей работы, – говорит он, – нам самим все это нравится не больше, чем вам. Мы стараемся вести диалог как можно деликатнее, но некоторые все равно обижаются, хотя винить их в этом нельзя.

Джоди одновременно бросает в жар и холод: голова раскаляется, конечности замерзают. В любую секунду она может расхохотаться. Она встает с дивана и начинает рыться в тумбочке в поисках сигарет – там должна быть пачка «Мальборо». Вообще она не курит, но сейчас эта идея кажется привлекательной.

– Будете? – предлагает она, протягивая пачку.

Семейный человек отказывается. Джоди находит спички, прикуривает. Последний раз она курила лет двадцать назад, или даже больше, еще в школе, но все равно делает глубокую затяжку. И, естественно, комната начинает кружиться. Она ждет, когда это пройдет, а потом снова садится, в одной руке сигарета, в другой – пепельница-сувенир из Мон-Сен-Мишель, которую Джоди хранит, потому что она внушает радостные чувства.