Елена Арсеньева - Дамочка с фантазией Страница 5

– Да я сейчас у ее мужа спрошу, – подскочила та с кушетки. – У них всегда все знают мужья. – И выметнулась за дверь.

– Везет бабам! – вздохнула Валентина. – Мужья все знают, думать не надо, знай по сигналу падай в койку, а потом рожай… У тебя дети есть? Сколько детей?

То, что азербайджанка рожала, вдобавок не единожды, видно было, как говорится, невооруженным глазом. Но сколько раз конкретно?

– Пятнадцатого января месячные прошли! – влетела в кабинет переводчица. – Муж сказал. Он календарик ведет.

– Да ты что?! – обернулась Валентина. – Чего только не бывает на свете, да? А детей у них сколько? Спроси у мужа.

– Это я и так знаю, – кивнула переводчица. – Здесь, в Нижнем, двое с ними живут. И двое там, в ихнем ауле, или как его там. У мамаши мужа под присмотром.

– Понятно. Короче, барышня беременна, это раз. Второе – у нее инфекция какая-то, думаю, трихомоноз, надо подлечиться. – Валентина выбросила в ведро очередную пару перчаток. – Подождем, конечно, анализов, тогда и поговорим конкретно. Не знаешь, они ребенка оставлять думают или как?

– Разумеется, оставлять! – всплеснула руками переводчица. – Аллах не велит аборты делать, вы что, не знаете?

– А, ну да… – Валентина зевнула, даже не пытаясь прикрыть рот. – Пардон. Еле живая к концу приема. Давайте, девочки, приходите завтра с утра на кровь и все такое. А послезавтра мазок будет готов – тогда скажу, как лечиться. Понятно? Ну, пока!

– До свиданья, – сказала молдаванка.

Азербайджанка молча поклонилась в пояс.

– Ишь ты! – изумилась Валентина. – Ну, с богом. То есть с Аллахом!

Наконец-то ушли. Похоже, на сегодня все. Отмучилась, доктор Залесская!

Нет, кто-то еще ломится в дверь… Слава те, это всего лишь уборщица.

– До свиданья, тетя Галя, я помчалась! – Валентина выхватила из шкафа шубку и в самом деле побежала по коридору. Пусто, все уже ушли, как нормальные люди, она одна сегодня досидела до закрытия консультации и даже после оного. А это кто притулился под окошком?

Впрочем, в эту минуту Валентину гораздо больше интересовала не примостившаяся у подоконника фигура, а дверь дамского туалета. Но, выйдя оттуда через несколько минут, она вновь покосилась на женщину. Что-то в ней было знакомое…

Стоп, да это же та суровая барышня – Люда Головина!

– Ты чего тут засиделась? – удивилась Валентина. – Ждешь кого-то?

– Да. – Люда медленно поднялась со стула. – Я вас жду.

– Меня? – вскинула брови Валентина. – А что такое? Мы что-то забыли? Или решила все же взять направления на анализы? Может, и насчет аборта…

– Нет! – резко качнула головой Люда. – Я просто… Можно, я с вами немного пройдусь, а? Вы на остановку? В верхнюю часть едете? Я вас только чуть-чуть провожу. Пожалуйста!

В ее ровном, пожалуй, даже монотонном голосе прорезались вдруг умоляющие, истерические нотки, и Валентина спрятала раздражение в карман. Видимо, с этой угрюмой, уверенной в себе особой не все так просто, как казалось. Похоже, она чего-то боится.

Ну, в общем-то это объяснимо. Барышня переоценила свою крутизну. Ее «мальчик-мужчина» определенно будет настаивать на аборте, да и его мама, факт, в стороне не останется. Особенно если натура потенциальной «сношеньки» ей известна и она подозревает, что здесь имеет место быть не безумная страсть, а вполне трезвый расчет. Наверное, эта Люда позвонила своему парню – сообщить радостную, так сказать, новость, а трубку схватила потенциальная свекровь и отвесила что-нибудь этакое… Типа – убирайся со своим ублюдком в свою Тмутаракань, или откуда ты там взялась. Сердитые мамы умеют сказануть, что да, то да!

Между тем они с Головиной уже вышли из дверей консультации, спустились с крыльца и осторожно побрели по тропе через двор. Этот глагол для обозначения процесса движения был самым точным, поскольку в начале марта, когда беспрестанно чередовались оттепели с похолоданиями, тропа покрылась настывшими колдобинами, в темноте неразличимыми. Со стороны передвижение по ней напоминало култыханье каких-то калек, у которых ноги разной длины. Валентина могла об этом сказать с уверенностью, потому что не единожды наблюдала из окошка аналогичное култыханье. Вообще-то она была даже рада, что Люда Головина внезапно навязала ей свое общество. Вдвоем, сцепившись под ручку, преодолевать эту полосу препятствий было куда легче, чем в одиночку. И все равно они еле ползли – и это при том, что обе были в сапогах на низком каблуке. Иначе тут и впрямь калеками стать можно в два счета. Строго говоря, свои красивые итальянские сапожки Валентина перестала носить зимой именно в целях ногосбережения.

За все это время Люда не проронила ни слова. Возможно, оттого, что идти было тяжко и скользко, она просто сосредоточилась на пути, а может быть, ей нужно не столько поговорить, сколько просто помолчать рядом с кем-нибудь доброжелательным, а если и не слишком доброжелательным, то хотя бы не осуждающим.

Да ради бога! После пяти часов непрестанной говорильни Валентина молчала с наслаждением! Если б еще ноги не разъезжались каждую минуту, совсем славно было бы.

Но все на свете имеет конец, и тропа, конечно, тоже должна была когда-нибудь закончиться. Валентине и Люде осталось только преодолеть некий бруствер, еще месяца два назад собранный на обочине дороги бульдозером, расчищавшим проезжую часть после очередного снежного заноса, на которые так щедры нижегородские небеса. Городские власти, которые пешком, как известно, не ходят, о пешеходах практически не заботятся, бруствер никуда не убрали, и в нем было за это время протоптано несколько более или менее труднопроходимых тропинок.

Обычно здесь горел уличный фонарь, который несколько облегчал выбор пути, однако нынче, как нарочно, света не было. Должно быть, фонарь перегорел. Валентина только хотела выразиться на эту тему, как вдруг их просто-таки залило ярким светом. Зажглись фары автомобиля, стоявшего неподалеку.

Это было очень кстати, поскольку высветилась каждая выбоина в пресловутом бруствере, он перестал казаться таким уж неодолимым, а переход через него – опасным и пугающим. Валентина с прицепившейся к ней Людой взобрались на верх сугроба и только собрались сойти с него, как фары погасли и темнота от этого показалась словно бы в три раза гуще.

– Да что?! – возмущенно выдохнула Люда, но тут же ноги ее подогнулись, она качнулась, заваливаясь назад, и начала падать вниз, стаскивая заодно и Валентину, которая пыталась удержать ее. Не удалось: было слишком скользко, и они упали обе – упали тяжело, болезненно, так, что у Валентины даже дух перехватило от удара спиной, и она какое-то время не могла не только шевельнуться, но даже и голос подать. Она увидела, как снова вспыхнули фары, потом раздалось урчание мотора, и на краткий, но жуткий миг Валентине показалось, что автомобиль сейчас наедет на них с Людой, распластанных на оледенелом тротуаре, однако фары погасли, рокот мотора отдалился, и она поняла, что автомобиль уехал.