Юлия Шилова - Нечего терять, или Мужчину делает женщина Страница 5

– Я хочу быть с тобой откровенна. Я тяжело больна. В глубине души я надеюсь победить, но все же понимаю, что могу и не выйти из этой больницы…

Голос мой прервался, я почувствовала, что вот-вот разрыдаюсь.

– Ты будешь жить. Вот увидишь, – уверен сказал Костя.

– А если вдруг…

– Если вдруг ты почувствуешь, что у тебя закончились силы для борьбы, передашь мою просьбу тому, кому доверяешь, кто будет здоров.

На балкон заглянула медсестра и позвала меня на процедуры. Я не могла просто так встать и уйти. Я должна была как-то поддержать Костю.

– Ты не сдавайся, – сказала я. – Ты только держись. У тебя есть ради чего бороться за жизнь. У тебя есть любовь. Понимаешь, любовь. Ради нее стоит бороться. У меня этого нет. Это исчезло вместе с моей болезнью. Мне всегда казалось, что любовь вынесет любые испытания, даже болезнь. А она, сука, оказывается, такая непостоянная, такая коварная… Прямо как дешевая девка. Я всегда думала, что мои проблемы – это проблемы и моего мужа. Оказывается, все не так. В этой жизни можно надеяться только на себя. Очень тяжело, когда понимание приходит в этих стенах.

– Тебя бросил муж?

– Да. Человек, с которым меня связывает несколько лет жизни и ребенок.

– Тут всех бросают… Вернее, почти всех… Ты не сказала мне свое имя.

– Виктория. Вика.

– Это значит победа…

Я с трудом улыбнулась и пошла вслед за медсестрой.

Вернувшись в палату, я увидела, что Миле совсем плохо. Такой растерянной и удрученной она еще не была.

– Знаешь, к черту эту гробницу, – решительно сказала я. – Сейчас позвоню маме, она принесет нам новые шторы, махровые коврики, кучу плакатов… В палате станет красиво, уютно, совсем по-домашнему. Я надену яркий халат и пушистые тапочки… – Я посмотрела на лежащую соседку и замолчала.

Молчала и Мила.

– Ведь мы же еще живые… – робко попыталась продолжить я. – Ведь нам тоже хочется тепла и домашнего уюта… Будь моя воля, я бы все эти гробовые стены выкрасила в какой-нибудь розовый цвет.

– А что от этого изменится? – безразлично произнесла Мила.

– Ты о чем?

– О том, что, если тут будет уют, нам не станет лучше… У меня не вырастет грудь, а результаты твоей крови не станут лучше.

– Ну нет, ты не права. Чтобы выздороветь, нужно не раскисать, не давать душе впадать в уныние.

– Откуда в тебе появилось столько оптимизма?

– А откуда в тебе появилось столько пессимизма?

– Не знаю. Я смотрю на эту корзину роз и понимаю, что она прощальная.

– Не говори ерунды! – рассердилась я.

Решив не поддаваться настроению соседки, я направилась к телефону. Меня ужасно штормило, ноги просто отказывались слушаться. Из какой-то палаты послышался то ли стон, то ли молитва. Я почувствовала, что силы оставляют меня. «Нет, – сказала я себе. – Не сдамся – я должна вылечиться. Всем смертям и диагнозам назло. Я очень сильная. Я такая сильна, что даже трудно себе представить. Я буду разговаривать со своей болезнью на „ты“ и заставлю ее встать на колени… Она отступит. Она испугается, ведь она очень трусливая… Ой, какая же она трусливая… Это только кажется, что она всемогущая, а на самом деле она боится тех, у кого есть воля… Я выйду из больницы, поеду на дачу, откопаю шкатулку с долларами, возьму положенную мне часть и куплю дом для своих родителей. Он будет сделан из белого камня и стоять на самом берегу моря. Я привезу туда родителей, посмотрю им в глаза и скажу: „Вот видите, я победила… Я это сделала. Надо просто захотеть. Надо просто захотеть жить… Надо просто поверить в себя. Я поверила, потому что у меня есть вы, сын Санька и маленькая собачка Зося. Я знала, как я вам нужна, как необходима. Мы должны быть вместе, ведь мы – настоящая семья, и никто нам больше не нужен… Ну нет у меня мужа – и не надо. Главное – здоровье. Видимо, не всем выпадает шанс иметь рядом преданного человека. Это же как карточная игра, а я всегда проигрывала в карты».

Обливаясь потом, я добрела до телефона и позвонила маме. Поговорив совсем недолго, я повесила трубку и, опершись о стену, медленно съехала на пол. Перед глазами плыло, я поняла, что больше не смогу ступить ни шагу. «Я сильная», – стала твердить я себе и попыталась встать. Когда мне это удалось, я рухнула на пол и потеряла сознание. Очнулась я в палате, к правой руке была подключена капельница, рядом сидела Мила.

– Что произошло? – спросила я.

