Ирина Лобановская - Анатомия развода Страница 48

Он много читал о педагогике. Больное место… И вычитал, что многих родителей надо учить родительскому искусству. Но захотят ли они постигать непростую науку?.. Значит, думал Анатолий, тогда придется учить детей защищаться от тех, кто дал им жизнь. Бывает ли что-нибудь ужаснее?..

— По-моему, тем, у кого нет братьев и сестер, крупно повезло… — заявил Анатолий.

Полина вздохнула. Она хорошо знала историю его жизни.

— Ты так думаешь?

— Уверен.

— А я нет, — задумчиво отозвалась Полина. — И вообще, нельзя ни в чем быть твердо уверенным…

Антон, думал Анатолий. Он по-прежнему пугливо, нервно моргает, словно ждет, что старший брат вот-вот набросится на него с кулаками… Сестренки… Они вообще никогда не интересовали Анатолия. Так же как и он их. Хотя, когда приходил к родителям, девчонки с радостным визгом бросались к нему… Он всегда мрачно, грубо отгонял их. Они обижались…

Отец, замученный язвой и большой семьей… Рано постаревшая, растолстевшая мать в затрапезе…

Анатолий ненавидел их всех. Наверное, у него были на то причины. Он словно вычеркнул близких из памяти и жизни. Сказал себе, будто их больше нет… Никого… Ни вечно испуганного Антона. ни шумных, визгливых сестренок, ни родителей… Никого… Так вышло… Судьба. И ему осталось лишь коротать жизнь в одиночестве при живых родите лях, брате и сестрах. Так бывает…

Краешком дремлющего подсознания он вдруг вспоминал порой мамины руки… Как от мамы хорошо пахло мылом, борщом и чем-то еще, домашним и неопределенным… Как звучал когда-то, давным-давно, мамин голос, обращавшийся лишь к нему, Толе… Тогда единственному сыну…

Да, для него никого больше нет… Он всех выбросил из своей жизни и памяти точно так же, как они когда-то выбросили его. И некого ненавидеть… Не надо лелеять и нежить свои обиды и проклинать тебя оскорбивших… Вообще уже не придется ни о чем думать и ни о ком вспоминать… А своя судьба… Она мало заботила Анатолия. Как выяснилось неожиданно именно сейчас. Оказывается, он жил только с помощью своей ненависти и подпитывался своими мыслями, тянул из них нужную ему энергию…

После окончания второго института Анатолия сразу пригласили на работу в самую престижную медицинскую гинекологическую клинику. Там он и опробовал свой прибор, заканчивая диссертацию.

Дедушка и бабушка радовались за внука и с гордостью рассказывали о его успехах соседям. Очевидно, и родителям тоже. Только, когда те звонили, Анатолий, даже если случайно оказывался дома, к телефону упрямо не подходил.

— Халфин, золотая голова! — часто с удовольствием повторяла палатный врач Надеждина.

В отделении невынашиваемости беременности подобрались замечательные врачи да еще вдобавок с уникальными фамилиями. Словно специально выбирали. Надеждина, Спасова плюс заведующая отделением Любимцева.

Она завела альбом с фотографиями родившихся у пациенток детей и самих мамочек и часто повторяла, показывая в альбоме на ту или иную даму: «Мы ей здесь сделали двоих детей».

Анатолий попросту переселился в клинику. Дед с бабкой не возражали. Если Толенька хочет… Он поставил себе раскладушку в ординаторской и там спал. Все в отделении были в восторге: всегда под рукой еще один врач, кроме дежурного. Да и дежурные при Халфине блаженствовали. Он спал мало и чутко, всегда легко просыпался и любил брать решение любых сложных вопросов на себя. Анатолий следовал одному нехитрому жизненному правилу — старался каждый день добиваться немножко больше того, что мог и достиг вчера.

Дамы, которым он, по выражению Любимцевой, «делал детей», и их безгранично благодарные мужья и родственники, непрерывно таскали Анатолию конфеты и коньяки. Потому что деньги он брать не любил. В маленькой комнатенке Халфина, которую ему выделили внизу, при поликлинике в стенном шкафу вечно толпились шеренги разномастных бутылок коньяка. Выбирай любой, на вкус и на цвет, — и пей! И Анатолий постепенно привык к коньякам и конфетам.

— А зря ты, Халфин, не берешь взяток «зеленью»! Вот тут твоя золотая голова просчиталась! — посмеивалась веселый доктор Надеждина. — Хотя бы приоделся за счет осчастливленных мамашек! Купил бы себе приличные брюки и ботинки.

— А еще лучше взятки натурой! Баб у меня тогда будет навалом! — бурчал Анатолий и продолжал ходить по больнице в старых, залохматившихся внизу брюках и разношенных шлепанцах.

Приличная обувь здесь ему вообще не требовалась.

И семья тоже. Никакая. Поэтому он не стремился ее заводить. К женщинам Анатолий относился с большой осторожностью. Старался держаться от них подальше, исключая представительниц своей профессии.

С Полиной он познакомился случайно, на концерте Владимира Спивакова в Большом зале консерватории. Сидели рядом…

Но о женитьбе Анатолий не помышлял. А ребенок… Ему почему-то тогда стало очень горько, что Полина убила его ребенка. Именно его…

И их связь продолжалась, путаная и смутная…

Поля стала задумываться о том, что сейчас во всем появилась какая-то неясность. Это особенности нашей современности. От которой не спрятаться, не уйти, не сбежать…

После ухода из дома Алика Полина, что называется, слетела с катушек. Она устала, замучилась, ей все надоело… Надоело столько лет безуспешно пытаться примирить братьев… Надоело видеть заплаканные глаза матери и тоскливые — отца… Надоело выслушивать грубости Романа и понимать его настроение и состояние.

«Почему я должна всех понимать и всем сочувствовать? — все чаще и чаще спрашивала себя Полина, вспоминая слова младшего брата. — Почему никто не хочет понимать меня и сочувствовать мне? В конце концов, я ни в чем не виновата… Зато я по их вине — а кто просил вырезать мне в детстве гланды? — потеряла голос и возможную профессию… Кто знает, чего я бы сумела добиться на сцене… Может быть, как раз очень большого успеха…»

Отношения с Романом становились все напряженнее. Теперь уже Поля начала думать, что именно по вине родителей и братьев она не вышла замуж — потому что возилась с ними со всеми непрерывно, а на себя махнула рукой, — все только Ромочка да Алик… А вот теперь она не нужна ни Ромочке, ни Алику» Они оба на нее плюнули уже давно… И ее растоптанная личная жизнь— исключительно вина близких…

Давление у Полины падало все ниже. Голова кружилась все чаще… Поля стала бояться потерять сознание и упасть.

Весной от сквозняков в метро Роман сильно простудился. Ни Полина, ни родители ничего не могли поделать с его тупым, граничащим с идиотизмом упрямством и желанием по-прежнему просить милостыню.