Самид Агаев - Дороги хаджа Страница 5

– Ишь нехристь, гляди Мотька, даже лба не перекрестил.

Ее слова услышал неприметный мужичонка, из тех, что слоняются на рынке без дела, смотрят товар, щупают, мнут, но ничего не покупают. Он встрепенулся и стал глядеть на «нехристя», в тот момент, разглядывавшего наконечники стрел. Наконец, словно что-то решив для себя, он торопливо ушел. Через некоторое время к базару подъехали несколько всадников. «Гля, гля, сам пожаловал», – поплыл испуганный шепоток по рядам. Это был местный тиун со своей дружиною. Давешний охотник, увидев всадников, весь как-то подобрался и попытался затеряться среди базарной толпы. Но это ему плохо удавалось, ибо его богатырскую фигуру было видно отовсюду. Тиун коротко распорядился, и двое из пяти дружинников спешились и направились к охотнику, расталкивая людей на своем пути, ни с кем не церемонясь. Охотник видел их, и уже понял, что они идут к нему. Но выбраться из толпы уже не мог. Недавнее желание затеряться в ней – было ошибочным, не помогло и лишило его маневренности. Он сделал вид, что разглядывает плетенные ивовые корзины, когда они подошли.

– Пойдем, ка, – сказал один из дружинников, беря его под локоть. – Посадник с тобой потолковать хочет.

– На что ему со мной толковать? – спросил охотник, оттягивая время и лихорадочно соображая как поступить.

Второй подступил с другого бока, говоря:

– Давай, давай смерд, воевода ждать не любит. Иди по-доброму, не жди, пока разгневается. Ложи корзину.

– Ладно, – покладисто сказал охотник.

Он повернулся, чтобы положить корзину на телегу. Но вместо этого, ловко и неожиданно надел ее на голову дружинника, да дернул так, что плетеная ручка, ободрав ему нос, оказалась под горлом. Второй дружинник принялся выворачивать ему руку, крича: «а ну подмоги, вяжи его, братцы». Но базарный люд не торопился на подмогу. Охотник свободной левой рукой нанес ему страшный удар под дых. Отчего дружинник, задохнувшись, упал на колени. Первый дружинник к этому моменту освободился от корзины, и потянулся за плетью, но тут же получил удар в голову. Охотник, бросив сумки, перемахнул через одну телегу, другую, выбрался из базарной толчеи, и побежал в сторону реки, за которой начинался лес. Но уйти от всадников ему не удалось. Куда человеку против лошади. Тиун с тремя оставшимися дружинниками быстро догнали его и обнажив мечи, вынудили остановиться.

– Вяжи его, ребята! – приказал воевода.

Когда связанного и избитого охотника привели на допрос. В палате сидел за столом дьяк, двое стражников стояли по бокам

– Развяжите, – приказал дьяк.

– Лучше не надо, – возразил один из конвоиров, – здоров бугай, когда брали, насилу сладили.

– Ладно, – согласился дьяк.

Он макнул перо в чернильницу и стал задавать пленнику вопросы. Охотник без утайки отвечал: кто таков, откуда, чей холоп, сколько лет. Покладистость узника вызвала у дьяка даже некоторую симпатию. Он поглядывала на него с благожелательностью, видя, что с ним не будет особых хлопот. Но, когда дошли до вопроса – в чем виноват, – дело встало. Дьяк быстро осерчал и повысил голос, пытаясь добиться у арестанта признания своей вины. Но узник твердил одно – невиновен. Его спокойные ответы, теперь напротив стали раздражать и выводить из себя дьяка.

– Ты что же хочешь сказать, – усмехаясь, говорил он, – что у нас невинных людей ни за что, ни про что на улице хватают и в острог тягают?

Пленник кротко улыбался и не отвечал на провокационные вопросы. В один момент открылась потайная дверь в стене, и в комнату вошли двое людей. При их появлении, дьяк и дружинники кинулись на колени. Это был посадник и его староста. Посадник, тучный человек в алом кафтане, сел на лавку. А староста остался стоять.

– Это он? – спросил посадник.

Староста подтвердил.

– Как зовут? – спросил посадник.

– Егорка, – подсказал дьяк.

– Не тебя спрашивают, – буркнул на него посадник.

– Прости батюшка, – виновато поклонился дьяк.

– Что же молчишь-то, ирод? – воскликнул староста. – Отвечай боярину.

– Так сказано уже, – молвил Егорка, – что же зваться-то попусту, не к добру это. Плохая примета.

Посадник вдруг захохотал, смех услужливо подхватили остальные.

– А ты веселый парень, – отсмеявшись, сказал посадник, – на волоске от гибели, а в приметы веришь. Молодец, люблю таких, может сладим с тобой. Скажешь мне все как на духу, да и отпущу тебя с миром. А не скажешь – пеняй на себя, в яме сгною.

