Нечестивцы - Ульяна Соболева Страница 6

Я прикрыл глаза и медленно выдохнув, произнёс:

— Даша, давай, зайдём в дом. Давай не будем устраивать спектакль для охраны.

Она истерически засмеялась:

— Спектакль? Вся моя жизнь рядом с тобой сплошной спектакль. То ли комедия, то ли трагедия, и я всего лишь массовка на твоей сцене!

Внутри всё перевернулось. Как мне доказать ей, что она главная героиня этого бесконечно долгого действа, именующегося моей жизнью?

Я стиснул зубы до скрипа и прошипел:

— Иди в дом, я сказал!

— Не то что? Заставишь? Затащишь насильно? Какие права у тебя теперь есть на меня, Максим?

Она содрала обручальное кольцо с пальца и швырнула в меня.

— Никаких. Ты мне теперь никто!

Поймал на лету кольцо и, схватив, её за локоть, дёрнул на себя:

— Малыш, не заставляй меня в очередной раз напоминать о СВОИХ. ПРАВАХ. НА ТЕБЯ!

Даша попыталась вырваться, но я уже отвернулся и теперь тащил её за собой в дом. Она упиралась ногами, пытаясь затормозить меня, била по спине руками, истошно крича. И каждый крик отзывался эхом внутри, причиняя физическую боль настолько сильную, что хотелось зажать уши руками, чтобы не слышать ничего.

Ни слова не говоря затащил девушку внутрь и, закинув её себе на плечо, поднялся в спальню. Там я бросил её на кровать и ледяным тоном сказал:

— Вот теперь говори.

Дарина вскочила с постели и, сжав руки в кулаки, прокричала.

— Мне не нужно ничего напоминать! У тебя нет прав на меня. Мы теперь в разводе! Ты лично, собственноручно, зачеркнул все права и дал мне свободу. И я рада, что ты приехал, потому что теперь ты отпустишь меня. Не хочу ни секунды находиться рядом с тобой в ТВОЕЙ золотой клетке. Я вернусь к брату и начну процесс по возврату детей, Макс. И еще… не называй меня «малыш». Это право ты тоже потерял.

Захотелось взвыть от бешенства. Эту «золотую клетку» ещё совсем недавно она считала своим домом. А теперь хочет бежать из неё без оглядки.

Шагнул к ней и, схватив за волосы, с силой дёрнул в сторону:

— Нет прав, говоришь? Вот они мои права, — притянул её за талию и впечатал в себя, — и мне не нужны долбаные бумажки, чтобы доказать тебе существование МОИХ прав.

Положил руку на её ягодицы и сильно сжал:

— Отпустить тебя, малыш? Ты думаешь, что я когда-нибудь отпущу тебя? Ты в это веришь, Даша?

Она дёрнула головой и тихо произнесла:

— Эти права тебе давала я тем, что позволяла и хотела, чтобы ты их имел. А сейчас тебя больше нет для меня. Мне противны и омерзительны твои лживые прикосновения, твои слова, которые не стоят и гроша. — Неосознанно отступил от неё, не веря, что слышу эти слова. Лучше бы она отхлестала меня по щекам! Это не было бы и вполовину так мучительно, как сейчас, после этих слов. А Даша выставила вперёд руку и продолжала вскрывать мне вены острыми как лезвия словами:

— Малыш…А ЕЁ как ты называешь? Детка? Крошка? — Потихоньку приходя в себя, шагнул ей навстречу, чтобы схватить и прокричать в ухо так громко, насколько мог, что ту, другую, я не называю никак. Что ТА для меня ничего не значит.

Она отшатнулась в сторону и практически прорыдала срывающимся голосом:

— Убери руки и не прикасайся ко мне. Ты отпустишь меня. Потому что я больше не хочу быть с тобой и …не буду! Никогда! Просто запомни это. Никогда!

Уже не контролируя себя от моментально охватившего тело бешенства опрокинул Дарину на кровать и сел сверху, зафиксировав её руки над головой:

— Запомни, Даша, мне не нужно твоё разрешение на то, что и так является МОИМ!

Опустил голову, приблизившись к её лицу на расстояние в пару сантиметров:

— И называть я тебя буду так, как хочется мне. Ты моя! Вся моя! Твоё имя. Твоё тело. Твоя жизнь. А вот ты, Даринаааа, никогда, слышишь? Никогда больше не будешь распоряжаться тем, что принадлежит мне.

Её глаза сверкнули, она поняла, о чём я. Продолжая сжимать её запястья одной рукой, второй схватил её за шею и прорычал:

— Какого чёрта ты творишь, маленькая ведьма?

Встряхнул её:

— Отвечай? КТО. ТЕБЕ. ПОЗВОЛИЛ?

Поднял руку к подбородку и сжал, причиняя боль:

— Твою мать! Почему ты это сделала? Чего ты хотела этим добиться?

Она вцепилась в моё запястье и, задыхаясь, прохрипела:

— Уйти от тебя. Потому что еще никогда в жизни я не испытывала такого отвращения к тебе и к себе. Ты не удержишь меня, Максим. Меня рядом с тобой нет… Очнись. Посмотри мне в глаза — меня нет. Не смотря на то, что мне не дали уйти, я уже ушла. И, знаешь, я не жалею, что меня остановили…не жалею, потому что я смогла сказать это тебе в лицо. Сказать, что впервые тебя ненавижу. Ты можешь заставить меня бояться…но ты больше не заставишь меня хотеть и любить тебя.

Сердце в очередной раз сжалось от беспощадных слов, чтобы снова понестись вскачь от невероятной злобы, завладевшей всем телом. Каждой чертовой мышцей. На короткий миг стало трудно дышать, будто весь воздух из комнаты молниеносно выкачали. Казалось, ещё чуть — чуть, и тело просто свалится мёртвым грузом на кровать, потеряв смысл для дальнейшего функционирования. Но та же самая злость заставляла продолжать эту борьбу с ней и с самим собой, адреналином впрыскивая в кровь необходимые силы. Я злился на неё за то, что захотела покинуть меня навсегда. И чувствовал ещё большую ярость на себя. За то, что позволил нам дойти до этого.

Оскалился и завладел её губами. Не целуя — сминая и кусая их, безжалостно царапая клыками. Дарина вертела головой в попытке освободиться от поцелуя, и я позволил ей это. Отстранился от неё и прошептал, глядя в глаза:

— Скажи это ещё раз. Скажи, что ненавидишь меня.

Я должен был это слышать, упиваясь собственной болью и позволяя ей разрушать меня и дальше, оправдывать свои поступки, развязывать мне руки. Ведь если она меня ненавидит, значит, я мёртв, а мертвеца нельзя приговорить дважды.

Она облизала кровь с нижней губы и, судорожно сглотнув, прошептала в ответ:

— Ты даже не представляешь насколько…я тебя ненавижу. Но больше всего я ненавижу себя за то, что верила тебе.

Прикрыл глаза, впитывая в себя эти слова, и ухмыльнулся. Через десять лет я всё — таки