Линда Ховард - Нет больше слез Страница 5

Глава 2

Спустя десять лет

Чиуауа, Мексика

Пэйдж Сиск прислонилась к своему жениху, Колтону Роулзу, и глубоко затянулась, прежде чем передать ему косяк. Глаза её закрылись сами собой. О, блин, все эти придурки, которые талдычили ей, что в Мексике с ней могут приключиться всякие ужасы, были просто не в курсах. В Мексике было классно. Нет, ну конечно, она не дура, чтобы покупать травку прямо перед носом какого-нибудь мексиканского копа, хотя, по слухам, всё, что нужно сделать в этом случае, — отстегнуть зелени, и проблем нет. Можно подумать, ей хочется тратить деньги на взятки. Они были здесь уже четыре дня. Если верить Колтону, Чиуауа — самое крутое место. Он был просто помешан на Панчо Вилья, пока они не добрались сюда, она думала, что это что-то навроде дома, где делают пончо. Единственный Панчо, о котором она когда-нибудь слышала, был в древнем-предревнем вестерне, где этот чувак с видом идиота всё время повторял «О, Панчо»[2], обращаясь ещё более идиотскому чуваку в большой шляпе. Но Колтон сказал, что нет, этот Панчо — настоящий. Как будто бывают поддельные Панчо. А, да наплевать. Колтон в этом сечёт. Они два раза ходили смотреть на этот расстрелянный старый «додж», в котором, в предположительно настоящем Панчо, наделали дырок как в швейцарском сыре, совсем как в Бонни и Клайде[3].

Что до неё, Панчо Вилья был просто дохлым старым пердуном. Ей было наплевать на его дурацкий «додж». Вот если бы он ездил на «хаммере», это было бы круто.

— Если бы он ездил на «хаммере», — сказала Пэйдж, — он мог бы просто переехать этих козлов, которые стреляли в него.

Колтон, мигая в недоумении, уставился на неё затуманенным взором:

— Кто ездил на «хаммере»?

— Панчо Вилья.

— Нет, это был «додж».

— Именно об этом я и говорю, — она, в нетерпении, ткнула его локтем. — Если бы он ездил на «хаммере», он бы просто раздавил их в лепёшку.

— Тогда никаких «хаммеров» ещё не было.

— О, Господи! — сказала Пэйдж, теряя терпение. — Ты так буквально всё воспринимаешь! Я сказала если! — Она схватила косяк и сделала ещё затяжку, потом выбралась из кровати. — Я пошла в туалет.

— Окей. — Счастливый тем, что получил косяк в своё единоличное владение, Колтон удобно устроился на подушках и помахал ей рукой, когда она выходила из комнаты. Пэйдж не стала махать ему в ответ. Поход в уборную не добавлял ей счастья. На этом этаже она была всего одна, вместо туалетной бумаги тут лежал журнал для подтирания, и пахло отвратительно. Но Колтон настоял на том, чтобы жить здесь, а не в одной из более приличных гостиниц, потому что комнаты были очень дёшевы. Ну еще бы: какой дурак будет платить хорошую цену за то, чтобы жить здесь? И еще здание располагалось рядом с рынком, что было клёво.

Пэйдж была классно расслаблена после травки, но всё же не настолько, чтобы уборная не действовала ей на нервы. Замок на двери сломан. К ручке привязан шнурок, а в косяк прямо напротив ручки вбит гвоздь, и, чтобы закрыть дверь, нужно было обмотать конец шнурка вокруг гвоздя. Эта система действительно удерживала дверь закрытой, но Пэйдж не слишком в неё верила. Поэтому, когда ей всё же приходилось ходить туда, она пыталась сделать свои дела так быстро, как только могла. О, чёрт; она забыла взять с собой фонарик. Пока ещё свет ни разу не вырубался за то время, что она была в уборной, но все утверждали, что это бывает время от времени, а Пэйдж боялась темноты, и к этому предупреждению она прислушалась. Она попыталась поторопиться, но, право же, невозможно писать так уж быстро, к тому же у неё всё там было ужасно переполнено, потому что она терпела до последнего, настолько ненавидя эту уборную. Зависнув в полуприсяде над туалетом — она ни за что не сядет на эту штуку! — всё продолжала и продолжала, и, в конце концов, у неё так разболелись ноги, что Пэйдж подумала, что ей таки придётся сесть, и что тогда делать потом, отмывать зад кипятком? Но, наконец, она закончила, промокнула себя листом, вырванным из журнала, и застонала от облегчения, выпрямившись из неудобного положения. Если ей когда-нибудь удастся вытащить Колтона из Чиуауа и подальше от начинённого пулями «доджа» Панчо Вилья, чтобы продолжить путешествие, она будет настаивать, чтобы они останавливались в местах получше. Пэйдж подтянула шорты, сполоснула руки и вытерла их об штаны, потому что забыла принести с собой полотенце, а потом размотала шнурок с гвоздя. Дверь распахнулась, и она выключила тусклый свет, выходя в тёмный коридор. Она споткнулась и застыла. В коридоре должен был быть свет. Был, когда она шла в уборную. Должно быть, лампочка перегорела. По спине пробежал холодок. Она так не любила темноту. Как, спрашивается, она дойдёт до их комнаты, если ни черта не видит? Слева скрипнула доска. Пэйдж подпрыгнула чуть ли не на полметра, и попробовала закричать, но сердце билось где-то в горле, и всё, что ей удалось, это взвизгнуть. Грубая рука зажала ей рот; Пэйдж почувствовала вонь немытого тела, а потом что-то твёрдое обрушилось ей на голову, и она без сознания сползла на пол.

Эль Пасо, Техас

Зазвонил сотовый. На мгновение Милла подумала, что не будет отвечать; она устала до смерти, была подавлена, и у неё раскалывалась голова. Снаружи, за окнами внедорожника, было сорок два градуса, и даже при включенном на максимум охлаждении солнце через лобовое стекло обжигало руки. Избитое лицо четырнадцатилетней Тиры Элверсон, её невидящие голубые глаза, глядящие вникуда, никак не шли у нее из головы. Сегодня ей будут сниться всхлипы Регины Элверсон, плачущей после того, как она услышала, что её малышка никогда не вернётся домой. Временами «Искатели» добивались успеха, но временами они находили людей слишком поздно. Сегодня они опоздали. Брать на себя чью-то сердечную боль сейчас было бы последним желанием Миллы; у неё достаточно своей боли. Но никогда не знаешь, кто может позвонить, и почему, в конце концов, она превратила поиск людей в свой личный крестовый поход. Поэтому она приоткрыла глаза ровно настолько, чтобы не попасть мимо правильной кнопки, и немедленно закрыла их снова, чтобы не видеть свирепого послеполуденного солнца.

— Алло.

— Сеньора Бун? — голос с акцентом из динамика наполнил «Шевроле». Милла не узнала его, но она разговаривала со столькими людьми каждый день, что не могла узнавать каждого. Хотя, очевидно, звонок был по делу, потому что она была известна как Милла Бун, только когда дело касалось «Искателей». После развода она вернула себе девичью фамилию Эдж, но к тому времени фамилия Бун была так крепко связана в восприятии людей с поиском пропавших детей, что ей пришлось использовать её во всех деловых связях и во всём, что относилось к «Искателям».