Татьяна Устинова - Седьмое небо Страница 65

Он был безалаберный, неприкаянный, уверенный в своей неповторимости мальчишка, не умеющий справиться со своей минимальной известностью и такими же крошечными, по понятиям Егора Шубина, деньгами. Этот лэп-топ за помойкой, и кокаиновые следы на заширканном полированном столе, и дорогая одежда, наваленная кучами на стульях, и кухонное унылое запустение, и даже оторванная с одной стороны ручка портфеля рассказали то, чего Егор никогда не узнал бы даже от самых близких Гришкиных друзей.

— …твою мать! — пробормотал он, не разжимая зубов. Четкий световой круг дернулся, выхватывая из темноты стены и мебель.

Оказывается, эмоции трудно отключить полностью, а раньше у него никогда не было с этим проблем. Возраст, что ли, или просто давнее отсутствие практики в условиях, приближенных к боевым? Почему ему так жаль этого нелепого парня, который лежит, уткнувшись мертвым лицом в диванную обивку? Почему он думает о том, что все могло бы быть по-другому, будь у того под боком мать или старший брат, который в случае чего хорошенько дал бы ему по морде, а потом наставил на путь истинный?

Почему, почему…

Понятно, почему.

Потому что у него теперь есть Димка, за которого он отвечает, и у которого тоже, как у всех молодых, мозги немножко набекрень, и который тоже ни черта не умеет справиться с жизнью.

“Я должен добраться до заказчика раньше, чем он доберется до меня. У меня есть семья, которая не простит меня, если я их брошу.

Ни один из них — ни Лидия, ни Димка, ни дед — не справится без меня”.

Он улыбнулся. Свет опять дернулся и остановился.

Наверное, это очень самонадеянно — думать, что без тебя никто ничего не сможет. Наверное. Но он думал так, и это доставляло ему радость, даже в неприбранной унылой квартире, где, уткнувшись лицом в обивку, лежал на диване труп глупого мальчишки Гришки Распутина.

Ни тайников, ни сейфов в стенах и полах он не обнаружил. Впрочем, Егор не слишком на это рассчитывал. Он повесил на плечо лэп-топ, прихватил оставленные на столе записные книжки, несколько минут прислушивался под дверью и бесшумно вышел из квартиры. Щелкнул язычок замка. Он поправил на плече ремень и стал неторопливо спускаться по темной лестнице.

Навстречу попались старухи, ругавшие темноту и неработающий лифт. На Егора они не обратили никакого внимания.

Он сел в машину, закинул лэп-топ на заднее сиденье и завел мотор, испытывая острое, ни с чем не сравнимое облегчение от привычного уюта салона, от знакомого урчания двигателя, как будто после долгого и опасного дела он наконец вернулся домой, где тепло, безопасно и можно расслабиться…

“Расслабляться нельзя. Чем бы ни кончилась вся эта история, расслабляться нельзя. Ты так до сих пор ничего и не придумал. У тебя нет никаких идей, кроме нескольких ничем не подкрепленных соображений, а сегодня тебе в багажник подбросили труп, и если бы не сумки Лидии Шевелевой, хрен бы ты его обнаружил, а когда обнаружил, было бы поздно.

Соберись и думай. У тебя есть верных полчаса, которые ты будешь ехать до дома”.

Онтронул машину с места, перебрался через ледяные стоячие моря и озера, развернулся возле каких-то помойных контейнеров и выехал на Волгоградский проспект.

Он проехал, наверное, метров триста, когда его остановил милицейский патруль.

— Он с нами совершенно не разговаривает! — Дед Егора Шубина поправил на столе газеты и журналы, которые и без того лежали выверенной идеальной стопкой. Лидия не отрываясь смотрела на его руки. Они были красные, в цыпках и надутых синих венах, как будто шубинский дед с утра до ночи чистил картошку.

— Дед, перестань ты, — пробасил шубинский брат и посмотрел на Лидию. Излишняя деликатность не входила в число его достоинств, однако он понимал, что к гостье брата следует относиться осторожно. — Он у нас ни с кем не разговаривает!

И Димка улыбнулся смущенной улыбкой. Лидия внимательно на него взглянула.

Как будто Егор Шубин был ранимый подросток в переходном возрасте, а Димка — его нежный отец. Как будто Димка признавал за ним своеволие и упрямство и все-таки оправдывал его. Как будто Димка знал наперечет все его слабости, любил их и призывал чужого человека просто не обращать на них внимания.

“Он у нас ни с кем не разговаривает!”

— Да, — сказал шубинский дед. — Ему сейчас трудно. Но он справится.

— Вы думаете? — спросила Лидия.

Ей очень хотелось услышать от кого-нибудь историю о том, что Егор Шубин бывал и не в таких передрягах, что это все ерунда по сравнению с тем, что он пережил пятнадцать лет назад, что в армии он чуть было не погиб и его за что-нибудь наградили орденом. Такая история была бы сейчас совсем нелишней.

— Ну конечно! — воскликнул дед с ненатуральной бодростью. — Дима, может быть, ты хочешь поужинать? А вы, Лидия Юрьевна?

“Прошло уже четыре с половиной часа с тех пор, как он уехал. Черт возьми, что он там делает так долго? Почему не звонит? Доехал до Гришкиной квартиры или не доехал? Что происходит в моей собственной жизни? Что происходи! все эти четыре часа, что я сижу в квартире, больше похожей на итальянский палаццо, пью кофе, молчу и думаю, думаю, думаю… Кто звонит мне домой, как там у меня на работе? Они ведь наверняка давно и безнадежно меня потеряли — дома меня нет, а мобильный телефон я выключила потому, что мне так приказал пропавший Егор Шубин.

Егор Шубин, который уехал и увез в багажнике убитого Гришку.

Гришка… Как он лежал, скрючившись, будто от холода, и у него были совершенно синие пальцы. Вот, оказывается, какие пальцы бывают у мертвых…”

Она рванулась из этих мыслей, зная, что они теперь долго не дадут ей спокойно жить, рванулась, задыхаясь в их вязкой трясине, и вырвалась наружу. Звонил телефон.

— Дима… — попросил дед, как будто у него вдруг кончились силы.

— Алло! — сказал Димка напряженным басом. Лидия смотрела на него, как человек, который ждет сообщения о конце света.

Димка послушал и сказал смущенно:

— Привет… — Потом зажал микрофон ладонью и сообщил: — Это Лиза.

Лидия перевела дыхание, шубинский дед поднялся с места и зачем-то ушел в угол громадной кухни.

— Будем ужинать? — спросил он оттуда. — Знаете, когда сердце не на месте, самое правильное — это поужинать.

Лидия улыбнулась. Димка еще послушал, потом встал и ушел с трубкой.

— Я даже не знаю, радоваться мне или горевать, — доверительно сообщил дед Лидии. — Они так плохо жили все это время. У них все слишком разное — возраст, пристрастия, отношение к жизни. Но Диме понадобилась помощь, и Егор даже на секунду не задумался… Наверное, стоит пережить самые большие неприятности, чтобы понять и простить друг друга. Как вы считаете?