Алексей Вилков - Запад–Восток Страница 60

– Если бы не Джебраил, все могло пойти по другому сценарию, – подытожила Катрин, отряхиваясь от пыли и вытирая слезы.

– Учтите, его будут судить. Никто не давал ему право устраивать линчевание. Придется сдать его аравийскому или российскому правосудию. В общем, назревает очередной скандал, шумихи не избежать. Тело принца никуда не спрячешь. Кстати, ребята, – обратился он к заскучавшей команде. – Опишите место преступления, соберите улики и уберите отсюда труп. Отвезите его в морг, а там уж пусть разбираются наши уважаемые арабы. А этого героя привести в чувство и в карцер! Неужели вам жаль его? У вас были на него виды?

– Что вы! – отмахнулась Катрин. – Он фанатик. Вообразил, что я влюбилась в него по уши. Пришлось бы на нем жениться, если бы он перестрелял конкурентов. Шучу!

– Вы жестокая женщина, – констатировал Буавен. – Простите, не буду больше вас осуждать, я позволил себе лишнее. В конце концов, вы защищали себя, а это смягчающее обстоятельство.

– А где же де Ронсар? Я ждала его появление.

– Тут вас интуиция подвела. И нас, кстати, тоже. Мы полагали, что именно он выкрал малышку. По нашим данным, он прибыл в Москву раньше покойного принца, чтобы помочь ему отыскать вас. Но каким-то необъяснимым образом произошла утечка информации. Какая-то крыса наверху предупредила его о надвигающейся опасности. Тот собрал чемоданы и смылся в Париж. Сукин сын! Он даже не предупредил Сафара. А что ему? Вы ему даром не сдались! Сафар воспылал к вам чувствами à la romantique, но де Ронсар поступил чрезвычайно цинично. Зная, что арабу грозит ловушка, он не только не предупредил его о последствиях, а попросту кинул его, иначе не скажешь! Я даже предположу, он специально подставил принца, чтобы вырваться из-под его влияния. Таким нехитрым способом он убил двух зайцев: спасся сам и избавился от всемогущего партнера. Спасся, конечно, в кавычках… Мы собрали потрясающий компромат – когда вернемся в Париж, де Ронасару придется несладко. Появятся обличительные статьи в центральных газетах. Мы надавим на него со всех сторон, и он не вывернется, сбросится с Триумфальной арки! Мы вынудим его как минимум уйти в отставку, а максимум – заставим эмигрировать, скажем, в пресловутый Лондон. Пусть там играет в гольф и коллекционирует бабочек.

– Я уже была в его коллекции, – вставила Катрин. – Буду вам признательна, если вы надерете ему задницу!

– Он сам себе геморрой устроил, – заверил ее Буавен. – Дни власти этого кобеля сочтены, будьте уверены.

– Верю вам, господин агент, вы не подведете, – Катрин закрыла для себя эту тему.

На улице послышался вой сирен.

– Это наши российские коллеги, – пояснил Буавен. – Соседи услышали стрельбу и вызвали полицию. Вот они удивятся! Ничего страшного, я заранее побеспокоился об этом и предупредил ФСБ. Сейчас сюда примчатся десятки кортежей с мигалками, яблоку негде будет упасть. Дело-то мокрое! Пришлось выходить из-под грифа секретности.

Тем временем Андрею оказали первую помощь: наложили на бедро жгут и перевязали тугим эластичным бинтом. Когда он пришел в себя, у него даже получилось привстать, подтянуться и сесть на диван. Облокотившись на спинку, он устало произнес:

– Мама мия, никто не поверит!

– Где моя дочь? – услышал он крик жены и окончательно пришел в чувства.

В гостиную ворвалась Татьяна. Она уговорила Буавена взять ее с собой и выжидала в карете скорой помощи. И только теперь, когда выстрелы стихли, и операция завершилась, ей разрешили войти.

– С ней все благополучно, – успокоил ее француз. – Она в комнате наверху, ей занимается врач. Поднимайтесь к ней, дочке сейчас необходима ваша поддержка.

В толпе Татьяна заметила мужа.

– Как ты? Ранен? – она подбежала к нему, в ужасе осматривая перевязанную ногу.

– Ерунда, до свадьбы заживет! – улыбнулся Андрей.

Лекарство уменьшало боль и вызывало легкую эйфорию.

– До какой еще свадьбы?

– До нашей. Ты же выйдешь за меня замуж?

– Я уже была замужем, – она погладила его по голове и поцеловала в лоб. – Ты у нас мастер придумывать глупости. Свадьба!

– Не воспринимайте его всерьез, – предупредил Буавен. – Господин Краснов сейчас не в себе, у него шок, и он под действием сильнодействующего наркотика. Наш доктор сказал, что его придется госпитализировать: нужно обработать рану и исключить заражение крови.

