Наталья Солнцева - Дневник сорной травы Страница 51

В кабинете ученого царил тот творческий беспорядок, присущий окружению гения, в котором только его хозяин видит закономерность. Свекор показывал Анне свои книги, дипломы и награды, коих действительно имел великое множество, а потом перешел к семейным подробностям своей жизни.

– Это радио я сконструировал, когда мне было пять лет…

Он показал на маленький самодельный динамик. Уникальное радио стояло за стеклом, вместе с подарками коллег, студентов и аспирантов, призами международных научных обществ и прочих памятных вещей.

– Вот это наш с Леночкой свадебный портрет, – объяснял он, показывая большое фото в рамке, с которого смотрел он сам, молодой, с задорным блеском в глазах, и жена, юная и тоненькая, как тростинка, с наивным выражением на почти детском личике.

– А вот моя мама, Аграфена Семеновна!

Он полез в ящик и с гордостью достал оттуда крошечный медальон. Створки тихо щелкнули, и взглядам присутствующих предстало лицо молодой красивой дамы с пышными, убранными назад волосами и черными глазами, глядящими с затаенной тоской.

Ни его жена, ни сын никогда не видели у Арсения Платоновича этого медальона. Ученый строго-настрого запрещал домочадцам прикасаться к его вещам, которые хранились в кабинете.

– Папа! – пораженный увиденным, воскликнул Юрий. – Почему ты никогда мне не показывал этого портрета?

Тот поднял на сына покрасневшие от подступивших слез глаза.

– Я сам последний раз глядел на него пятьдесят лет назад. Я не мог… Это все благодаря вам, – он повернулся к Анне. – Вы растопили лед в моей душе.

И Арсений Платонович заплакал. Он не плакал с того самого момента, как узнал о смерти матери. Слезы текли по его лицу, как Ниагарский водопад…

Знаменательный обед у родителей произвел на Юрия странное впечатление. Он всколыхнул в его сердце нежность к отцу, признательность к Анне за ее чуткость. Зато поведение матери показалось ему отталкивающим. Он неоднократно ловил ее взгляды, направленные на Анну: в них читались осуждение, зависть, ревность и дух соперничества.

После обеда Юрий отвез жену домой, а сам отправился в офис. У него накопились неотложные дела. Последнее время бизнес доставлял ему много хлопот. Несколько больших и важных сделок неожиданно сорвались; переговоры с партнерами шли туго; то тут, то там возникали какие-то несуразицы, проволочки. Менеджеры не справлялись со своими обязанностями, финансовые директора допускали ошибки, служащие нервничали, оптовики вовремя не переводили деньги, продажи падали. Юрий чувствовал, как нити управления огромным и сложным организмом компании выскальзывают из его рук.

В довершение всего, постоянное присутствие Любочки, ее надежды, ожидания и настойчивая преданность выводили Юрия из себя. Черт бы побрал секретаршу вместе с ее покорностью и услужливостью!

Салахов кругом ощущал свою вину – перед Анной, перед Любочкой, перед самим собой, в конце концов. Предав чистоту своих отношений с женой, он как будто испортил что-то очень ценное, горячо любимое, и та радость, которую он испытывал раньше, померкла. Ему хотелось покаяться, признаться во всем, но он понимал, что Анна не примет его исповеди. Она словно не замечает его страданий…

Он ел без аппетита, занимался делами без прежнего азарта, засыпал с трудом и просыпался без отрады. У него начались головные боли. Ему все надоело. И только Анна оставалась той единственной ниточкой, которая все еще привязывала его к жизни.

Несмотря на раздражение и неприязнь к секретарше, Юрий с каким-то безрассудным, хмельным отчаянием продолжал возить ее за город, брал грубо, с непонятным для него самого мстительным наслаждением, как бы наказывая ее и себя…

Анна предоставила ему полную свободу. Она ни о чем не спрашивала, не выражала никакой обиды, никакого неудовольствия – просто жила, преследуя свои, неизвестные ему цели с завидным увлечением. Салахов с трудом удерживался, чтобы не упрекать ее в равнодушии и неслыханном эгоизме.

Любочка вошла в кабинет шефа и увидела его болезненную бледность.

– Вам плохо? – сразу огорчилась она в унисон его настроению.

– Голова болит, – признался Юрий.

– Сейчас принесу таблетку…

Она выпорхнула в приемную и через минуту вернулась с лекарством и стаканом воды. Салахов проглотил таблетку и откинулся на спинку кресла.

– Не пускай никого ко мне, – сказал он. – И по телефону меня нет.

Когда секретарша вышла, он запер дверь и прилег на диван. Сон пришел незаметно и окутал его спасительным беспамятством.

Ближе к вечеру позвонил Пономарев. Любочка робко постучала в дверь кабинета.

– Юрий Арсеньевич? Вам звонит адвокат. Вы велели…

– Да, да! – Салахов помнил свое указание соединять его с Пономаревым в любое время.

– Вас интересовала Клара Шазаль? – спросил тот.

В голосе адвоката чувствовалась усталость, накопленная к концу рабочего дня.

– Удалось что-то узнать о ней? – оживился Юрий.

– Немного. Ее девичья фамилия Кострова, из старинного купеческого рода. Я тут прошерстил генеалогию Костровых и выяснил, что они родственники каких-то волжских купцов. Клара родилась красавицей и хорошела с каждым годом. Вот только психика у нее с детства была неустойчивая. Это заметили еще в школе. Душевный недуг развивался медленно. Клара выросла и превратилась в очень красивую экзальтированную женщину, обладающую к тому же талантом драматической актрисы. Закончила театральный институт, играла на сцене… У нее появились поклонники. За одного из них, Алексея Шазаля, Клара и вышла замуж. Супруг был старше нее, сейчас работает редактором в журнале. Мы встретились. Он рассказал мне кое-что. Сначала они жили как все – Алексей занимался литературой, Клара работала в театре. Потом… с ней начали твориться странные вещи. Отца Клары к тому времени уже не было в живых, а мать призналась зятю, что дочь не совсем здорова. Из театра Кларе пришлось уйти, после чего ее болезнь стала быстро прогрессировать. Она нелепо одевалась, целыми днями бродила по улицам, твердила, словно одержимая, о каком-то тайном амулете… словом, Алексей поместил ее в больницу. Но лечение не дало особого эффекта. И тогда Шазаль решил разойтись с женой…

– Они развелись?

– Да. Вот, собственно, и все. Остальное вы знаете. Клару чем-то привлекал театральный дом, она часто ходила вокруг него, пряталась… пока на нее не напал тот мужчина. Хотя ваши охранники подоспели вовремя, потрясение оказалось слишком сильным…

– Вы ее видели? – спросил Салахов. – С ней можно поговорить?

– Нет, – вздохнул Артем. – Ни увидеть Клару Шазаль, ни поговорить с ней нельзя.

– Почему? Она невменяема?