Александра Авророва - Отстрел непуганых мужчин Страница 60

Чем приятно поражает меня русалочка, это полным отсутствием столь характерного для женщин чувства собственности на нас, мужчин. Другая на ее месте давно бы демонстрировала всем и вся свою власть надо мною, или по крайней мере делала бы попытки, а она тихо ждет. Решать все и выбирать меру нашей близости предоставляется мне.

Только что появилась Настя, прилетевшая из Питера за телом бедного Лехи. Вот кто обожает демонстрировать власть, да и вообще полная противоположность Оле. Хотя Анечка, кстати, проявила неожиданную проницательность, заметив, что у них схожий тип внешности. Раньше я этого не замечал, а теперь увидел. И Нинка была того же типа. Мне здорово повезло, что Настя не афишировала наше знакомство. Разумеется, дело теперь не в пари, но не хотелось бы, чтобы Оля поймала меня на лжи. Это не вяжется с моим имиджем и может мою милую дурочку сильно удивить.

17.07. Никогда еще ни одна баба так ловко не водила меня за нос, как эта так называемая дурочка! И никогда еще ни одну я так не ненавидел. Боже мой, как она притворялась! Милая, нежная, простодушная. Романтическая особа, видящая в людях лишь хорошее и не замечающая плохого. Покорное орудие в моих руках. Чтобы я еще когда-нибудь попался на подобные бредни!

Некоторые строки из этих паршивых стихов я запомнил наизусть. Если б я не носил этот блокнот с собой, решил бы, что она его читала.

«Ты уверен, что ты властен над судьбой.

Ты уверен, что ты властен над собой,

И не ведаешь, что слаб ты, как любой».

Значит, вот какого она обо мне мнения! Это еще хуже, чем если б она прочла блокнот. Она просто знает, не читая. Она видела меня насквозь, видела все мои ухищрения, и потешалась надо мной, выставив перед всеми идиотом. «Не изведай же вовек, что ты иной!» Смотрит на меня этак свысока, как на дегенеративного ребенка. Развлекайся, мол, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. А я поверил в ее наивность, я вертел ею, как хотел, а она знала, видела и, смеясь, позволяла мне это! Ненавижу!

Впрочем, я ответил ей неплохо. До сих пор вижу ее лицо, когда я спокойно произнес: «Оля, ты хочешь что-то спросить? Нам с Настей некогда». Она отшатнулась, словно я ее ударил. А я и готов был ударить, однако словами-то куда лучше. Впрочем, она быстро взяла себя в руки. Слишком быстро для влюбленной.

Настя не оправдала моих надежд. Нет, ее эротический опыт выше всяческих похвал, и бедного Лешку она ублажала по высшему разряду, но я получил гораздо меньше удовольствия, чем в первый раз. Хотя первый раз был наспех, на кухне, а Лешик шумно развлекал гостей анекдотами в комнате за стенкой. Возможно, именно это и придавало особую остроту. Сейчас же, откровенно говоря, Настина искушенность только раздражала. Так и хотелось спросить: «А поестественней не можешь?» Но, по крайней мере, я показал этой самоуверенной девчонке, кто из нас решает и кто переживает. Попробовала бы она так же быстро найти мне замену, как я нашел ей! Возомнила, будто нужна мне больше, чем я ей — так пусть бы поглядела, что и как. Я думал об этом всю ночь. К сожалению, она не пришла на завтрак, а я так готовился к тому моменту, когда впервые встречу ее после вчерашнего! Она увидела бы нас с Настей в нежном объятии. А теперь Настя ушла по делам.

Пишу после обеда. Голова моя прояснилась, и я понял, какого свалял дурака. Какого черта я открыто оттолкнул Олю? Ладно бы, успел с нею переспать, так ведь нет! В одну минуту я лишил себя плодов усилий целой недели. Идиот! Все потому, что слишком разозлился. С женщинами никогда нельзя давать волю чувствам, надо действовать, основываясь на разуме. Я впервые нарушил золотое правило и остался в дураках. Захотелось причинить девчонке боль, а что куда больше наврежу себе, сообразить не удосужился. Теперь надо исправлять положение. А исправить его совершенно необходимо!

За обедом я посмотрел на Олю новыми глазами и понял, что раньше, полагая, видимо, ее уже почти своею, недооценивал ее. А теперь взглянул со стороны — да она удивительно хороша! На нее не обернешься на улице, но, глянув раз, будешь смотреть снова и снова, и чем больше смотришь, тем она кажется прелестней. Вспомнил даже фразу Чехова: «Когда на какое-нибудь определенное действие человек затрачивает наименьшее количество движений, то это грация». Оля все делает мило, мило и просто. Она берет кусок хлеба красивее, чем другая танцует. А на лицо ее можно любоваться, не отрываясь, и оно нескоро наскучит. Как-то зимой я глянул на Неву и был поражен: несмотря на сильный ветер, лед шел в противоположную сторону. Конечно, я сразу понял, что дело в течении. Вот такое же внутреннее течение смутно мерцает в ее глазах. Ты знаешь, что там, внутри, что-то есть, сквозь полупрозрачное стекло видишь мелькание странных теней, вглядываешься в них, но дотронуться не можешь, как бы ни хотел. Когда я узнал, что сегодня она бросилась спасать мерзкого ребенка и чуть не утонула, кровь ударила мне в голову при мысли, что я никогда больше не мог бы разглядывать эти загадочные иероглифы, пытаясь, но не надеясь расшифровать их, уловить их смысл.

Впрочем, это ненужная лирика, это я не о том. Я только имел в виду, что девочка мне несомненно нужна. Я свалял дурака, в минутном помрачении чувств оттолкнув ее от себя. Правда, я был уверен, что она всерьез влюблена и вернуть ее будет несложно. Теперь уверенность моя поутихла. Меня терзает мысль, что я был самодоволен и слеп. А любила ли она меня хоть минуту?

Ее поведение за столом меня поразило. Я был готов ко всему. К попытке примирения. К оскорбленному молчанию. К открытой ненависти. Ко всему, кроме вежливого, доброжелательного внимания. Я искал хоть след, хоть тень обиды — нет, в помине нет! Конечно, с обидчивостью у русалочки слабовато. Света, наша соседка по столу, с тупым упорством вечно говорит ей колкости, а русалочка в ответ лишь преисполняется сочувствием к этой дуре, вот и все. Однако я надеялся, что между ее отношением ко мне и к Свете есть большая разница, и уж мое-то поведение способно ее задеть. Если б она любила меня, то несомненно задело бы, иначе быть не может. А ей хоть бы что! Спокойная, милая. Не избегает разговоров со мною, но и не поощряет их. Будто я — это, например, Леша, который даром не нужен, но не хочется откровенно обижать. И вот я сижу и думаю — а с чего я так уверился, будто она в меня влюблена? Что ходила со мной гулять? А почему бы покладистой девочке не пройтись по парку с соседом. По выражению глаз? Такие уж глаза дала ей природа, при чем здесь я? По словам? Да ничего особенного она не говорила. Была добра ко мне по причине доброго сердца, не более. Неужели я принимал желаемое за действительное и выдумал то, чего в помине нет? Не верю! Я никогда не был дураком. Что же, она просто настолько владеет собой? Опять немыслимо.