Тёщин подарок (СИ) - Александра Гусарова Страница 6

Боярский молча сел на кровать и потянулся к очкам. Затем сообразил, что любовница раскусила этот практически невинный жест. В итоге просто снял очки и положил их на прикроватную тумбочку. Внутренне усмехнулся, что без очков он может представить себе на месте Иды абсолютно любую женщину, так как изображение тут же расплылось. И с грустью понял, что и представлять-то ему некого. Не Ирину же?

А она начала нарочито медленно раздеваться, пытаясь вызвать желание у непривычно холодного сегодня мужчины. Нет, фиаско не вышло. Любовницей она была умелой и горячей. Но в конце, когда все благополучно закончилось, скривилась:

— Боярский, какой-то ты сегодня вялый! — и было непонятно, что она имела в виду. А дальше к его облегчению добавила:

— Ты мне такси вызовешь? Мне на поезд рано утром надо. Я у тебя остаться не могу.

Она всегда предпочитала ночевать у себя дома. Раньше она на нее за это обижался. Специально снимал номер в гостинице, а в итоге ночевал один. А сегодня даже обрадовался.

А потом, лежа уже в своей кровати, смотрел в окно, на котором так и не повесил шторы, любовался звездами и задавался вопросом: ту ли женщину он выбрал в спутницы жизни?

Глава 4

Кристина Рух всю сознательную жизнь прожила в Германии. Она считала себя коренной немкой и других вариантов просто не принимала.

Девочка росла смышленой, училась хорошо и с поведением вопросов не возникало. Да, она попробовала курить в начальных классах гимназии под воздействием и уговорами подруг. Была поймана отцом и строго наказана: ей не позволялось ходить гулять, пока она не осознает пагубности своего проступка. Каждый вечер герр Владимир проводил с ней нудные воспитательные беседы. И однажды она подняла на него газа и с мольбой в голосе сказала:

— Папа, прости! Я все поняла и больше не буду портить свое здоровье.

Тогда он, как ей показалось, вздохнул с облегчением и отпустил со словами:

— Дочь, я тебе верю! — а она не могла не оправдать его доверие.

А на выпускной вечеринке в 10 классе впервые попробовала вино. Оно произвело на нее неизгладимое впечатление. После первого бокала пол в зале почему-то встал вертикально. И девочка поняла, что не сможет ходить по отвесной стене. Но после второго бокала все вернулось на свои места. Только настроение испарилось. Слишком неприятным был предыдущий эффект.

Дома ее отхаживала бабуля, приговаривая, что мусульманская кровь дает о себе знать. Так Крис познакомилась с похмельем и осознала, что ее родные все же относятся к другой, отличающейся от немецкой, культуре.

А еще она была талантливой девочкой. С детства могла говорить на двух языках: русском и арабском. Так с ней говорили дома. Затем на улицах и в детском саду выучила немецкий, а в школе освоила английский и французский языки. Благодаря своим талантам смогла проходить за год два класса обучения. И в итоге к 13 классу гимназии пришла в 17 лет, когда ее одноклассникам было по девятнадцать.

Бабушка, папина мама, уроженка Рязани, когда-то вышла замуж за Абдаллу Аль-Руха, родила ему сына. Дед давно умер, а она посвятила всю свою жизнь сыну, колеся с ним по миру, куда бы его не забрасывала жизнь. Но языка своего не забыла и с домочадцами разговаривала только на нем. Поэтому в специально русскому языку девочку никто не учил. Бабуля лишь помогла освоить грамматику. С той поры она могла читать и писать по-русски.

Арабским с юной фройляйн занимался господин Саид, который дважды в неделю приходил к ним в дом. Этот язык слишком сильно отличался от остальных своим строением, грамматикой и письмом с права налево. Там не было даже привычных предлогов, которые были во всех других языках. Все спряжения и склонения нанизывались, словно бусы, с помощью многочисленных суффиксов. Привычных букв в нем не было, письмена складывались из причудливой арабской вязи. И хотя ей было непросто, Крис не привыкла отступать. Она наивно полагала, что остальные детки точно также занимаются дома с учителями. А отец обязательно беседовал с ней вечерами на арабском. А когда к ним приходили папины друзья, с гордостью демонстрировал им успехи дочери.

Где-то к пятому классу девочка узнала, что ее отец работал в представительстве Абертноского эмирата.

Это независимое государство, между Оманом и Объединенными Арабскими эмиратами было настолько крошечным, что его указывали отнюдь не на всех картах. Оно терялось где-то в горах Джабаль-аль-Хаджар. С соседними государствами особо не контачило и многими правительствами признавалось террористическим. Хотя в Германии было их представительство, где отец трудился долгие годы. А потом вышел на пенсию. И они так и остались жить в Европе. Кристина не знала до семнадцати, что является еще и подданной другого государства. Вместе с друзьями в шестнадцать лет она получила пластиковую карточку, удостоверяющую личность немецкого поданного. А на следующий год ей неожиданно выдали небольшую книжицу с золотой обложкой, на которой арабской вязью была обозначена принадлежность к Абертонскому эмирату. И тогда папа объяснил, что по факту она является абертонкой.

Матери девочка не знала. Слышала от бабки, что эта «беспутая шалава» живет где-то на просторах огромной России. Отец же про матушку не рассказывал вообще ничего.

Бабушка умерла год назад. Они остались с отцом вдвоем. Он никогда не водил в дом посторонних женщин, не собирался на ком-то жениться. Хотя религия позволяла подданным Абертона иметь четыре жены. Всегда говорил, что Крис — главная женщина в его жизни. Он тоже был для нее всем. И вдруг неожиданно умер.

— Инсульт, — развел руками их домашний доктор. — Мы просто не успели. Да и если бы успели, вряд ли бы смогли помочь. Слишком сильные оказались повреждения.

Она лишь запомнила последние слова отца:

— Как больно, как сильно болит голова!

Он до этого рассказывал ей о каком-то новом проекте. Затем сел за стол, уронил голову на руки и несколько раз повторил про боль. Испуганная девочка дрожащими руками набрала номер 112 и срывающимся голосом ответила на вопросы дежурного. Машина прибыла через десять минут. Казалось, что помощь прибыла. Да только и она уже не смогла помочь. Владимир Рух скончался через три дня, так и не приходя в сознание.

Похороны взял на себя муниципалитет. Когда «клиент» был достаточно богат, то их делали за его счет даже с определенным размахом. Помогли коллеги, проработавшие с Владимиром много лет в представительстве. Да и друзья у герра Руха тоже были. У могилы все говорили,