Наталия Орбенина - Ледяная дева Страница 5

Причитала, причитала, и, наконец, Софья поведала няньке свой секрет.

— Учиться? Французский? Историю с географией? Книжки читаете? Диво дивное! Ну да ладно, лишь бы деньги платили, а в ученье ничего плохого нет!

Лето пролетело быстро. Так же быстро продвигалось ученье Ангелины Петровны. И очень скоро между ученицей и учительницей возникла нежная дружба, несмотря на то что Толкушина была старше Алтуховой на десять лет. Конечно, поначалу обе стеснялись, краснели. Софья Алексеевна боялась быть требовательной, боялась указать ошибки, обидеть Ангелину Петровну. Но потом дело потихоньку пошло на лад.

Осенью Толкушина вернулась в Петербург. Софье было жаль расставаться с ученицей, которая так скрасила ее одинокое лето. И вот однажды из столицы прибыл конверт. Ангелина Петровна писала Соне по-французски:

«Милый друг, Софья Алексеевна! Да, именно милый друг! Теперь, когда нас разделяют версты, я понимаю, что нашла в вашем лице близкого друга и товарища. Только вы понимаете меня так, как я сама. Дозвольте не прерывать наших занятий, дозвольте писать к вам и просить ваших советов…»

Соня была потрясена письмом, правда, тотчас же отметила несколько ошибок. Она ответила восторженным письмом, и между молодыми женщинами завязалась бурная переписка. Чего тут только не было! На листочках писем, которые регулярно летели в Петербург, Соне пришлось выступать модисткою, швеей, кухаркой, учителем светских манер. Но это не составляло труда для девушки. Ведь родители воспитывали ее как должно, как истинную потомственную дворянку. И то, что было ей свойственно с детства, пришлось теперь преподать другому человеку.

Пришла зима, Соня с нетерпением ждала приезда своей ученицы. На сей раз она заявила Ангелине Петровне, что искренняя дружеская приязнь не позволяет ей брать жалованье за уроки. И тогда Ангелина Петровна предложила:

— Дорогая Софья Алексеевна! Я слишком высоко ценю ваш труд и вашу искреннюю помощь мне! Как я могу не желать вознаградить вас! Если вы не хотите денег, то тогда позвольте мне предложить вам мое гостеприимство, мой дом в Петербурге открыт для вас!

У Софьи даже дух перехватило от счастья! Она окажется в Петербурге! Будет жить в богатом доме Толкушиных! Увидит писателей и актеров! Будет сидеть в ложе театров! Прокатится на роскошном выезде по Невскому проспекту! Девушка запрыгала от радости и обняла Ангелину Петровну. И в ту же зиму, на Рождество, она в сопровождении верной Матрены Филимоновны и Филиппа Филипповича отправилась в сказочный Петербург.

Глава 3

Столица встретила юную провинциалку громадинами дворцов, фонарями на улицах, бескрайней широтой проспектов, по которым мчались лихачи, и под их стремительными полозьями скрипел снег. Над замерзшей Невой сверкал шпиль Петропавловской крепости. По тротуарам двигалась нарядная публика, дамы кутались в меха, спешили конторские служащие, чиновники. Магазины и лавки ломились от товара. Сновали приказчики, мальчишки — разносчики газет, торговцы вразнос. Голова закружилась от впечатлений, от многолюдья и многоголосья.

Большой дом Толкушиных на Сергиевской улице поразил Софью пышностью и нарочитой броскостью обстановки. Тут теснилась и тяжелая мебель красного дерева, так любимая прежним поколением семьи, и новая, более легкая, на тонких ножках с гнутыми спинками из светлого дерева. Великолепные комоды, столы и столики, буфеты и многочисленные стулья вперемежку с диванами и креслами, зеркала в бронзовых рамах, огромные кадки с комнатными цветами. Все это обступило Соню со всех сторон. Она неловко стояла посреди комнаты, не решаясь присесть ни на стул, ни на диван, обтянутые тканью с яркими набивными цветами. Эти цветы казались гостье настолько несоразмерно яркими по сравнению с рядом стоящей прочей мебелью, что хотелось зажмуриться. Хозяйка со смущенной улыбкой провела гостью по парадным комнатам, она почувствовала, что убранство ее дома неприятно поразило подругу, но не могла понять, что именно нехорошо. Спросить не решилась, а гостья, разумеется, поспешила придать своему лицу соответствующее выражение, чтобы не обидеть хозяйку. Ангелина Петровна вывела Соню во двор, пройдя через который, они очутились в маленьком уютном флигеле. В этом небольшом домике, напоминавшем ей собственный дом в Энске, Соня и поселилась вместе с нянькой и ее мужем. В тот же день произошло знакомство с остальными членами семьи Толкушиных. Первым перед гостьей предстал маленький Гриша. Кудрявый и веселый мальчик сразу приглянулся девушке, и между ними тотчас же установилась дружба. Но вот с его отцом Тимофеем Григорьевичем не получилось ни дружбы, ни даже видимости дружеской приязни. Не заладились отношения сразу же, с первого мгновения.

«Какой грубый, неделикатный, резкий…» — таковы были впечатления девушки от хозяина дома. Высокий, с громким голосом, порывистыми движениями, он испугал ее. Ей захотелось сжаться и сделаться невидимой в тот момент, когда он впервые уставился на нее.

«А это что еще за курица?» — говорил его взгляд.

— А, вот, значит, наша учительница прибыла! — насмешливо приветствовал Толкушин гостью. — Что ж, рады, милости просим. Мне давно любопытно было на вас поглядеть, что же это за такая девица, которая на каждый вопрос моей супруги имеет ответ.

— Надеюсь, ваше любопытство удовлетворено, — спокойно и с достоинством ответила Софья, хотя видимость спокойствия и самообладания дались ей с трудом.

— Отчасти, — усмешка не сходила с уст Толкушина. — Я, признаться, ожидал более яркого оперения чудесной жар-птицы.

— Яркость перьев не всегда подразумевает чудного голоса. Вот павлины, какое чудесное оперение, а пенье — сущая насмешка. В то время как скромный серый соловушка заливается ангельским голосом. Не так ли? — Соня совсем оправилась от смущения и спокойно смотрела Толкушину в лицо.

Широкие изогнутые брови, складка между ними, резкие очертания рта, массивный подбородок. Несомненно, Тимофея Толкушина можно было отнести к привлекательным мужчинам. Только сердитое выражение глаз и постоянная усмешка, которая кривила полные губы, портили эту привлекательность.

— Ах, Тимоша! — поспешила вмешаться Ангелина Петровна. — Вечно ты за свое! Вы уж простите его, Софья Алексеевна! Это он не со зла, это он всегда насмешничает! Особливо, когда ему новый, незнакомый человек на зуб попадает!

— Сдается мне, что наша гостья являет собой образчик высокого ума, а также острого языка. Чему вам, моя дорогая, неплохо бы и поучиться! — промолвил супруг и зажег папиросу.

Ангелина Петровна порозовела от неловкости за бестактность мужа и поспешила пригласить гостью к столу. К обеду вышла и Устинья Власьевна Толкушина. Полная, грузная старуха с одутловатым лицом, в широком платье и старомодном чепце, она всем своим видом давала понять, что присутствие в доме посторонних людей ей не по душе и что затея с ученьем снохи тоже баловство и суета. Смешно замужней женщине, матери семейства, чему-то там учиться. А уж коли мужу не можешь угодить, так тут ученьем не поможешь. А где уж угнаться за этими расфуфыренными дамочками. И путаться с ними — сущий грех. И театр этот — бесовщина… И прочая, прочая, прочая…