Джастин Скотт - Женщина без мужчины Страница 6

— А сколько лет вам?

— Тридцать два.

Детективы обменивались многозначительными взглядами.

— А какого возраста была, на ваш взгляд, эта женщина с револьвером?

— Мне показалось, лет двадцать пять.

— Вы знаете ее?

— Нет.

— Можете ее описать?

Натали уже сообщила приметы убийцы специалисту по составлению компьютерного фоторобота, но она терпеливо повторяла раз за разом свой рассказ. Все происходило точно так же, как в прочитанных ею книгах и детективных фильмах, и поэтому казалось нереальным.

Реальностью было ее острое желание покинуть яхту, отправиться домой и встретить там Уоллеса — живого и невредимого, усталого после долгого перелета, облаченного в мягкий кашемировый халат и бормочущего ворчливо:

— Немного теплого молока с бренди и в постель… В постель.

— Миссис Невски!

Натали вернулась из мира видений в действительность.

— …Привлекательная блондинка. Широковатое лицо. Я думаю, ее платье европейского производства. О, я вспомнила: Уоллес решил, что она носит парик.

— Это уже кое-что! — заметил инспектор полиции. — Так это был парик, или это ему показалось?

— Раз он так сказал — значит, она была в парике.

— Почему мужчина, ваш муж, заметил парик, а вы нет?

— Мужчина, продающий меха на протяжении десятков лет, знает о женщинах больше, чем женщины сами о себе.

— У вас есть какие-нибудь предположения, почему неизвестная стреляла в вашего мужа?

— Нет.

— Мистер Невски узнал ее?

— Я не думаю, что он смог разглядеть ее лицо.

— У него были враги?

— Нет.

— Не может быть. Ваш муж почти полвека торговал пушниной. За такой срок в этой сфере деятельности обязательно наживешь себе врагов. Уж я-то знаю. Мой отец в прошлом был меховщиком.

— Так спросите у своего отца. Спросите у него: кто такой Уоллес Невски? Кто такой Казак? Его обожали! — Она вдруг заговорила громко. — Он был пушным брокером. Он выбирал на аукционах сырье для других меховщиков. Ему верили, как верят в Бога. Он заключал многомиллионные сделки без всяких протоколов и расписок. Одним кивком головы или звонком по телефону.

— У брокера есть много способов работать на свой карман, — настаивал отпрыск бывшего меховщика. — Иногда брокеры берут производителей за горло.

— В Нью-Йорке нет меховщика, который не доверил бы Уоллесу свой последний доллар!

— Хорошо, хорошо! — успокоил ее инспектор. — А если мы поговорим о вашей собственной фирме «Котильон»? Были в фирме какие-нибудь конфликты? Прогоревший инвестор, например? Кредитор, которому не заплатили?

Натали решительно мотнула головой.

— Не ищите здесь… Это бесполезно. Я отвечаю за фирму, а не Уоллес. Я президент и распоряжаюсь финансами. Ни один вкладчик не имеет к фирме претензий. Никто не был обманут.

Это был третий или четвертый детектив, который ее допрашивал. Их лица в глазах Натали слились в одно. Она уже не различала их индивидуальных черт, фамилий и званий. Наконец ее оставили в каюте наедине с вновь прибывшим полицейским.

Детектив — лейтенант Каниц, как он представился, — несколько минут хранил молчание, просматривая записи ее ответов на предыдущих допросах. Он был массивным, по-медвежьи неуклюжим, но, когда он заговорил, голос его оказался на удивление мягким и интеллигентным.

— Я хотел бы, миссис Невски, чтобы мы с вами совершили небольшое путешествие во времени, отправились в прошлое на несколько часов. Я понимаю, как вам будет это тяжело, но все это может помочь успешному расследованию. Итак, давайте буквально по минутам, восстановим ход событий после возвращения вашего мужа из России.

— Я согласна, — кивнула Натали.

— Ваш шофер уже говорил нам, что мистер Невски прибыл в аэропорт Кеннеди в пятнадцать часов, задержался на минутку-другую в ваших апартаментах возле Центрального парка и появился на яхте где-то около семнадцати часов.

— Я не знала, что он заезжал домой.

— Он также выходил из машины у телефонной кабины на Риверсайд-драйв. Он звонил вам?

— Нет. Зачем ему было пользоваться платным телефоном? В машине есть телефон.

— Он сказал водителю, что телефон в машине неисправен.

— Он не звонил мне.

— Тогда кому же?

— Кому угодно. Он закупил в России шкурки для дюжины фабрикантов.

— Итак… — продолжал полицейский. — Он взошел на борт, и яхта тотчас же отчалила. Что дальше?

— Уоллес спустился вниз, чтобы переодеться в вечерний костюм.

— Вы видели его?

— Конечно. Он сказал мне «хэлло» и сбежал по трапу.

— Только «хэлло»?.. Вы же не виделись две недели…

— Мы устроили прием для двух сотен человек, и гости уже находились на яхте. Мы были на виду у всех. Я сказала, что спущусь к нему вниз на несколько минут, чтобы помочь застегнуть запонки.

«Боже, о каких пустяках я говорю!» — подумала Натали.

— Продолжайте, — настаивал детектив.

— Я спустилась. Он был уже почти готов. Я застегнула ему запонки…

— О чем вы разговаривали?

— У нас не было времени.

Полицейский вновь углубился в записи. Натали показалось, что все эти вопросы задаются для проформы.

— Свидетели утверждают, что вы появились вместе с ним в салоне в семнадцать двадцать пять или семнадцать тридцать. Тут есть маленькое расхождение. Во всяком случае, вы провели наедине почти двадцать минут… О чем вы беседовали с мужем?

Натали старалась сдержать подступившие слезы. На такое бесцеремонное вторжение в их личную жизнь надо было отвечать с ледяной сдержанностью.

— Мы не разговаривали…

— В течение двадцати минут? У меня это не укладывается в голове.

Натали вздернула подбородок. Ее глаза потемнели от гнева, в голосе появилась непоколебимая твердость.

— Мы занимались любовью.

— Боже, простите меня! До меня как-то не дошло… Ведь за дверью ждали две сотни людей.

Ярость освободила Натали от всякой стеснительности. Ей вдруг захотелось быть откровенной до конца.

— Я поцеловала его… сначала руку, когда вдевала запонку, потом… губы. Он поднял меня на руки и… Вам этого достаточно или вас интересуют все подробности?

— Хватит, хватит, — попытался успокоить ее детектив.

Его взгляд невольно устремился на постель, бесцеремонно смятую хозяйничавшими здесь недавно манекенщицами.

На самом деле это произошло не на кровати. Уоллес обхватил Натали, поднял ее в воздух, прижал к туалетному столику, и они целовались жадно, прижавшись друг к другу бедрами, выгнув спины, как пара диких кошек, чтобы не помять свои вечерние туалеты.