Энн Стюарт - Красив и очень опасен Страница 7

Шон неодобрительно поцокал языком.

– Что-то ты становишься не по годам желчной, доченька. Неужто в тебе нет ни капли сострадания? Совсем его не жалко?

– Если мне кого и жалко, то скорее его жену, – сварливо ответила Кэссиди.

– Он – жертва судейского произвола… – возразил было Шон, но Кэссиди перебила его:

– По-моему, ты и сам в это не веришь.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что тебе, по большому счету, наплевать, виновен он или нет. Главное – состряпать очередной бестселлер.

Шон обезоруживающе улыбнулся – такой улыбкой ему удавалось растапливать и самые ледяные сердца. Впрочем, Кэсс уже давно выработала в себе иммунитет к ней.

– Да, я раб своей музы, – вздохнул Шон. – Я служу только ей. Вот почему ты сейчас здесь.

– Но ведь я, Шон, вовсе не рабыня твоей музы.

– Кэсси, золотко, не смеши меня. Мне нужна твоя помощь, а не порицание.

– Одно другому не противоречит, – возразила Кэссиди.

– Ты умница, – расплылся Шон.

Кэсс присела на высоченную кровать.

– Ладно, Шон, выкладывай, что тебе от меня нужно? Только не вешай лапшу на уши насчет своих болячек, я все равно тебе не поверю.

Шон ухмыльнулся.

– Разумеется, крошка. Да, ты права, дело только в моей новой книге.

– Про Ричарда Тьернана?

– А про кого же еще? Правда. Абсолютная, чистая и беспощадная. Голая правда. Мне нужен классный редактор… Господи, вот уж не думал, что когда-нибудь в этом признаюсь. Видишь ли, все эти свидетели, допросы, показания – у меня все в мозгах перемешалось. Видела бы ты мой кабинет! Я хочу, чтобы ты все привела в порядок, систематизировала, по полочкам разложила, – пока мы с Ричардом работаем.

– И ты веришь, что тебе удастся добиться его оправдания? Я не уверена, что даже великому и несравненному Шону О'Рурку такое по плечу.

– Да, ты умеешь ласковое словцо сказать, – вздохнул Шон. – Ладно, позволь уж мне позаботиться о Ричарде. Я прекрасно понимаю, что ты не хочешь иметь с ним ничего общего. Ты у нас всегда была робкой и запуганной малышкой.

Кэсс, крепко сбитая, при росте пять футов и девять дюймов, никогда не считала себя особенно робкой и запуганной и уж тем более малышкой, однако спорить с отцом не стала. Шон всегда подстраивал других людей под себя.

– Я ведь, между прочим, тоже работаю, Шон, – напомнила она.

– У тебя остался неиспользованный отпуск, – возразил Шон. – Я проверял. Неужто ты не в состоянии посвятить несколько недель родному отцу? Подумай, до чего будет здорово – мы с тобой трудимся бок о бок над моим… над лучшим романом, выходившим из-под моего пера за всю жизнь. Если ты не любишь меня, то подумай о профессиональной стороне дела.

– Я люблю тебя, Шон. Но мне просто не хочется в очередной раз становиться игрушкой в твоих руках.

– На этот раз ничего подобного не произойдет, обещаю. Мы и в самом деле будем работать вместе. Вдвоем.

– Втроем, – поправила Кэссиди.

– Так ты согласна?

Не знай Кэссиди своего отца, она подумала бы, что он едва ли не с трепетом ждет ее ответа. Однако не тот человек Шон О'Рурк, чтобы, прося о чем-то, сомневаться в ответе. Нет, он привык окружать себя женщинами, для которых его слово было законом и земное предназначение которых (как и всех прочих смертных) одно: служить его гению. Причем то, что, бессовестно манипулируя людьми, Шон ухитрялся не терять их расположения, и вправду свидетельствовало о гениальности его натуры.

Все это Кэссиди прекрасно сознавала и все же нутром ощущала, что на сей раз ее помощь нужна отцу.

– Согласна, – сказала она. – Я останусь с тобой на две недели.

– Но работа займет по меньшей мере два месяца…

– Две недели, – отрезала Кэссиди. – Потом я возвращаюсь в Балтимор.

– Там разберемся, – сухо произнес Шон, уже думая о своем. – Скажи Мабри, что остаешься с нами. Она заключила со мной пари, что ты уедешь в ту минуту, как увидишь Ричарда.

– Да, и это было бы правильно, – сказала Кэссиди, следуя за отцом в прихожую. – Или ты не считаешь, что должен был предупредить меня?

– Чепуха, – отмахнулся Шон. – С какой стати я должен был тебя предупреждать? Я поражен, что тебе вообще удалось узнать его. Обычно ты не опускаешься до смачных описаний бытовых убийств в желтой прессе.

– По дороге в Нью-Йорк мне попался журнал «Пипл».

– Дешевка, – презрительно фыркнул Шон.

– А чем будет отличаться от нее твой роман? – язвительно спросила Кэссиди.

– Но ведь я художник, зайка моя, – пожал плечами Шон. – Мабри, она остается! – торжествующе провозгласил он, входя в огромную гостиную.

Кэссиди с удовлетворением отметила, что хотя бы эта комната почти не изменилась со времени ее последнего приезда. Те же белоснежные обои, та же мебель в южном стиле. Мабри лежала, вытянувшись во весь рост, на грубоватой с виду белой тахте, валяться на которой – Кэссиди это прекрасно помнила – было одно удовольствие. Бесконечные ноги ее мачехи были затянуты в белые же колготки, а шелковистые волосы изящно ниспадали, обрамляя правильное худощавое лицо, не раз украшавшее обложки лучших модных журналов. Кэссиди уже давно решила, что для Мабри время остановилось – выглядела она лет на двадцать пять, хотя на самом деле, как подозревала Кэссиди, ей было около сорока.

Впрочем, она понимала, что правду не узнает никогда – возраст Мабри охранялся не хуже государственных тайн.

– Значит, ему все-таки удалось тебя уговорить? – с улыбкой промолвила Мабри, когда Кэссиди, склонившись над ней, поцеловала нежную щеку.

– Да, я никогда не могла ему отказать, – ответила Кэссиди, с тревогой подмечая, что если кто и был на самом деле болен, так это Мабри. Вблизи под глазами виднелись темные круги, да и в самих чистых голубых глазах Мабри затаился неясный страх; в следующее мгновение Кэссиди заметила, что и руки ее мачехи слегка подрагивают. Черт бы побрал Шона с этим Ричардом Тьернаном. Как он мог втянуть их в такую передрягу?

– В том-то и беда твоего отца, – сказала Мабри с обезоруживающей непосредственностью. – Никто не в состоянии ему отказать. Вот почему ему не суждено повзрослеть. Он всегда будет вести себя как капризный ребенок.

– Чушь собачья! – хмыкнул Шон, подходя к бару. – Что тебе налить, Кэсси? Только не проси белого вина, я имею в виду какой-нибудь настоящий напиток.

– Еще слишком рано…

– Солнце уже стоит над нок-реей, – отмахнулся он, доверху наполняя стакан чистейшим ирландским виски.

– Нет, я не буду пить, – решительно отказалась Кэсс, присаживаясь возле Мабри. – Так что сказал врач?

– Мне он ничего не сказал, – пожала плечами Мабри.

– А нечего говорить, крошка, – отмахнулся Шон. – Он сказал, что я силен как бык и, продолжая в том же духе, проживу еще шестьдесят четыре года.