Ольга Крючкова - Изумрудное лето Страница 5

– И что? – взвилась Эльза. – Подумаешь, пакет! Эка невидаль! Веди сюда этого нарочного, сейчас разберёмся! – приказала она.

Прислуга стремглав бросилась исполнять приказ.

Через несколько мгновений перед барыней и её дочерью стоял нарочный, сжимавший в руках тёмно-коричневый пакет из вощёной бумаги.

– Ну-с? Так что вам угодно? – поинтересовалась Анна Дитриховна.

– Вы – Эльза Самойловна Ригер-Артемьева? – поинтересовался он, отчеканивая слова.

– Это я… – встряла по обыкновению Эльза.

– Тогда сей пакет предназначен вам, сударыня. Получите, распишитесь…

… Эльза, сгорая от нетерпения, надрезала краешек пакета специальным ножичком для распаковки писем, и извлекла из его чрева дорогой лист бумаги, сложенный пополам. Она развернула его и быстро пробежала по нему глазами.

– Похоже, мой батюшка, наконец, решил исправить ошибку давнего прошлого… – с деланной холодностью произнесла она.

Анна Дитриховна удивлённо вскинула брови.

– Что там?.. – поинтересовалась она.

– Господин Клебек, юрист, пишет, что Лев Дмитриевич скончался, и я должна присутствовать при оглашении завещания первого июня.

– Лев умер… – тихо произнесла Анна и присела на краешек стула.

– Царствие ему небесное! – констатировала Эльза. – Надеюсь, он оставил мне достойное наследство.

Несколько дней кряду Эльза пребывала в нервном возбуждении. Наконец, она не выдержала и начала незамедлительные сборы в Селиваново. Ей хотелось приехать в имение до оглашения завещания и хозяйским взором осмотреть своё (как она считала) будущее имущество. Все увещевания матушки она попросту пропускала мимо ушей.

– Эльза, куда ты собралась так рано? До первого июня ещё уйма времени? – удивлялась Анна Дитриховна. – Это не прилично…

– Ха! – воскликнула барышня. – Прилично! Не прилично! Какая разница! Я – дочь Льва Дмитриевича, а других детей у него, как известно, нет. Стало быть, Селиваново, принадлежит мне!

– Боже мой, Эльза! – негодовала Анна. – Откуда такая самоуверенность?! Не забывай, что у покойного были племянники. Наверняка, он оставил что-то и твоему кузену Станиславу!

– М-да… – Эльза задумчиво воззрилась на матушку. – Возможно…

– Тебе следует отправиться к Станиславу Сергеевичу и выяснить: получал ли он пакет из конторы Клебека. – Посоветовала умудрённая опытом Анна.

– А, если получал? Что тогда? Мне его убить? – резонно вопрошала дочь.

Анна перекрестилась.

– Что ты такое говоришь?! – возмутилась она. – Просто отправляйся вместе с ним в Селиваново… Вот и всё…

Эльза упёрла руки в боки и закатила глаза, обдумывая матушкины слова.

– Ладно, mutter, я навещу Станислава. – Согласилась Эльза. – Пожалуй, в этом есть резон. По крайней мере, выясню: конкурент он мне или нет.

Эльза быстро оделась и приказала закладывать дрожки[10]. Обычно она обходилась без кучера и правила лошадьми сама. Девушка прекрасно знала, что Станислав живёт у своей любовницы Аделаиды, вдовы чиновника Рябова. Увы, но Малоярославец – город небольшой, да и Эльза была охотницей до сплетен.

Глава 3

Станислав Сергеевич Селиванов, мужчина двадцати семи лет от роду, в полном расцвете сил, приходился покойному Льву Дмитриевичу родным племянником. Некогда он служил в гусарском полку офицером. Однако слыл бретёром[11] и был уволен за дуэль с сослуживцем, которая состоялась из-за некой очаровательной барышни. Сергей был хорош собой, высокий, статен, голубоглаз и светловолос. Девушки сходили по нему с ума. Да он и сам был чрезмерно влюбчив, за что и пострадал по службе.

Его отец Сергей Дмитриевич, старший брат Льва Дмитриевича, тяжело переживал увольнение сына из армии. И вскоре скончался от сердечного приступа. В наследство Станиславу достался в Малоярославце справный дом и фабрика по изготовлению льна. Но управитель фабрики был человеком вороватым, и вскоре фабрика стала убыточной. Станислав сначала заложил её в здешнем Земельном банке, а затем и вовсе продал. Купил её, кстати, говоря, бывший управляющий… Но Станислав про это не знал. Последние несколько лет он, как говорится, был на мели. Деньги, вырученные за фабрику, он прокутил, и в довершении всего сошёлся с вдовой чиновника. Та была старше на пять лет и обожала своего Станиславушку. Но бывший гусар изменял чиновнице налево и направо. Та же, бедняжка, всё ему прощала из-за страстной любви.

…Станислав проснулся ближе к полудню. Голова нещадно раскалывалась. Рядом с ним в наряде наяды[12] лежала девица.

– О, боже… – проворчал он. – Голова просто раскалывается на тысячу кусков… Пить хочется…

Однако пассия в легкомысленном наряде не отреагировала на недовольство партнёра. Она сладко причмокнула и перевернулась на другой бок.

Станислав поднялся с кушетки и попытался вспомнить: что же произошло прошлым вечером? Безрезультатно… Вероятно, он опять кутил и оказался в меблированных комнатах с очередной пташкой.

Станислав натянул несвежее исподнее, затем брюки. Он поднял с пола мятую сорочку, стряхнул её несколько раз, вероятно, намереваясь, разгладить её таким странным образом.

– Чёрт знает что… – буркнул он, натянул на себя сорочку и попытался самостоятельно справиться с пуговицами, но пальцы не слушались.

Станислав в изнеможении присел на краешек кушетки, где, судя по всему, провёл бурную ночь.

Полуобнажённая прелестница в кружевных чулочках и таком же корсаже (панталончики данную живописную картинку отнюдь не украшали) изволила пробудиться ото сна. Она зевнула, прикрыв ладошкой прелестный ротик.

– Mon cher[13]! – воскликнула она на французский манер. – Ты уже собрался уходить?! А расплатиться?..

Станислав хмыкнул.

– Разумеется… Я не намеревался скрыться не расплатившись… – недовольно ответил он, пытаясь справиться с многочисленными пуговицами сорочки.

«Пташка вспорхнула» с кушетки.

– Давай помогу. Ох уж эти дворяне, застегнуться сами не могут…

Через пять минут Станислав был полностью одет. Пташка же по-прежнему расхаживала в чулочках и корсаже. Бывший гусар не без удовольствия окинул взором её задний экстерьер, и его мужское естество встрепенулось, готовое «встать под ружьё». Однако он сдержался…

– Сколько я тебе должен?.. – сдержанно спросил он.

Прелестница взмахнула густо накрашенными ресницами.

– Как и договаривались, mon cher, пять рублей.

Станислав усмехнулся.

– А не дороговато ли?

Прелестница пожала плечиками.

– Дешевле только в трактире, что на калужском тракте, – уверенно возразила та.