Мария Воронова - Пропущенный вызов Страница 7

– Да перестаньте вы, Мстислав Юрьевич! Я знать его не знаю. Прислал мне парень свое шизофреническое творчество, вот и все.

– Ты ж написала, что тебе понравилось.

– Ну а как иначе я бы о нем что-то узнала? О господи! – Лиза схватилась за голову. – Если бы я только отреагировала раньше! Я же хотела выяснить его личность и сделать так, чтобы он попал в поле зрения психиатров. Написал этот Ясный Сокол недели две назад, а сподобилась ответить я только вчера… Вот дура! Если бы сразу отреагировала, то он бы уже начал получать лечение и никого бы не убил. Получается, Шишкин этот на моей совести.

– Вы, Елизавета Алексеевна, поосторожнее груз вины на борт принимайте, – хмыкнул Зиганшин, – совесть у человека не резиновая. Лучше скажите, почему этот Ясный выбрал именно вас своим критиком и конфидентом из всей многомиллионной аудитории сайта?

Краснея, Лиза рассказала о том, что под псевдонимом Лиза Шваб пишет фэнтези, и, видно, в какой-то недобрый час ее книга попалась на глаза Ясному Соколу, вот он и решил с ее помощью проникнуть в литературные круги.

Сообщая свой секрет чужим и отчасти враждебно настроенным людям, Лиза чувствовала себя словно голая. Давно ей не было так стыдно.

Как ни маловероятно выглядело подобное предположение, она решила: ради того чтобы поиздеваться над ней, Зиганшин преодолеет свое отвращение к печатному слову, прочтет ее книги и станет всем рассказывать, какую чушь она пишет.

Петя ладно, она его десять лет не видела и, дай бог, не увидит еще столько же, а с Зиганшиным сталкивается каждый день, и если он ознакомится с ее творчеством, то поймет, о чем она думает и что чувствует, словом, заглянет к ней в душу.

А Лизе совсем не хотелось, чтобы ей в душу заглядывали такие негодяи, как начкрим.

– Так Шваб – это псевдоним? – спросил Петя простодушно. – А я думал, ты замуж вышла за своего рыжего.

Лиза почувствовала, что лицо ее дрогнуло. Не хватает только расплакаться перед Зиганшиным для полного унижения!

– Нет, я не вышла замуж, – сказала она севшим голосом.

– Да? Слушай, а я же помню, вы такая пара были! Я к тебе потому и не подкатывал, что знал – шансов нет.

Она встала, поправила мундир, из последних сил держа себя в руках, проговорила: «Если у господ оперсостава нет больше вопросов, мне нужно вернуться к работе», – не дожидаясь ответа, вышла от Зиганшина и быстро проследовала в женский туалет, где дала наконец волю слезам.

О чем она плачет, Лиза и сама не знала. О том, что мысли о Грише никогда не покидают ее, о том, что его много лет нет на свете, и о том, что все эти годы она одинока… О Руслане, поманившем ее надеждой на счастье только затем, чтобы сразу отнять ее… О том, что слишком вкладывала душу в свои книги…

Лиза только начала успокаиваться, как вспомнила ночь, проведенную с Русланом на заливе, и от мысли, что больше никогда не окажется в его объятиях, зарыдала еще горше.

Ах, эта вечная женская иллюзия – в соитии тел видеть слияние душ…

Лиза всхлипнула, шмыгнула носом и привалилась головой к холодной кафельной стенке. Почему жизнь так скупится ей на счастье, словно дворовые хулиганы, отбирает даже те жалкие крохи, которые ей удается выцарапать у судьбы?

Или правду говорят, что рок неумолим, и если ей на роду написано быть одинокой, нечего и пытаться пересилить свою судьбу?

Носового платка у Лизы не было, пришлось отмотать от рулона туалетной бумаги, чтобы вытереть нос, и почему-то эта туалетная бумага привела ее в окончательное отчаяние.

Забыв, что находится на работе, она всхлипнула слишком громко, и дверь тут же отозвалась уверенным стуком.

– Когда закончишь рыдать, – сказала дверь голосом Зиганшина, – зайди ко мне. Есть разговор.

Лиза подошла к зеркалу. Чуда не произошло: нельзя плакать о загубленной жизни без того, чтобы лицо не превратилось в зыбкое красное пятно. Она включила холодную воду и, сняв пиджак, стала плескать на щеки и на лоб. Слава богу, она почти не пользовалась косметикой на работе, поэтому обошлось без хрестоматийных черных разводов, но все равно вид ужасающий, недостойный российского следователя.

«Подведем итоги, – говорила себе Лиза, охлаждая лицо водой, – меня оставил возлюбленный, прекрасный человек, близкий мне по духу. Благородный, смелый, интересный, нежный любовник. Есть только один недостаток – он знать меня не хочет. И оставил именно в тот момент, когда я расслабилась и поверила в наше общее будущее. Но судьбе показалось этого мало, она с наслаждением провернула нож в ране, сделав так, что свидетелем моей слабости оказался подонок Зиганшин! Может быть, она специально добавила мне еще и это унижение, чтобы я прочувствовала все сполна и больше не пыталась с ней бороться?

