Алла Полянская - Право безумной ночи Страница 58

— Валера, у него выбора не было! Или оставить все как есть и в результате получить обанкротившуюся фирму и сидящего на нарах любимого сына, или убрать двух ничего для него не значащих баб — и жить как жил, ездить в Альпы на лыжах кататься. А если знать, что нужная квалификация во взрывном деле у него имеется…

— Объясни, как ты увязала тот несчастный случай три года назад — и взрыв машины?

— Валера, да я еще тогда, когда ты мне рассказывал, уже знала, что выстрелил в тебя твой брат. Просто промолчала, не хотела холливара с твоей стороны.

— Чего?..

— Сленговое слово, от близнецов нахваталась. В общем, ты мне рассказывал, как все было? Рассказывал. И стало очевидно, что никакой это не несчастный случай — утиная охота была, а не охота на лис, стреляли все в небо, Валера. А ты стоял на земле, и тебе выдали заряд дроби прямо в спину. Стреляли именно в тебя, но кто? Твои друзья-археологи, для которых сама охота состоит в выпить водки под свежесваренную уху из пойманной в луже плотвы? Ты мне сам сказал — никто из вашей компании так никогда и не убил ни одной утки. То есть это была твоя компания, годами хорошо знакомые люди. А братец твой был там чужой, и вот поди ж ты, именно тогда, когда он оказался там, тебя и подстрелили. Это никак не может быть совпадением. Вот вы накануне сидели у костра, тихонько выпивали, пели под гитару свои привычные песни и болтали за жизнь, шутили между собой, обсуждали что-то интересное всем вам — для вас это было привычно, вы годами так общались. А он сидел рядом и понимал, что его в этой тесно спаянной компании приняли просто потому, что он твой брат, а так он среди всех этих милых людей, достигших немалых высот в своем любимом деле, совершенно чужой, как и везде, собственно. И ему нечего было сказать, и песен он никаких не знал, и никогда у него приятелей таких не водилось, и вообще вся ваша вольная жизнь показалась ему ужасной несправедливостью по отношению к нему, любимому, потому что у него был институт, где богатые дети богатых родителей учились делать бизнес и свободное время проводили где-нибудь в Европах или на очередных островах. А он, может, всегда хотел вот так, как ты, — да папаша на горло наступил. Ему же невдомек, Валера, что он сам это выбрал — не папаша, а он сам, так, как ты выбрал свою жизнь, так и он выбрал то, что у него в итоге есть. Но у таких людей, как твой братец, всегда виноват кто-то другой, а не он сам. Вот стоял он утром с дробовиком и смотрел, как ты в камышах лениво потягиваешься — ты ведь даже ружья на эту бутафорскую охоту не взял, да у тебя его и не было никогда, ружья этого. А у брательника было, и он стоял и глядел, как ты зеваешь навстречу восходу, и такая его злоба обуяла, что не удержался он. Потом и сам испугался, но дело было сделано.

— Ты так это рассказываешь, словно сама там была! Но самое странное, что все, описанное тобой, примерно так и происходило. Откуда ты…

— Я аналитик, Валера. Не финансовый аналитик, а вообще. А потому я знаю, что происходило, что происходит и что из этого всего получится. Так, например, я точно знаю, что бомбу под капот твоей машины ставил твой брат, потому что если бы ее ставил твой папа, то мы бы сейчас не ехали за покупками для поездки в Израиль, а готовились бы к поминкам. Папа у тебя педант, все, что делает, он делает отлично, за это же самое он и меня ценил, кстати. И я знаю, что путь еще впереди, и дерьма я расхлебаю немерено — как знаю и то, что я в конце концов всех нагну так, как мне будет надо, не мытьем, так катаньем. И то, что из «Металлинвеста» позвонят, — я тоже знаю, иного хода быть не может. И то, что мы очень скоро встретимся с твоим родителем — тоже прими к сведению. Жизнь — это шахматная партия, просто на этой доске побольше и клеток, и фигур, но правила игры те же. Вот здесь притормози, хороший магазин, и кафетерий имеется, поедим.

Мы входим в торговый центр и направляемся в магазин одежды. У Деньки на лице гримаса, как у первых христианских мучеников на арене Рима. Знает, что прав, но львы голодные, и бежать некуда, да и смысла нет. Раньше они вдвоем проходили испытание покупками, сегодня он отдувается за двоих.

— Кепки надо, голову напечет.

— Мама!

— Что — мама? Там солнце, перегреешься с непривычки, и все, пишите письма. Давай выбирай, раньше сядешь — раньше выйдешь.

Нагруженные покупками, мы отправляемся к машине — надо сбросить пакеты в багажник, а потом уж пойти в ресторан или кафе.

— Оля!

Я даже головы не повернула. Этот голос мне отлично знаком. Надо же, снизошел со своего олимпа к серой мыши, вдове бывшего босса.

— Здравствуй, Миша.

Он всегда будет для меня Миша — просто потому, что я не знаю всемогущего владельца «Металлинвеста», а знаю Мишу — человека, которого не раз и не два кормила на нашей кухне борщами и голубцами, а он рассказывал Климу, как несправедлива судьба: создать меня в единственном экземпляре было неправильно и жестоко, ведь такого борща он нигде не пробовал, и вообще.

Это были шутки, конечно, — мы были молоды, очень счастливы, несмотря на непростое и неоднозначное время… А когда оно вообще было простым и однозначным? Но тот ритм в отношениях остался до самого его ухода, а больше я не знала этого человека.

— Валера, багажник-то открой. Денька, складывай пакеты, не стой столбом. Миш, тебе чего?

— Да вот повидаться захотел, — он уже все понял и сложил в голове. — Да, парни выросли. Давно не виделись, Оля. Я слышал о твоей беде со Старшим.

Так мы их частенько называли, когда они родились, — Старший и Младший. Хотя разница в пятнадцать минут может показаться смешной, но фактически это в августейших семьях вопрос престолонаследования. Ну, у нас такой вопрос не стоял, но прозвище иногда прорывалось.

— Завтра они оба уезжают в Израиль, в одну из клиник.

— Я знаю, Оль. Виталий Марконов — мой хороший знакомый и деловой партнер. Оль, мне очень жаль, что тебе пришлось через все это пройти.

— Миша, мы хотели пообедать где-то, у меня ребенок с обеда не евши бегает. Так что, если хочешь разговоры разговаривать, садись в машину, и поедем.

Он кивает кому-то, кого я не вижу, и берет у меня из рук пакеты, ставит их в багажник. Мельком глянув на Валерия, садится на заднее сиденье машины, я устраиваюсь рядом, а Деньке ничего не остается, кроме как сесть на переднее сиденье.

— Оль, куда едем?

— В «Виллу Оливу», конечно. Денька любит их грибной суп.

Машина трогается с места, выруливает со стоянки, и тишина громкая и неловкая. Потому что, несмотря на наше непринужденное общение, годы разделили нас — он стал всемогущим миллиардером, а я живу своей жизнью, но это именно оттого, что мы сами для себя так выбрали.