– Ничего, не считая того, что ты упала в обморок. Ходишь по больнице, как будто здоровая. Могла бы сказать, что хочешь спуститься к телефону, я бы помогла, вдвоем мы бы спокойненько доплелись. И что тебя понесло?

– Я звонила маме насчет ковриков и шторок…

Мила удивилась и, запинаясь, произнесла:

– Послушай, а ты в своем… уме?

– Ты же сама говорила, что здесь все сумасшедшие. Давай уж будем сумасшедшими до самого конца. Умирать – так с музыкой. В уютных апартаментах.

На следующий день наша палата перестала напоминать гробницу. Ярко-розовые шторы, розовый тюль, ворсистый ковер и куча незамысловатых плакатов сделали свое дело. Я надела халат с желтыми подсолнухами и старалась победно улыбаться. На меня заглядывались и больные, и лечащие врачи. Наверное, от меня исходила какая-то невиданная здесь свежесть, я воплощала пусть мнимое, но все же благополучие.

Наступил тихий час. Больные разошлись по палатам. Неожиданно тишину нарушил отчаянный крик. Мы с Милой переглянулись и выбежали из палаты. Посреди коридора сидел бледно-зеленый Константин и кричал:

– Помогите, я умираю! Вы слышите, я умираю! Сделайте что-нибудь! Я хочу жить! Господи, хочу жить! Цените жизнь, люди! Слышите, цените! Она одна. Падла, как жалко, что она одна! Берегите каждое мгновенье, потому что однажды оно может станет последним! – Он вцепился в халат подбежавшей к нему сестры и снова закричал задыхаясь: – Родная, помоги! Хотя бы еще один день… хотя бы мгновенье, только не сейчас… Сделай укол или дай таблетку… У меня есть деньги. У меня их много. У меня и у моего отца. Я отдам все, только помоги… Умоляю, слышишь, я хорошо заплачу… Я не хочу умирать, я молод… Я еще ничего не видел… Почему именно я?! Я хочу жить!..

Костя рухнул на пол. Через несколько секунд появились санитары с каталкой. Они накрыли тело простыней и увезли. Я с ужасом посмотрела на пару каталок, стоящих в холле. Кто же будет следующим? Странно… Мы еще живы, ходим по больнице, смотрим телевизор, обедаем, а посреди отделения стоит дежурная каталка для очередного покойника. Видно, кто-то заботится о том, чтобы мы знали свое место, чтобы не забывали, кто мы такие, и не надеялись на лучшее.

Больные разбрелись по палатам. Тихий час еще не закончился. Я бросилась к каталке, схватила ее за поручни и повезла прочь из своего отделения. Увидев это, санитар велел немедленно прекратить самодеятельность.

– Не прекращу! – зло бросила я. – Мы живые! Мы еще живые, и не надо напоминать нам о смерти!

Я успокоилась только в палате. Достав пару листков, которые мне дал Костя, я внимательно прочитала их. Нет, не зря меня назвали Викторией. Я обязательно выкарабкаюсь. Я выполню его просьбу.

– Жалко его, совсем молоденький, – растерянно сказала Мила. – Ему бы жить да жить… Господи, да что ни говори, а жить хочется в любом возрасте. И молодым, и пожилым.

Глава 4

Дни тянулись томительно долго. Я уже потеряла счет времени. Порою мне казалось, что я стала чувствовать себя лучше, да и результаты анализов все больше укрепляли надежду на выздоровление.

В один совершенно непримечательный день в палату вошел мой муж и посмотрел на меня так, словно я уже давно умерла. Мила сразу все поняла и ушла в коридор. Он просто пришел. Ни цветочка, ни яблока, ничего. И никакого сочувствия в глазах…

– Ну как, не надоело здесь лежать? – с непонятной усмешкой спросил он, присаживаясь на краешек кровати.

Я опустила глаза.

– Врачи говорят, что я иду на поправку. Странно, тут все мрут как мухи, а я поправляюсь…

– Оно и понятно. Такие, как ты, не умирают. Могла бы поехать со мной, когда я звал.

– Андрей, если бы я поехала, то уже давно бы загнулась. – Я отвернулась, чтобы скрыть выступившие слезы. – Ты сейчас где живешь? – еле слышно спросила я.

– Когда как. Иногда дома, иногда на съемной квартире, – равнодушно бросил он.

– Ты с кем-нибудь встречаешься?

– Ты же знаешь, я никогда не был обделен женским вниманием.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты отъявленная сволочь?

– Никто, кроме тебя, – в голосе Андрея послышалась издевка. – Мы отдалились друг от друга в последнее время… – Он тяжело вздохнул. – Это все твоя мнимая болезнь. Если бы ты хоть немного меня любила, то в первую очередь думала бы о наших отношениях…

– У меня рак. Неужели ты не можешь понять?

– Уж на раковую больную ты похожа меньше всего, – усмехнулся Андрей. – Слишком хорошо выглядишь для умирающей, прямо расцвела.

Я поняла, что больше не в состоянии продолжать этот бессмысленный и в то же время до глубины души обидный разговор.