Сюзан Ховач - Таинственный берег Страница 7

— Если… если тебе что-то понадобится, любая помощь…

— Я знаю, — сказала она. — Я очень благодарна тебе, Майкл.

Вскоре после этого он удрал. На прощанье она протянула ему руку, но это придало бы расставанию слишком официальный, отчуждающий характер, и он сделал вид, что не заметил руки. А через несколько секунд уже завел мотор и, прежде чем тронуться в обратный путь, поставил регулятор звука в приемнике на максимум.

После ухода Майкла Мэриджон довольно долго сидела у стола и следила за наступлением ночи. Когда стало совсем темно, она встала на колени рядом с кроватью и начала молиться.

В одиннадцать часов разделась и легла. Прошел час, но она не спала. Свет луны проникал в комнату через маленькое окно и отбрасывал длинные изящные тени на голые стены.

Она села, прислушалась. Мозг Мэриджон опять был распахнут, а она думала, что уже давным-давно забыла этот прием. Через какое-то время подошла к открытому окну, как будто холодный ночной воздух мог помочь ее стремлению понять и объяснить. Окно выходило в спокойный, закрытый со всех сторон внутренний дворик, который был даже более спокойным и закрытым, чем ее комната. Но сейчас это зрелище мира и покоя не облегчило ее состояния, а подспудно вызвало обратный эффект: ей показалось, что голова как бы увеличивается в объеме, горло сдавило, она чуть не вскрикнула. Мэриджон подбежала к двери и распахнула ее. Легким не хватало воздуха, тело покрылось потом. Но за дверью было обычное пустое замкнутое пространство коридора, душившее ее своим покоем. Она побежала, босые ноги беззвучно касались каменного пола, и вдруг ей показалось, что она бежит вдоль обрыва, внизу блистает голубое море Корнуолла, а она бежит и бежит к дому с желтыми стенами и белыми ставнями. Вокруг открытое пространство, много воздуха — она свободна.

Видение рассеялось. Мэриджон была в саду старого дома в Суррее, а рядом на клумбе — роза. Она сорвала цветок, разорвала лепестки на мелкие кусочки, а затем сознание опять распахнулось, и она испугалась. Никто, думала она, никто, с кем этого не случалось, ни за что не смог бы понять, как это страшно. Никто не смог бы постичь, что это значит. Человек может представить свое тело раненым или изувеченным, но он не может себе представить боль сознания, мучительные попытки понять, осознать, что твой мозг принадлежит не только тебе одной…

Она преклонила колена, попыталась молиться, но молитвы растворялись в охватившем ее смятении.

Когда наконец наступил рассвет, она пошла к игуменье сказать, что сегодня уезжает, не знает, когда вернется и вернется ли вообще.

Глава вторая

Служащий отеля не мог выяснить, откуда именно был сделан тот анонимный звонок.

— Но вы должны, — настаивал Джон. — Это очень важно. Вы должны.

Человек за стойкой вежливо ответил, что он очень сожалеет, но это абсолютно невозможно. Звонили из уличного автомата, а система автоматического коммутатора не дает никакой возможности выяснить что-либо еще.

— Это был мужчина или женщина?

— Боюсь, что не помню, сэр.

— Но вы должны помнить! — сказал Джон. — Вы наверняка помните. Звонок был всего минуту назад.

— Но, сэр… — Служащий почувствовал, что начинает заикаться. — Видите ли…

— Что он сказал? Голос был глубокий? У него был какой-нибудь акцент?

— Нет, сэр. Да и потом это очень трудно определить, потому что…

— Почему?

— Но, сэр. Это был почти шепот. Голос звучал очень слабо. Он просто спросил вас. «Пожалуйста, соедините с мистером Тауерсом», — сказал он, а я спросил: «Вы имеете в виду мистера Джона Тауерса?» А когда он не ответил, я сказал: «Минутку», — и соединил линию.

Джон пожал плечами, повернулся, пересек холл и направился к бару. Мужчина за стойкой вытер лоб, что-то пробормотал своему коллеге и механически сел на первый подвернувшийся стул.

В баре Джон заказал двойной виски со льдом. Посетители были рассеяны по всему помещению. Однако ему довольно легко удалось найти себе место на достаточной дистанции от ближайшей группы. Посидев некоторое время, он вдруг осознал, что из путаницы мыслей в его голове определенно выделилась одна идея, требующая незамедлительного осуществления. Поэтому, допив виски, он потушил сигарету и вернулся к себе в номер, чтобы позвонить.

Ему ответил незнакомый голос. «Черт, — подумал Джон, ощутив вспышку разочарования. — Она или снова вышла замуж, или переехала, или то и другое вместе, и мне придется терять время в роли чертова частного детектива, чтобы найти ее».

— Попросите, пожалуйста, миссис Ривингтон, — резко сказал он незнакомцу на другом конце линии.

— Я полагаю, вы неправильно записали телефон. Мой номер…

— Это Халкин-стрит, сорок один?

— Да, но…

— Значит, она переехала, — сказал Джон устало и добавил: — Спасибо.

Он сел и на минуту задумался. Лоуренс, их семейный адвокат, наверняка знает, где она. Уж Лоуренс-то, во всяком случае, никуда не переехал за эти десять лет: ему сейчас семьдесят пять, и он прочно врос в свой маленький домик в грегорианском стиле в Ричмонде, вместе со своей сварливой экономкой, которая наверняка все еще носит крахмальные воротнички и манжеты.

Через десять минут он уже разговаривал с человеком, который глубоким, сладкозвучным голосом, с особой тщательностью произносил каждый слог.

— Лоуренс, я пытаюсь связаться со своей матерью. Вы можете дать мне ее адрес? Я только что звонил на Халкин-стрит, но понял, что она переехала, и мне пришло в голову, что вы наверняка сможете сказать мне, что тут происходило, пока я был за границей.

Лоуренс проговорил около тридцати секунд, прежде чем Джон осознал, что не может больше этого выносить.

— Вы имеете в виду, что она переехала около пяти лет назад, после смерти своего второго мужа, и сейчас живет на Консет Мьюс, в доме номер пять?

— Совершенно верно. Фактически…

— Я понял. Теперь, Лоуренс, еще одна проблема. Мне в высшей степени необходимо разыскать мою двоюродную сестру Мэриджон. Я собирался позвонить матери и спросить ее, но, раз уж мы с вами беседуем, я с тем же успехом могу спросить и у вас. Вы имеете представление о том, где она находится?

Старик погрузился в размышления.

— Значит, не знаете, — сказал Джон секунд через десять.

— Ну, если быть абсолютно честным, фактически нет. Не могу ничего вам об этом сказать. Риверс мог бы, конечно, вам рассказать. Приятный парень, этот молодой Риверс. К сожалению, их брак не удался… Полагаю, вы знаете о разводе.

В мягко освещенной комнате воцарилось молчание. За окном по Беркли-стрит полз транспортный поток, заводные игрушки двигались по городу-макету.