Кей Хупер - Полет ворона Страница 5

— Кофе там, — сказала она. — Наливайте. Завтрак готов.

Джош пошел за кофе, очевидно не тронутый этими постоянными отказами.

— Вам нужен кофе, чтобы начать день? — с интересом спросил он. — Мне нужен.

Поставив две полные тарелки на чистый дубовый стол, Рейвен пробормотала:

— Тогда, возможно, вы скоро образумитесь.

Это прозвучало не очень обнадеживающе.

— Сейчас я разумен, — сказал он, отодвигая для нее стул.

Смущенная, Рейвен села скорее поспешно, чем грациозно. Она, конечно, встречала мужчин с хорошими манерами, но вот чтобы зазавтраком?

Он поставил на стол кофе для них обоих, затем тоже сел.

— Так скажите мне, почему мы находимся в квартире, которая не является вашей? — непринужденно спросил он.

Рейвен мгновение вглядывалась в его теплые синие глаза, потом начала есть.

— Мы здесь, — сказала она, — потому что я живу тут, пока мои друзья находятся на Восточном побережье. Вы здесь, потому что в единственном документе, который был при вас, не нашлось вашего лос-анжелесского адреса. Вы даже не носите с собой водительские права, только визитные карточки с вашим именем и номером телефона.

Джош не сказал ей, что редко нуждался в любых других документах, удостоверяющих личность.

— Я здесь проездом, — объяснил он, с видимым наслаждением набрасываясь на еду.

— А вы откуда? — спросила она, удивляясь собственному любопытству. Было ли это вызвано желанием избавиться от него? Или понять этого удивительно пылкого, совершенно очаровательного мужчину?

— Я провожу большую часть времени в Нью-Йорке. А вы? Уроженка Лос-Анджелеса?

— Нет, — сказала она. — Где вы остановились?

— В отеле. Так откуда вы?

— С Восточного побережья. В каком отеле?

— В центре города. Откуда именно с побережья?

Защита и нападение.

Рейвен сдержала смешок и спокойно сказала:

— Я родилась в цыганском таборе в Румынии, не считая того, чтона самом деле я была дочерью барона, украденной цыганами. Видите ли, он вышвырнул их со своей земли, так что они решили отомстить, украв меня. Но у них уже было слишком много голодных ртов, так что они продали меня ирландцу, которому нужна была танцовщица в кабаке. Потом, однажды, когда я танцевала в баре, туда забрел греческий судовой магнат и предложил мне работать мишенью метателя ножей в его цирке. Ирландец не хотел продавать меня, поэтому грек купил кабак со всем содержимым, включая меня, и увез в Лондон, а потом в Штаты. Целый год я увертывалась от ножей, пока метатель по ошибке не попал мне в левое ухо, и я убежала. Я оказалась на речном судне на Миссисипи, где беспутный игрок учил меня жульничать в карты и хорошо выглядеть в перьях. Но оказалось, что у меня аллергия на перья, и мой нос явственно подрагивал всякий раз, когда я тасовала колоду. Так что я оставила это и стала гидом, проводящим экскурсии на дно Большого каньона верхом на мулах. После трех поездок у меня случился приступ головокружения, что положило конец моей работе. Потом я запрыгнула в товарный поезд, направлявшийся на запад, и влюбилась в Лос-Анджелес с первого взгляда. Оказалось, что тут нет большого спроса на танцовщиц в барах, на мишени для метателей ножей, бездарных игроков с аллергией на перья или ездоков на мулах, так что я стала компьютерным программистом в IBM.

Джош разразился смехом.

Рейвен, говорившая очень быстро, пока плела рассказ из воздуха и живого воображения, глубоко вздохнула, глотнула кофе, затем мягко спросила:

— А какой былаваша жизнь?

— Скучной по сравнению с вашей, — сказал он ей.

— Вы хотите сказать, что не собираетесь сообщать мне никаких подробностей? — хмыкнула она. — После того, как я обнажила свою душу и подверглась вашему жестокому осмеянию?

— Я пытаюсь соблазнить вас своей таинственностью, — серьезно объяснил он.

— Это на меня не действует.

— Хорошо, черт возьми, вы, кажется, неподкупны. Вас едва ли впечатлило предложение заполучить мое королевство. Аура таинственности тоже не принесла мне успеха. Моя голая мужественная грудь, очевидно, не взволновала вас: прошлой ночью вы почти полностью раздели меня и, видимо, не почувствовали ни капли вожделения, а когда я продефилировал перед вами в одном полотенце на бедрах, вы даже и глазом не моргнули.

Рейвен захлебнулась смехом.

— Вижу, что я пошел неправильным путем. — Джош решительно встал, обошел стол, взял ее за руки, и поднял со стула. — Несомненно, больше всего в данной ситуации необходимо, — сказал он строго, — некоторое старомодное убеждение. — И он склонил к ней свою темноволосую голову.

2

У застигнутой врасплох Рейвен не было возможности оказать сопротивление. И, как бы ни смущала ее эта мысль, она совершенно не была уверена, что сопротивлялась бы, даже если такая возможность у нее была. Его худощавое привлекательное лицо заполнило обзор, его руки сомкнулись вокруг нее, и Рейвен почувствовала, как ее тело качнулось к этому незнакомцу, как будто ее притягивал магнит, которому невозможно было противостоять.

Даже помня его образцовое поведение прошлой ночью, она ожидала бешеной атаки, страстного требования. Но когда его губы встретились с ее губами, это было нежное, ищущее, почти робкое прикосновение, мягкое и теплое. Ее тело, охваченное внезапным шоком, неожиданно встретило ласковое тепло, и она почувствовала, что ее кости плавятся. Она была покорена, ее рот приоткрылся навстречу его губам, а руки поднялись, чтобы обнять его талию.

Мгновение спустя он поднял голову, и Рейвен заворожено посмотрела в его синие глаза, которые были уже не теплыми, а горящими.

— Это, — сказала она, — нужно прекратить.

Что-то ей подсказало, что утверждение должно было прозвучать более убедительно, и она попробовала снова:

— Я имею в виду именно это. Я не целуюсь с незнакомцами. Особенно первым делом с утра.

Ненамного лучше, решила она критически.

Джош очень медленно улыбнулся, и его голова склонилась вновь. И в этот раз желание пришло, горячее и немедленное. Его губы с жадностью скользили по ее губам, в то время как его сильные руки притянули ее так близко, что она могла чувствовать контуры сильного мужского тела, впечатавшегося в ее собственную дрожащую плоть. Ее чувства взорвались в дикой вспышке внутренних искр, решительная властность его языка и давление его тела зажгли что-то обжигающе горячее и мощное глубоко в ней.

Против воли из ее горла вырвался тихий звук, ее руки, сжимающие его тело, двигались бессознательно, прижимая ее еще ближе к нему.