Алла Полянская - Право безумной ночи Страница 45

— Чья машина?

— Моя, — Валерий заводит двигатель, включаются фары, выхватывая из темноты больничный забор. — У меня их три — нет, теперь уже две, так что можем спокойно кататься. Адрес уточни, пожалуйста.

— Ладожская, четыре.

— Ага, на Бородинском. Ну, с богом.

— Не превышай скорость, не все гаишники еще спят, — я достаю пистолет и обоймы. — Пока оставлю в бардачке, не трогай, заряжен. Скорость не превышай, говорю!

— Я не превышаю. Смотри, а народ еще ездит.

— Ездит, че. Первый час только, чего ж не ездить…

Вот так, переговариваясь ни о чем, мы переезжаем через плотину и вскоре поворачиваем направо — нужный нам дом совсем недалеко. Это длинная блочная девятиэтажка, темной глыбой возвышающаяся над улицей. Кое-где светятся окна, но их немного. Люди спят, завтра рабочий день. И мне вдруг так хочется домой, просто до слез — но без моих детей мне там делать нечего.

— Квартира тридцать семь должна быть здесь.

— Первый этаж?

— Думаю, он специально искал первый этаж — еще один путь отхода. Оль, смотри, там кто-то есть.

— То-то мне показалось, что этот сукин сын мне чего-то не сказал. Ладно, нужно просто посмотреть, кто там еще, — думаю, уж этот человек ответит мне на вопросы.

— А потом?

— А потом суп с котом, Валера. Не задавай глупых вопросов.

Я в принципе не понимаю, как можно задавать такие тупые вопросы, учитывая обстоятельства. А еще кандидат наук, эпохи изучал, а так и не понял, что основной закон любой эпохи — выживание и обеспечение выживания потомства, и остальные законы — так, девайсы, навороченные вокруг этого, основного. Просто некоторые люди идеалисты, а некоторые — нет, я так точно нет.

— Стой здесь.

Он идет к дому, в лоджию нужной квартиры проникает свет — где-то в комнате горит ночник. Может, там и нет никого, но я сомневаюсь. Он цепляется рукой за решетку и подтягивается, стараясь заглянуть внутрь.

Что-то острое толкает меня в спину, струйка крови потекла от лопаток вниз. Этот парень совсем не пахнет, даже жвачкой. Словно и нет его.

— Стой где стоишь и не дергайся.

Я стою, лихорадочно соображая, что же мне сейчас делать.

— Зови сюда своего приятеля.

Я знаю одно: этот парень опасен. Я видела опасных людей и знаю, какова на вкус опасность, а потому могу только стоять не двигаясь, пока его рука бесцеремонно меня ощупывает. Вот только то, что на мне спрятано, он не найдет, потому что не там ищет. Он привык обыскивать мужчин, а потому шарит по ногам, за поясом, ощупывает запястья, в то время как небольшой, но очень острый тонкий нож, который я нашла в сумке его приятеля, спрятан под волосами — я воткнула его в пучок, собранный на макушке.

— Хорошие формы и приятные сиськи, — он издает сдавленный смешок и снова режет меня. Струйка крови горячая и неожиданная, потому что боли я не чувствую. — Зови его сюда.

Он сжимает меня так крепко, что я не могу вдохнуть, а острый край его ножа делает еще один надрез на моей многострадальной спине. Почти нежно прижимая меня боком к себе, он нарезает мою спину на мелкую лапшу.

— Володя, иди сюда.

Валерий замер, обернулся, вглядываясь в темноту, потом медленно пошел в нашу сторону. Человек за моей спиной напрягся, но ослабил хватку, хотя лезвие ножа все так же режет мне спину.

— Дернешься — тут тебе и конец.

— Да нос зачесался.

— Пить будешь, примета такая. Можешь почесать.

Я открытой ладонью чешу кончик носа, а Валерий подходит совсем близко.

— Ляля, что…

Я выхватила нож из своей прически и полоснула нападающего по лицу. Он приглушенно взвыл и инстинктивно ухватился за глаз — думаю, то время, что я ему оставлю, он будет пользоваться одним, а я полоснула его по запястью, нож выпал из его руки, одновременно Валерий выбил у него из рук пистолет, который тут же тяжело упал на утоптанную землю.

— Бери его, и пойдем, в квартире разберемся, что к чему.

Крови много, я чувствую, как к моей спине прилипла футболка. Кровь заливает и лицо нашего нового знакомца. Я выуживаю у него из кармана точно такую же связку ключей, как у меня в кармане, открываю замок, и мы входим в ярко освещенную прихожую. Да, похоже, глаз парню уже не спасти. Впрочем, он ему уже не понадобится.

— Боже мой, Оля…

Тем не менее он толкает хозяина квартиры в комнату, но ни наручников, ни скотча у нас нет, так что усаживаем парня на диван, Валерий бросает ему полотенце, лежащее на стуле.

— Оль, нельзя же так!

— Найди полотенце для меня и вытри мне спину.

Только сейчас он заметил, что я стою в лужице крови — собственной. Охнув и употребив слово, которое обычно не употребляют в приличном обществе, бросился в ванную, а я стою и смотрю на человека, который взял деньги, чтобы меня убить — не потому, что ненавидел или боялся, а просто бизнес такой. Ничего личного.

— Прыткая, сучка. И хитрая.

— Ага. Твой напарник тоже разделяет твои восторги.

— Где он?

— Ну, надо еще решить, с точки зрения какого учения мы станем это рассматривать. Если принять за основу метафизическое видение мира, то я могу сказать, что его душа уже там, откуда не возвращаются, а тело, которое было склепом для его души, разлагается, закопанное глубоко и надежно. Но не надо расстраиваться, душа вечна, и в новом мире ему лучше. Если же принять за основу позиции диалектического материализма, то…

— Я ничего тебе не скажу.

— Твой напарник тоже так заявил. Ну, и вот я здесь, а где он?

Мне вдруг становится смешно. Боже мой, они все это говорят. Ну, видимо, невыносимо им осознавать, что их одолела очкастая тетка средних лет с больной спиной и двумя детьми. Плохо, очень плохо, студент! Домашнее задание нужно готовить прилежно, а не качать из Интернета всякую чушь.

— Оль, тебе надо в больницу! Он тебя порезал!

— Ничего страшного, раны поверхностные, он не успел приняться за меня как следует. Промокни тканью, чтобы кровь унять.

— Этому тоже надо в больницу… И полицию вызвать бы.

— А потом объяснять, откуда у меня вторая связка ключей и как я вообще обнаружила это логово. Я знала, что сучонок что-то замыслил, когда отдавал мне эти ключи, — а он утаил, что здесь напарник. Надо было не подъезжать сюда машиной, а оставить ее в квартале от дома, тогда бы мы его здесь застали, и я была бы цела.

— Соображаешь.

Ему лет тридцать пять, он невысокий, очень жилистый и, видимо, подвижный, хорошо тренированный мужик. Но он сделал ту же ошибку, что и большинство мужчин: автоматически перенес внимание на более крупного и сильного противника, не приняв в расчет женщину, выглядящую безобидно.