Марта Таро - Девушка с глазами львицы Страница 6

Пётр Гаврилович вышел из положения, оплатив учебу Серафима на разночинном отделении университетской гимназии, а сына устроив в благородный пансион при том же университете. После чего граф счёл дело улаженным, нашёл обоим юношам достойных опекунов, а сам отбыл в Петербург.

Михаил попал в дом к кузену своей матери статскому советнику Вольскому, а Серафима забрал к себе его родственник по отцу, тоже врач, Франц Шмитц. Только попав в дружную семью дяди, молодой Печерский понял, с какой теплотой могут относиться друг к другу родные люди. В Москве Михаил начал оттаивать, научился улыбаться, а потом даже смеяться и шутить. Дядю он просто обожал и помогал тому во всём, став преданным другом и помощником Вольского.

Годы пролетели быстро, и пришла пора поступать в университет. Михаил выбрал математический факультет, а Серафим – медицину. Оба друга оказались способными и курс окончили с блеском, но дальше их пути разошлись: молодой граф, как и большинство его ровесников из родовитых семейств, захотел служить в гвардии, а Серафим решил стать ассистентом Франца Шмитца. Старый Печерский, одобривший выбор сына, выхлопотал место в лейб-гвардии Уланскогополка, и Михаил отправился в Петербург.

Офицеры его полка съехались со всей огромной страны, никто никого не знал, все бравировали своей знатностью, богатством и успехом у женщин. Михаил за погода до назначения получил наследство матери. Денег он больше не считал и сразу же прослыл среди уланов «богатеем». Яркая внешность принесла Михаилу мгновенный успех у женщин, а графский титул открыл для него двери обеих столиц. Все его товарищи-уланы были уверены, что Мишель Печерский – «баловень судьбы», а он поддерживал их в этом мнении, опасаясь, что всплывёт постыдная правда о его несчастном детстве.

Михаил веселился на армейских пирушках и танцевал на балах, храбро сражался в битвах начавшейся войны и заводил любовниц. Но ощущение того, что на самом деле он одинок, и, если вдруг погибнет, никто, кроме дяди и Серафима, по нему не вздохнет, никогда не покидало того блестящего офицера, каким стал Михаил Печерский.

В этом английском поместье, куда занесла его непредсказуемая военная судьба, граф попивал хороший бренди, глядел на огонь в камине и думал о том, что, как видно, от судьбы не уйдёшь. Женщин у него хватало, он менял их, как перчатки, и всё никак не мог насытиться. Вспомнив разбитое сердце матери и своё мрачное детство, Михаил пообещал себе никогда не брать грех на душу и не поступать, как отец. Его уделом должны стать лишь доступные женщины, те, кто хочет денег, не претендуя на большее. Печерский не хотел тесных связей. Боялся, что отцовская кровь возьмёт верх и он не сможет отказать себе в искушении.

Но слова гадалки поколебали твёрдые намерения Михаила. Что это за женщина, которую он потеряет, а потом будет долго искать?.. Девушка в красной полумаске явно говорила о сильном чувстве, иначе кто же в здравом уме станет тратить время и силы на поиск? Что за странное предсказание?

Цыганка и сама была странной: простая чёткая речь делала её непохожей на светских дам, пересыпающих фразы цветистыми оборотами. Скорее всего, она и впрямь была той, за кого себя выдавала, – гадалкой. Михаил слышал, что в Англии так принято: таборные цыганки развлекают гостей танцами и песнями на званых вечерах. Ну а где цыгане, там и предсказания судьбы… Но что-то в этой цыганке было не то.

«Она вела себя как равная, – вдруг понял Михаил, – держалась свободно. Ходила по залу одна – ни кавалера, ни старшей дамы рядом с ней не было. Она – актриса! Так свободно на публике себя чувствуют лишь актрисы», – догадался Михаил.

Поняв, что предсказание лжецыганки было только игрой, он успокоился, поставил на столик уже пустой бокал и отодвинул графин. Хватит пить. Завтра в дорогу.

Откинув на кровати одеяло, Михаил поправил подушки и сел, снимая сапог. Лёгкий перезвон – нежный, хрустальный, как будто соприкоснулись бокалы во время тоста – привлёк его внимание. Похоже, что звук шёл из-за тяжёлой бархатной шторы, закрывавшей одно из двух окон спальни. Михаил поднялся и, легко ступая, подошёл к гардине. Раздвинув бархатные складки, он обомлел: юная цыганка, так долго занимавшая нынче вечером все его мысли, заснула, сидя на подоконнике в чужой спальне.