Облегченно вздохнув, Татьяна потрепала мужа по щеке и побежала вверх по лестнице к дочери.

– Я в порядке! – выдавил Андрей, собираясь подняться следом и догнать Таню. – Сам дойду до машины, я хочу увидеть дочь! Сейчас отдохну немного, окрепну, и мы поедем к себе.

– Сиди и не рыпайся! – прошипела Катрин. – Последний герой! Представляете, этот ваш Краснов стал хамить мне, как будто я во всем виновата, а Сафару это не понравилось. Вот он и проучил его. Будет знать, как обижать девушек!

– Вы в своем духе! – вздохнул Буавен и обратился к доктору: – Сделайте и нашей мадам успокаивающую инъекцию, чтобы она расслабилась и не открывала рот.

– А вы… – возмутилась Катрин, но не договорила, увидев приготовленный шприц.

Она ахнула и упала в обморок, чем заметно облегчила миссию доктору. Он повернул ее на бок и воткнул иглу в ягодицу, а затем поднес к носу ватку с нашатырем. Катрин сморщилась, громко чихнула, покачала головой, медленно открыла глаза и с того момента только послушно следила за происходящим и улыбалась Краснову.

9

Несмотря на принятые меры предосторожности, спецслужбам не удалось замести следы. Перестрелка и обилие автомобилей с мигалками вызвали переполох по всей Жуковке. Особо озабоченные граждане позвонили журналистам. Юркие стаи репортеров, газетных писак и папарацци слетелись на место предполагаемой разборки криминальных групп.

Репортеры фотографировали особняк даже с воздуха, пролетая над ним на вертолете. Основная версия происшедшего сводилась к выяснению отношений между хозяйствующими субъектами. Другие писали о бытовой ссоре с применением огнестрельного оружия. Третьи доказывали заказное убийство. Версий выдвигалось достаточно, но ни одна не была близка к реальности.

Больше всех в этой ситуации пострадала невинная Леночка и ее семья. К ней толпами ломились за интервью. Бедная девушка смущалась и отшучивалась, растерянно разводила руками, не выдержала напора и заперлась словно в бункере. Снаружи ее осаждала толпа журналистов. Осада продолжалась несколько дней, пока интерес к переполоху не угас. Медийная братия требовала сенсаций, а народ зрелищ, поэтому через несколько дней о перестрелке стали забывать. Только Леночка помнила каждую подробность, пыталась связаться с Катрин и заставить ее дать объяснения. Подруга оправдывалась, что группа вооруженных до зубов отморозков банально ошиблась адресом, и она стала случайной жертвой чей-то роковой ошибки. Это непутевое объяснение удовлетворило Лену, но она так и не простила Катрин чужую ошибку.

В знак примирения Катрин подарила ей последнее напоминание о покойном принце и ее невероятных приключениях – то самое магическое кольцо, что принесло ей море страданий. Она намекнула на его предполагаемую стоимость и попросила принять дар в качестве материальной и моральной компенсации, заметив, что бывший муж совершенно не возражает против этого благородного поступка. Претензии Леночки мигом пропали, обида испарилась, и они вновь подружились как прежде

На этом история с перестрелкой в особняке закончилась. Вскоре Катрин распрощалась с Леной, пообещав себе больше с ней не общаться. Никто ее не беспокоил: ни Буавен, пропавший без вести с того вечера, ни аравийские спецслужбы, даже наша доблестная полиция не проявляла к ней ни малейшего интереса.

Первые дни странное затишье беспокоило Катрин. Она волновалась по поводу своей перспективы, ожидая, что ее заставят стать свидетельницей по целому ряду преступлений и давать показания в суде. Но ничего подобного не происходило, словно по чьей-то доброй воле дело пустили на самотек, отправив в архив под грифом секретности. Ни одна правоохранительная организация так и не обратилась к ней, окончательно оставив в покое.

Наконец-то Катрин навестила мать. Они долго рыдали и обнимались, но простили друг друга. Собственно, нечего было прощать. Катрин не стала посвящать ее в жуткие подробности своего путешествия, для ее же блага маме не стоило знать всей жестокой правды. Дочь лаконично сообщила, что ее амурная история обернулась полным разочарованием, отныне она свободна и вновь ищет свою любовь. На этом объяснение закончилось, а мама не задавала неудобных вопросов, испытывая несказанное счастье, оттого что дочь жива и здорова. Остальное не важно.

Самочувствие Андрея улучшалось. Раны заживали как на собаке, и он стремительно шел на поправку. У врачей не осталось сомнений в благоприятном восстановлении.

– Тебе бы мои мучения, – жаловался он Стоцкому, когда тот пришел его навестить.