Татьяна Воронцова - Не совсем мой, не совсем твоя Страница 47

– Ну и?..

– А я выставил ее через пару недель. Такие дела.

Он замолчал и уставился в пространство. Ник решил воздержаться от комментариев, зная, что при таком раскладе можно запросто схлопотать по физиономии. Риту Мелихову он помнил очень хорошо. Когда он готовился к защите диплома, она и ее подружка, две жизнерадостные второкурсницы, прибегали в аудиторию на первом этаже старого корпуса МАрхИ и делали всю черную работу за Генку Болотова, приятеля подружки. Вычерчивали ступени винтовых лестниц, разбивали стены на кирпичики, обводили тушью генплан… Ник посматривал на Риту, она посматривала тоже, но дальше этого дело не пошло. Трудно сказать почему. Возможно, он просто не проявил должного упорства. А спустя несколько лет встретил ее вместе с Хэнком в галерее «Риджина» на открытии его персональной выставки. Хэнк обнимал ее за талию с горделивой улыбкой собственника, а она так вообще была на седьмом небе от счастья. Красивая девочка с улыбкой Одри Хепберн… Неужели она до сих пор красит свои роскошные волосы в тот же умопомрачительно рыжий цвет?

– Иногда во время путешествий люди с отягощенной кармой попадают в странные пространства, где чувствуют себя не очень комфортно. У них начинается что-то вроде приступа паранойи с воплями, судорогами, слезами… вплоть до нанесения себе увечий. – Ник покосился на собеседника и, убедившись в том, что снова завладел его вниманием, продолжил: – Не бойся. Если с тобой начнет происходить что-то подобное, я тебя вытащу. Я смогу. У меня были хорошие учителя.

– Знаю. Потому я и обратился к тебе. – Хэнк потянул из пачки сигарету. Щелчок зажигалки, уплывающие к потолку колечки дыма… – А еще чем ты баловался? Тяжелые наркотики?.. Амфетамины?..

– Нет. Никогда. И тебе не советую. От этого дуреешь, брат.

Хэнк встал, прошелся босиком по мягкому ковру. Черные джинсы с небрежно подвернутыми штанинами, черная футболка навыпуск, расхлябанная походочка, нездоровая бледность, лихорадочный блеск глаз – вот он, маниакально-депрессивный гений начала третьего тысячелетия. Футболка болтается на тощем теле, как на палке, но Ник уже знает, что это оптический обман. Тощим Хэнк выглядит только в одежде. И если задаться целью, под этими дорогущими фирменными тряпками можно обнаружить достаточное количество мускулов и тестостерона.

Присмотревшись к одной из картин на стене, он вдруг понял, что прекрасная дриада, выглядывающая из громадного дупла в стволе могучего раскидистого дуба, – это рыжеволосая Рита. Изумрудное кружево листвы, узнаваемый, чисто «градовский», приглушенный и странно мерцающий свет… Белолицая дриада, окутанная облаком собственных волос, смотрит на тебя и в то же время сквозь тебя, как пьяная. Ее красота – это красота бессмертного, бестелесного существа, духа тенистых дубрав, глубоких оврагов и мшистых болот. Манящая и пугающая. Доступная и опасная.

– В нормальном случае полет продолжается от восьми до двенадцати часов. – Ник заставил себя отвернуться и продолжил инструктаж. – Сам понимаешь, никаких срочных дел ни в этот день, ни в последующий у тебя быть не должно. Никаких телефонных звонков, никаких гостей – только ты и твой гид. Между первым и вторым трипами должно пройти время. Минимум неделя. Эту неделю рекомендуется посвятить самоанализу.

– Будет о чем подумать, да?

Ник взглянул на него с тем особенным выражением дружелюбия, теплоты и легкой иронии, которое сразу же выдает опытного кислотника, уже прошедшего испытание раем и адом.

– Кислота – это триггер. Ты вернешься другим. Поверь мне.

В девять утра он уже стоял в дверях, отчаянно борясь с желанием плюнуть на все и остаться… ну хотя бы до вечера. Хэнк стоял тут же, в джинсах и вчерашней черной футболке, с дымящейся сигаретой в зубах.

– Пока, – пробормотал Ник, переступая порог. – Я позвоню.

Хэнк тронул его за манжету рукава.

– Верещагин, уходи с баркаса.

Голос, севший до хрипоты. Легкая гримаса, как будто табачный дым неожиданно оказался слишком горьким.

Продолжая смотреть на него в упор, Ник медленно кивнул:

– О’кей.

– Береги себя, Никита.

– Ты тоже, Георгий.

Ну все, пора. Выйти на площадку перед шахтой лифта, нажать на кнопку вызова, последний раз оглянуться, услышать эти слова:

– Ладно, увидимся, чувак.

– Да. – Ник еще раз кивнул. – Увидимся.

Прежде чем подняться в квартиру и вновь увидеть это лицо взбалмошной сорокалетней девочки с надутыми губами и нравственным кодексом неандертальца, прямо в салоне автомобиля он взрывает косяк, который свернул ему на дорожку Хэнк, и долго еще сидит, уставившись на панель приборов, пробуя осмыслить все, что произошло за эти дни.

Хэнк задумал грандиозное погружение, по времени это растянется месяца на три-четыре, но если этот погрязший в роскоши хиппи может позволить себе не работать (хотя, если разобраться, под кайфом-то как раз самая работа, офигенный наплыв бессознательного), то для него, Ника, это абсолютно неприемлемо. Придется наезжать к нему по два-три раза в неделю – проводить сеанс психоанализа и следить за тем, чтобы процесс самопознания не обернулся тяжелым психозом. Перепрограммирование мозга… Как человек, прошедший все стадии освоения внутреннего пространства под руководством доброжелательно настроенных специалистов, Ник был прекрасно осведомлен об опасностях, подстерегающих на этом пути. Сумеет ли он сделать для Хэнка то, что сделали для него год назад Маргарет Келлер и Джон Томпсон?

Бурлящий поток бессвязных мыслей резко меняет направление и устремляется в другое русло. Ксения, Ксения… Вожделенная дичь, за которой погнался, охваченный первобытным инстинктом. Накинул аркан – и сам оказался в сетях. Охотник и дичь поменялись местами. Хотя несправедливо было бы утверждать, что она ведет себя как охотник. Обычная мужская паранойя: мир полон женщин, одержимых желанием выскочить замуж… А на деле оказывается, что это далеко не так. Что ты сам хочешь этого куда больше, чем она. А она… она просто позволяет себя уговорить.

Подавив вздох, он смотрит на часы, потом на знакомый подъезд. Пора идти. В самом деле пора.

Ничего особенного. Просто войти, поздороваться, достать из шкафа спортивную сумку, собрать вещи. Поблагодарить за все. Повернуться и уйти. Первым делом она, конечно, ударится в слезы (раздосадованная Илона, шмыгающая красным, распухшим носом, – это зрелище для сильных духом), потом напомнит про деньги, потом опустится до угроз… Все к черту. Просто вставай и иди.

Ник выходит из машины, держа наготове брелок сигнализации, нажимает на кнопку, слышит привычное «квак-квак», роняет брелок в карман и уже поворачивается, чтобы идти, как вдруг…