Ну и как финальный аккорд – смерть несчастного Шишкина, которая теперь навсегда повиснет на моей совести! Если бы я сразу ответила бедному мальчику, могла бы успеть с психиатрической помощью раньше, чем шизофрения толкнула его на убийство. Хотя как знать, может, он не захотел бы лечиться, а у нас такие законы, что с сумасшедшим нельзя ничего сделать, пока он кого-нибудь не убил или не покалечил.

И все же я виновата! Не только в смерти журналиста, но и в дальнейшей судьбе несчастного юноши». – Лиза с досадой подумала, что из-за Зиганшина не спросила у Пети ничего по существу дела и не знает, совершеннолетний этот Миханоша или нет. Но в любом случае, напиши она ему хоть на неделю раньше, все могло бы закончиться амбулаторным лечением. Диспансерный учет и поддерживающая терапия, и у парня остались бы шансы на какую-то социализацию, может быть, и на трудоустройство. А теперь принудительное лечение, после которого парень превратится в тень прежнего себя, во всяком случае писать книги уже никогда не сможет.

«Вот и весь итог твоей любовной истории – две загубленные жизни! Точнее, три, если посчитать твою собственную!» – закончила Лиза свой внутренний монолог, промокнула лицо очередной порцией туалетной бумаги и, последний раз судорожно вздохнув, с гордо развернутой спиной отправилась к начкриму.

Тот сидел, уставясь в экран компьютера, и, не отрываясь от своего занятия, жестом показал ей, чтобы села.

Пауза затянулась, и Лиза решила перейти в наступление:

– Мстислав Юрьевич, надеюсь, я имею право общаться с людьми без вашего вмешательства! – выпалила она, чувствуя, что звучит это вовсе не так грозно, как она планировала.

– Имеешь, имеешь… – протянул Зиганшин рассеянно, – с людьми общайся сколько хочешь, а с чужими операми – нет.

– И тем не менее!

– И тем не менее ты дура! Я для тебя старался. Явно ж человек с чужой земли не просто так к тебе приехал. А чтобы оперативно реагировать, мне нужно информацию иметь из первых рук.

Лиза присвистнула. Как он, будучи на задержании, узнал, кто к ней приехал и зачем? Если бы Зиганшин всю мощь своего дедуктивного метода расходовал не на подковерные интриги, а на расследование преступлений, в отделе была бы стопроцентная раскрываемость.

– Короче, я тебя отмазал. Ильичев еще следаку планшет не светил и дальше его придержит, замотает где-нибудь. Твое имя не всплывет нигде, и люди не узнают, какой херней ты в свободное время занимаешься. Видишь, я за своих всегда готов вписаться.

Лиза поморщилась и нарочито внимательно посмотрела в окно.

Читая между строк, это значит: становись, Лиза, частью нашей коррупционной схемы, живи по нашим правилам, и мы тебя отмажем в случае чего.

– Вообще смешное дело, – сказал Зиганшин неожиданно миролюбиво, – я помню этого Шишкина. Мне было лет десять или около того, когда я смотрел его передачу о правах психически больных. Так уж он за них ратовал, прямо пена изо рта шла, вот я и запомнил. У детей память цепкая на всякую чушь. А теперь видишь, за что боролся, на то и напоролся. Диалектика!

Лиза сухо заметила, что не совсем. Психическое заболевание Миханоши придется еще доказывать. Вот если бы парень уже состоял на учете, отказался от лечения и только после этого убил Шишкина, тогда была бы диалектика.

– Тоже верно. Слушай, а у нас тоже был похожий случай, я как раз смотрю.

Начкрим любезно повернул к ней экран монитора и сделал приглашающий жест. Лиза поежилась. Дружелюбный Зиганшин пугал ее гораздо сильнее, чем в своем обычном хамском образе.

Она знала, что Мстислав Юрьевич хранит у себя в компьютере документацию по всем делам и обладает редким умением работать с информацией. Мог бы сделать карьеру в науке, стать профессором, а вместо этого наводит ужас на весь отдел.

– Полгода назад у нас на земле грохнули проректора одного медвуза. Тоже молодой человек, ранее незнакомый с терпилой, вдруг взял да и размозжил ему голову.

– Что-то слышала.

– Дело вел наш убитый в голову Чернышов, сначала пытался на мафиозные разборки натягивать, чтобы заявить о себе миру, но потом убийца такое понес на допросе у него, что даже Черный сообразил психиатрическую экспертизу назначить. Ну и все, бедолагу встретили в дурдоме как родного. Разборки там наверняка тоже были, не без этого, но смерть бедный проректор принял от рук сумасшедшего. Кстати, ирония в том, что по специальности он был психиатром.