Гарольд Роббинс - Куда уходит любовь Страница 7

– О чем я должна тебе сообщать?

Я положил руку ей на живот. Она рассмеялась.

– Не беспокойся. Я не позволю ребенку появиться на свет, пока ты не вернешься.

– Обещаешь?

– Обещаю.

К тому времени, когда мы подошли на посадку, у прохода почти никого не было. Большинство пассажиров уже было на борту. Я поцеловал Элизабет на прощание и вручил контролеру билет.

Взглянув на него, он проштемпелевал его, оторвал верхнюю часть и вернул обратно.

– Прямо и направо, мистер Кэри.

Когда самолет сделал посадку в Денвере, я не вышел размять ноги, как предлагала стюардесса. Я предпочел, оставшись на борту, выпить чашку кофе. Он был крепким, горячим, и я чувствовал, как его тепло наполняет меня, и постепенно отпускает судорога, сжимавшая мышцы желудка.

Шесть лет. Как много прошло времени. И многое могло случиться за эти шесть лет. Ребенок вырос. Теперь она, должно быть, уже молодая леди. Ходит на высоких каблуках и носит короткие юбки. Мажется бледной, почти бесцветной помадой, кладет на глаза синие или зеленоватые тени и закручивает волосы в смешной хвостик на макушке, как артишок, от чего она кажется выше ростом. Она может производить впечатление почти взрослого человека, пока не посмотреть ей в лицо, и тогда становится ясно, как на самом деле она молода.

Как долго тянутся шесть лет в разлуке с домом. Ребенок, которого тебе пришлось оставить, вырос, и на его долю досталось много такого, чего ты ей никогда бы не пожелал. Как и ее матери. Шесть лет, и твой ребенок успел вырасти – чтобы совершить убийство?

Я услышал, как задраивали двери. Зажглись предупредительные надписи на табло. Я затушил в пепельнице сигарету и затянул ремни. Проходившая мимо стюардесса одобрительно кивнула, и занялась остальными пассажирами.

Посмотрел на часы. Половина пятого по чикагскому времени. Я перевел их на два часа назад. Теперь было половина третьего по тихоокеанскому.

Улыбнулся про себя. Как просто! Всего лишь перевести стрелки часов и вот уже у тебя два лишних часа жизни. Подумал, почему, если это так просто, никто не догадался изобрести машину, которая могла бы переводить назад годы.

Тогда я мог бы перевести часы на шесть лет назад, и Даниэль не была бы там, где она сейчас находится. Нет, я перевел бы их на пятнадцать лет назад, в ту ночь, когда она появилась на свет. Я помнил все часы, что провел в больнице. Было как раз то же самое время, и Нору только что подняли из операционной.

– Не оставайтесь слишком долго, – предупредил врач, когда я направился в ее палату. – Она очень утомлена.

– Когда я смогу увидеть ребенка?

– Через десять минут. Постучите в окошко сестричке. Она покажет вам вашего ребенка.

Я вернулся в коридор и закрыл за собой двери.

– Первым делом я хочу видеть ребенка. Нора захочет узнать, как она выглядит. Она рассердится, если я не смогу ей рассказать.

Врач насмешливо посмотрел на меня и пожал плечами. И лишь много времени спустя я узнал, что Нора после родов даже не взглянула на свою дочку.

Когда сестричка, завернув ребенка в простынку, подняла мою малышку, меня качнуло. Я видел ее крохотное красное сморщенное личико, блестящие черные волосики, крохотные пальчики, гневно сжимающиеся в кулачки, и у меня закружилась голова.

Я почувствовал какую-то странную боль внутри и ощутил все страдания, которые испытывает ребенок, являясь на свет, все потрясения, которые за последние несколько часов испытало это крохотное тельце. Я смотрел на нее, и еще до того, как она открыла глазенки и округлила ротик, я уже знал, что она собирается делать. Мы были единым целым, мы существовали на одной и той же волне, мы принадлежали друг другу – она была моя, а я – ее. Мы уже не могли существовать друг без друга. И те слезы, которые она еще не могла пролить, выступили на моих глазах.

Сестра закрыла ее простынкой, и я остался один. В полном одиночестве, словно на пустынном берегу моря в непроглядной ночи. И мне пришлось проморгаться, прежде чем я снова увидел больничный коридор.

Я осторожно постучал в дверь палаты Норы. Нянечка открыла их.

– Теперь я могу увидеть ее? – шепнул я. – Я ее муж.

С той терпимостью во взгляде, с которым тут встречают отцов, она кивнула и отступила в сторону.

– Только недолго.

Я подошел к кровати. Нора казалась спящей, и ее блестящие черные волосы разметались по подушке. Она была бледна, на лице ее читалось утомление, и сейчас она была куда более хрупкой и беспомощной, чем я ее себе представлял. Склонившись к ней, я нежно поцеловал Нору в лоб.

Она не открыла глаз, но губы ее шевельнулись.

– Поднять стяги! Флот свободной Франции умирает, но не сдается. Я посмотрел на нянечку, стоящую по другую сторону кровати, и улыбнулся. Взяв Нору за руку, лежащую на простыне, я легонько пожал ее.

– Флот свободной Франции умирает, но не сдается. Теперь уже и нянечка улыбалась.

– Это все пентотал, мистер Кэри, – успокоила она. – И порой больные под его воздействием говорят довольно забавные вещи.

Кивнув, я снова пожал Норе руку.

Странное выражение ужаса исказило ее лицо.

– Не обижай меня, Джон! – хрипло прошептала она. – Я сделаю все, что ты хочешь. Я обещаю. Только не бей меня!

– Нора! – быстро сказал я. – Нора! Это я. Люк.

Внезапно глаза ее открылись.

– Люк! – С лица ее сползла легкая тень страха. – Мне приснился ужасный сон.

Я обнял ее и прижал к себе. Норе вечно снились ужасные сны.

– Все в порядке, Нора, – шепнул я. – Теперь все в порядке.

– Мне снилось, что кто-то ломает мне руку! И я не могла этого вынести. Ты же понимаешь! Только не руки. Без них я ничто!

– Это был только сон, – сказал я. – Всего лишь сон.

Она подняла руки и уставилась на них. Они были длинными, тонкими и изящными. Взглянув на меня, она улыбнулась.

– Ну, не дурочка ли я? Конечно, с ними все в порядке. – Закрыв глаза, она снова погрузилась в дремоту.

– Нора, – шепнул я. – Не хочешь ли ты послушать о ребенке? Это маленькая девочка, чудесная маленькая девочка. Она так похожа на тебя.

Но Нора не пошевелилась. Она уже спала.

Я посмотрел на сестру. Тут было что-то не так. Во всяком случае в книгах все описывалось по-другому.

Наверно, сестра заметила удивленное выражение моего лица, потому что дружелюбно улыбнулась мне.

– Это действие лекарства.

– Да, конечно, – кивнул я и вышел в коридор.

Я смотрел в иллюминатор. Мне показалось, что далеко впереди по курсу было видно сияние, поднимающееся от города. Сан-Франциско.

Нет, перевести часы на пятнадцать лет назад было бы недостаточно. Все равно ничего не удалось бы остановить. Двадцать лет назад все было бы точно так же.