– А чего ты от меня хочешь услышать? – спросил Егор.

Что-то в этом вопросе не понравилось посаднику, задело. В нем была какая-то дерзость, выражавшаяся в том, что смерд говорил с ним, как с равным. Но посадник до поры пропустил это мимо ушей. Он только что отобедал, выпил меда и находился в умиротворенном состоянии. Но спрашивать узника, как собирался поначалу передумал.

– Ну, скажи мне, – обратился он к дьяку, – что за ним, какие грехи водятся?

Дьяк, торопясь, схватил какие-то свои записи, но от волнения, читать не стал, а, сбиваясь, стал говорить по памяти:

– Кличут Егоркой, сын такого-то, из деревни такой-то. Пропал уж несколько лет как, вместе со своей сестрой. Недавно вернулись. Построили большой дом, не хуже княжеского. Работать не хотят, оброк, барщину выплатили за десять лет вперед. На вопрос – откуда деньги, ответить отказались. Сестрица вскорости исчезла. Обо всем было доложено тиуну. Сам смерд изъявил желание откупить себе вольную. Но тиун, почуяв неладное, приказал доставить смерда к себе для разговора. Егорку под конвоем повезли к тиуну, но по дороге он убег. Пойман вчера на рынке, спустя шесть месяцев после побега.

Выслушав доклад дьяка, посадник обратился к узнику со словами:

– Ну что скажешь в свое оправдание.

– Объясни боярин, в чем моя вина, и я тогда найду что сказать.

– Вина твоя, смерд, в том, что ты не явился по моему приказу.

– Человек не может быть виновен в том, что не явился на беседу к другому человеку, – спокойно ответил Егорка.

– Всякий другой человек не может. Но непослушание смерда – сиречь тяжкое преступление. Что ты на это скажешь, умник?

Посадник говорил спокойно, но дьяк, хорошо знавший своего хозяина, уже замечал косвенные признаки надвигающейся ярости. Умник сказал следующее:

– Когда мою сестру похитили печенеги, мои отец и мать пришли к тебе и бросились в ноги, моля о помощи. Но ты сказал им, чтобы лучше бы они следили за своей шалавой дочкой. С тех пор я не считаю себя твоим смердом.

– Это как же так? – процедил, едва сдерживаясь, посадник.

– Потому что если смерд принадлежит господину, то господин должен защищать его. Потому что право собственности накладывает обязательства.

Посадник вскочил с лавки, опрокинув старосту, сидевшего на другом конце.

– Мать твою! – взорвался он. – Я тебе покажу обязательства, да я тебе язык вырву за такие слова, пес шелудивый. В колодки его, батогами бить, розгами сечь.

Несколько минут он кричал, затем подскочил и, размахнувшись, ударил связанного Егорку по лицу. Дьяк сделал знак стражникам, и те, подхватив пленника, поволокли бедолагу вон.

– А язык? – напомнил, уточняя, дьяк, брызгая чернилами, чертя слова на бумаге.

– Что язык? – тяжело дыша, спросил посадник.

– Язык отрезать?

– Стоп, – вдруг сказал посадник, точно опомнившись, – верни его.

Дьяк бросился в коридор, по которому волокли Егорку, и того привели обратно.

– Егорка, – спросил посадник, – ведь ты не хочешь сгнить в яме заживо.

Охотник, удивленный переменой тона, взглянул на посадника, который был возбужден, но старался держать себя в руках. В его голосе даже послышалось некоторое участие.

– Не хочу, – согласился Егорка.

– Так отдай деньги, и иди с миром. Даю слово, отпущу тебя. И дом, что ты построил, верну.

– О каких деньгах ты толкуешь, боярин? – лицо узника было непроницаемо, но посаднику оно показалось насмешливым.

– О тех деньгах, что у тебя есть, с которыми ты вернулся из Персии. Уж не знаю, чем ты там занимался – торговал ли, грабил ли, убивал ли, но по всему видать казну ты привез хорошую. Дом поставил, не дом, а хоромы, княжеские палаты, оброк за десять лет оплатил. С барином своим знаться не пожелал. Сознайся, кого ты убил и ограбил.

– Никого я не убивал. Меня в Ширване обманом в рабство продали…

– А ты думал как? – перебил его воевода. – Смерд, он везде смерд. Куда бы ты ни подался, везде рабом будешь. А как же, так мир устроен. Так что же ты хочешь сказать, что в рабстве ты столько денег скопил?

– Ты, боярин, что хочешь, думай, а я ничего другого не скажу.

– Ну что же, – свирепея и повышая голос, сказал посадник, – уведите. Да всыпьте ему батогов, а завтра ко мне. И так будет каждый день. Или ты мне отдашь деньги или душа из тебя вон.

Когда Егорку вывели из комнаты, посадник приказал:

– В яму не сажайте его. Не ровен час, сбежит.

– Из ямы то? – удивился дьяк.