Уставшей бабочкой распласталась на подоконнике алая полумаска, рядом застыл бубен, и теперь уже ничто не мешало рассмотреть лицо гадалки. Девушка оказалась совсем юной, Михаил не дал бы ей больше шестнадцати. Овальное лицо во сне казалось по-детски нежным, идеальными дугами легли на гладком лбу светло-русые брови. Ресницы, оттенком чуть темнее бровей, замерли на порозовевших щеках. Этот нежно-розовый мазок на скулах в Британии называют «английской розой». Что ж, надо признать, актриса вполне соответствовала этому определению. Вот только рот – большой, ярко-розовый, с квадратной нижней губой – не вязался с юным обликом незваной гостьи, выдавая её истинную сущность.

«Ну конечно, это ведь игра, за барышню больше дают», – сообразил Михаил.

Вновь зазвенело стекло. Рядом с актрисой, почти касаясь окна, стоял бокал с остатками бренди. Похоже, незнакомка, не отказала себе в удовольствии выпить. Что же, посланный дамой сигнал был простым и понятным: она захотела заработать, проведя ночь с богатым иностранцем. Михаил не возражал. Наоборот, он этого жаждал! Его знакомство с англичанками пока ограничилось субреткой из Ковент-Гарден, та показалась графу холодной и пресытившейся куклой. Может, эта молоденькая гадалка улучшит его мнение о здешних дамах?

Порывшись в кармане, Михаил вытащил пригоршню золотых гиней. Пересчитал. Их оказалось ровно десять. Граф сложил их в стопку на столике у кровати и вернулся к окну. Он осторожно, чтобы не разбудить гостью, раздвинул шторы и вгляделся в лицо гадалки. Судя по светлым бровям и бело-розовой коже, актриса на самом деле была блондинкой. Легко коснувшись края красного платка, Михаил сдвинул шёлк со лба незнакомки. Он не ошибся: волосы гадалки оказались необычайно светлыми, серебристо-пепельными.

«Какой необычный оттенок! Прямо экзотика: седая цыганка», – размышлял граф. Приключение нравилось ему всё больше и больше. Михаил полностью стянул платок, и красный шёлк соскользнул, открыв прямой пробор и крутые локоны, закрученные у щёк. Голова девушки склонилась набок, как будто нарочно (а может, и впрямь нарочно) показав во всей красе великолепный профиль. Граф оценил безупречную форму маленького прямого носа и изящную линию твёрдого подбородка, переходящего в лебединую шею. Какой подарок! Судьба послала ему истинную красотку! Теперь оставалось лишь одно – насладиться ею. Михаил подхватил актрису на руки и понёс к постели, она легко вздохнула, но глаз не открыла.

Вот как, значит? Она хочет игры? Ну, что же, каприз женщины – закон для мужчины. Присев на кровать рядом с гостьей, Михаил быстро разделся и лёг рядом. Актриса не пошевелилась, тогда он потянул за узел её атласного кушака. Потом последовал черед широкой шёлковой юбки и белой блузки. Девица ровно дышала, притворяясь спящей. Даже интересно, насколько её хватит? Или она собирается до утра ломать комедию? Оставив на гостье лишь белые чулки, граф приподнялся на локте, разглядывая незнакомку.

Он явно ошибся, дав девушке шестнадцать, – ей было по крайней мере на год больше. Об этом опытному взгляду сказали уже развившаяся грудь и красивый изгиб бедер. Ноги незнакомки оказались безупречными – с тонкими лодыжками и круглыми коленями. «Цыганочка» была лакомым кусочком.

Кончиками пальцев Михаил погладил её грудь, а потом поцеловал приоткрытый рот. Губы девушки пахли бренди. Какая прелесть! Смесь порока и невинности! Желание полыхнуло огнем, забурлило в каждой жилке, и Михаил усилил натиск. Его рот накрыл розовый сосок, а пальцы скользнули между бедер актрисы. Граф вложил в ласку всё своё искусство и достиг цели: красавица тихо застонала и чуть заметно подалась навстречу его ласковым пальцам.

– Открой глаза, милая, – попросил Михаил, – дай мне их увидеть.

Ресницы послушно поднялись, и на графа уставились глаза цвета того самого бренди, вкус которого он только что уловил на губах актрисы. Да, такого он точно никогда не видел! Поистине, райская пташка залетела тёплой летней ночью в его постель. Кровь вскипела в жилах, и Михаил вновь припал к теплым и таким вкусным губам. Он слизывал бренди с языка своей актрисы, а её белая, как молоко, грудь показалась Михаилу сладкой. Проложив дорожку из поцелуев по животу, он развел её бедра.

Тонким инстинктом опытного любовника граф оценил и дрожь «цыганочки», и ту страстную готовность, с какой она открывалась навстречу ласкам. Ещё мгновение – и любовница «улетит к звёздам» одна. Михаил накрыл губами губы актрисы и вонзился во влажную теплоту женского тела. Боже, какое же это оказалось блаженство! Два гортанных стона слились в один, и графу показалось, что они, обнявшись, вознеслись в райские кущи…