Галина Романова - Встретимся в другой жизни Страница 7

Но страшнее физических увечий была для него боль за погибших ребят. Вину за их смерть он полностью взвалил на себя.

— Я никогда себе не прощу!!! — шептал он сквозь слезы, лежа дома на койке. — Как я смогу жить после всего этого?!

И, видя испуганный взгляд Лики, гладил ее по голове слабой рукой и утешал:

— Не бойся, сестренка! Я не уйду, пока не устрою тебя в этой жизни.

Последним он занялся всерьез и основательно. Не позволив перевестись на вечернее отделение, Гриня живо интересовался ее успехами и неадекватно реагировал на институтских друзей.

— Не нужны тебе эти босоногие мальчики, — ворчал он, провожая Лику на вечеринки. — Кроме разочарований в жизни, от них ждать нечего…

Надо сказать, что слушалась она его беспрекословно. После занятий спешила домой, а молодежные вечера и дискотеки посещала крайне редко и неохотно.

Все свободное время помогала Григорию по дому и хозяйству. Последнего он развел полное подворье.

Милиция долго не оставляла Гриню в покое, но потом обреченно махнула рукой: никаких заявлений от пострадавших не поступало, а разборки в современном мире — дело обычное.

Как только дело было закрыто, Григорий занялся сельским хозяйством. Мотаясь по всему району на своей рваной машинешке, он ухитрялся запасаться кормами и содержать в своем дворе дюжину голов скота.

— А учить тебя на что буду? — огрызался он в ответ на ее ворчание. — Это легальный бизнес, ничего противозаконного.

Возразить ей было нечего. Но, видя, как он надрывает остатки здоровья, она не могла оставаться равнодушной.

Лика приняла решение и втайне от него стала подрабатывать в институтской лаборатории. Свои долгие задержки объясняла возросшими нагрузками. Гриня подозрительно косился на нее, но молчал.

Дни шли за днями, отсчитывая недели, месяцы и годы. Их монотонное течение нисколько ее не удручало. Лика была по-настоящему счастлива.

Впервые за долгое время у нее был настоящий дом, где ее любили, ждали и где о ней беспокоились.

Соседи давно перестали ломать голову над их отношениями и иначе как братом и сестрой не называли.

Несколько раз за эти годы Лика встречалась с матерью. Встречи носили случайный характер и ничего, кроме досады, не вызывали.

— Ишь, сучка, как вырядилась, — злобно роняла она ей вслед. — Неплохо пристроилась. Нет бы о матери позаботиться, так она вся в папашу своего — в ученье вдарилась.

Гриня, хромавший рядом с ней, молча брал Лику под руку и уводил подальше со словами:

— Не обращай внимания. Пусть злится… И все было бы прекрасно, если бы не Гринино непроходящее желание выдать ее замуж.

Лика сердилась, взрывалась, но он был непреклонен:

— Не дай бог случится что со мной, с кем ты останешься?

Такой мысли она допускать не хотела, поэтому с особым рвением принималась помогать ему и с удвоенным вниманием следила за его здоровьем.

Защита диплома прошла с блеском. По этому поводу они устроили с Гриней праздничный семейный ужин, который затянулся у них за полночь. А через день, как водится, Лика пошла искать себе работу. Но это оказалось не таким уж простым делом.

Ее внимательно оглядывали, вели ничего не значащие беседы, потом, пожимая руку, произносили коронное: “К сожалению…”, и на этом все заканчивалось.

В течение месяца обойдя весь город в поисках работы, она пришла к неутешительному выводу, что молодые специалисты с дипломом особого образца годятся только на то, чтобы подавать кофе и развлекать гостей руководства приятной беседой.

Гриня приходил в бешенство, узнав об этих предложениях:

— Ты не будешь работать в этих “фирмочках”!

— А почему? Деньги приличные платят.

— Знаю я, за что платят эти деньги! — бушевал он. — Знаю, чем кончаются эти светские беседы!

Закончилось все тем, что Лика устроилась уборщицей в одно из СП по разработке компьютерных программ…

Имея гуманитарное образование, она слабо представляла, чем занимается данное учреждение, но, если учитывать ее должностные обязанности, этого от нее и не требовалось.

Весь свой рабочий день Лика наводила порядок: мыла, пылесосила, поливала цветы и под вечер едва приползала домой.

— Гриня, меня повысили, — сказала она ему однажды и, предупреждая расспросы, иронично закончила:

— Перевели… С первого этажа на пятый…

Он сердито засопел, но промолчал. Лика долго не могла понять, с чем связана такая покорность судьбе, пока он однажды не проговорился.

Как-то за ужином, прокашлявшись, Гриня осторожно спросил:

— Лика, сестренка, ты мне рассказала бы поподробнее о работе своей.

— Тебя что больше интересует — размер моего ведра или температура воды? — не выдержав, съязвила она.

— Ну, зачем, — протянул он миролюбиво. — Ты мне о людях расскажи. Людей-то ты видишь.

— Вижу, — буркнула Лика, — в основном ботинки.

— Почему ботинки? — непонимающе уставился он на нее.

— Потому что голову поднять некогда. А еще потому, что там почти мужики одни работают.

— Какие мужики? — оживился сразу Гриня.

— Женатые… — заухмылялась она, сразу поняв, в чем дело.

— Ничего, может, и на тебя один неженатый найдется.

— Ага, ему больше делать нечего, только с уборщицей роман крутить, — захохотала Лика.

Но Гриня, загадочно мерцая глазами, принялся уверять ее в том, что она обязательно встретит там свою судьбу.

Лика недоверчиво качала головой и снисходительно ухмылялась, не зная в тот момент, как недалек от истины был ее славный друг.

Будильник пронзительно заверещал над ее головой. Сонно похлопав рукой в изголовье, Лика, как всегда, свалила его на пол.

— Пора вставать! — приказала она себе, свесив голову в поисках неумолкающего возмутителя спокойствия. — Иначе “сыночек” мне опять какую-нибудь пакость придумает.

Под пакостью подразумевалось Димкино нежелание уступать ей место в ванной. А если учесть, что сегодня приезжает Олег, попасть туда было необходимо без задержек.

Поплотнее запахнув халат. Лика на цыпочках пробралась к двери ванной и застонала — она была заперта изнутри.

Безуспешно подергав за ручку, она побрела на кухню. Здесь у нее на всякий случай была припрятана запасная зубная щетка с тюбиком пасты. Не бог весть какой комфорт, но выбирать не приходилось.

"Душ приму позже”, — утешила себя Лика, слабо в это веря.

Наверняка Димуля, чтобы в очередной раз сделать ей “приятное”, просидит в ванной до отъезда.

Кое-как совершив обряд омовения, она подошла к зеркалу в прихожей и обомлела. Ее ночные бдения в воспоминаниях не прошли даром — на нее смотрело унылое помятое лицо.

"Нет! Мне просто необходимо принять душ! — поднял голову ее бунтарский дух. — И пусть только попробует не впустить!”