Евгений Бузни - Суданская трагедия любви Страница 8

Анна смотрит на меня в упор серьёзными глазами, спрашивая:

– Ты всё продумал? Ваш Ашот армянин?

– Разумеется, раз Саркисян. А что?

– Ты как первый день на свет родился. У них же здесь своя диаспора в Москве, своя мафия, свои связи. Мне кажется, он на это и намекнул, когда сказал «тебе же лучше будет».

– Ты так это поняла?

– А как иначе? Прямая угроза.

– Тьфу, чёрт! Я над этим и не задумался. Просто послал его сгоряча.

– Национальные меньшинства, дорогой Женя, посылать надо обдуманно. Они народ горячий, особенно кавказцы. Неровён час: пырнут ножом в темноте или чего доброго пальнут из проезжающей машины – и нет твоей командировки, а поедет он, твой Ашот. Теперь время такое – всего можно ожидать. Надо было расходиться по-доброму, а не посылать друг друга.

– Что ты меня пугаешь? – возмущаюсь я. – У меня бицепсы почти с детства боксом накачены. Да и не станет никто из-за командировки целую трагедию раскручивать. Ты лучше послушай, какое удивительное письмо я сегодня прочитал.

Достаю из кармана пиджака вложенные уже мною в современный длинный конверт страницы письма и начинаю читать вслух, останавливаясь иногда и поясняя совпадения:

– Смотри, он вылетел десятого декабря, и я вылетаю тогда же… Он в Судан, и я туда же… Он переводчик, и я, хоть не совсем переводчик, но с английским… он впервые, и я… Даже отказаться от поездки просят его, как и меня.

– Не совсем так же, – мрачным голосом замечает Анна. – Ему, как я поняла, его товарищ не угрожал.

– Ты права, он просто ушёл с работы. Времена другие. И заметь ещё: он нигде никому не платит деньги за то, что его посылают на, так называемое, хлебное место.

Закончив чтение, обращаю внимание ещё на одно совпадение:

– Смотри на подпись – «Юджин».

– Что это? – не поняла Анна.

– Всё просто. Это английский эквивалент имени Евгений, то есть его звали, как и меня.

– А он уже умер?

– Нет, этого я не знаю. Вообще о нём мне пока ничего неизвестно, кроме того, что только что прочитал.

– Зато мне известно, – говорит Анна, понижая голос чуть не до шёпота, – что за тобой наблюдают.

Взгляд девушки был направлен поверх моей головы.

– Не крути голову и не оборачивайся резко. Я всё вижу. За стойкой бара уже минут пять, как сидит человек армянской внешности. Не друг ли он твоего коллеги? Здороваться с тобой, как я понимаю, не собирается. Конечно, и это может быть совпадением, но другого плана. Он посматривает на нас, как бы случайно, и пьёт кофе. Мне это не нравится после твоего рассказа.

– Не драматизируй, пожалуйста, – успокаивающе улыбнувшись, говорю я. – Пойду, возьму ещё нам кофе.

Поднимаюсь, иду к бару. На высоком стульчике, слегка вращая своё тело из стороны в сторону, сидит незнакомый мне крепыш. Глянув на его лицо, почему-то сразу подумалось, что маленькие чёрные усики могут быть приклеенными.

Пока Лариса наполняет чашки из кофеварки, небрежно задаю вопрос:

– Чем кормимся, коллега?

Парень криво ухмыльнулся:

– Глаза есть? Пью кофе.

– Нет, я имею в виду, в каком жанре работаешь?

– Я не работаю в жанре. У меня свой бизнес.

Едва скрывая улыбку, чтобы не обидеть неграмотного собеседника, расплачиваюсь, осторожно отношу чашки вспененного напитка за свой столик и со смехом передаю разговор Рите. Она не смеётся, а напротив, даже хмурится.

– Жень, это не смешно. Он, скорее всего боевик, и его поджидают дружки снаружи в машине. А мы оба пешие сегодня. Не очень хорошо.

– А не фантазия ли у тебя в голове?

– Может и так, но лучше перестраховаться. Я позвоню отцу.

Анна раскрывает сумочку, берёт мобильник, нажимает нужную кнопку. Голос её звучит спокойно, деловито:

– Папа, я с Женей в домжуре. У нас может возникнуть проблема… Да это тот Женя. Он через два дня летит в Судан, но успел стать поперёк дороги коллеге армянского происхождения. Тот ему мягко пригрозил, предложив отказаться от командировки, чего Женя не сделал, и вот за стойкой бара сидит незнакомый армянин и наблюдает за нами.

Выслушав ответ, девушка кивнула в знак согласия головой и, сказав коротко «Спасибо, ждём», облегчённо вздыхает:

– Всё нормально. Минут через пятнадцать он будет на машине со своими людьми. Считай, что ситуация под контролем.

– Но зачем, Аня? Возможно же, что ты ошибаешься?

– Дорогой мой, возможно всё, но у меня нехорошее предчувствие, потому лучше подстраховаться. Отец развезёт нас по домам, и я буду спокойна за тебя, так как теперь твой коллега с сотоварищами поймут, что ты не с солнцепёка свалился, и голова у тебя работает.

Между тем человек за стойкой бара разговаривает по мобильному телефону. Разговор слышен, но непонятен – язык чужой. Спустя несколько минут в бар входят двое крепко сложенных молодых людей той же национальности и садятся за соседний с нами столик. К ним присоединяется и тот, что стоял у стойки. Подозвав бармена, заказывают себе армянский коньяк и закуску.

– Смотри, – говорит мне тихо Анна, – их трое, а бармен принёс пять приборов и подставил пятый стул. Что бы это значило?

– Не обращай внимания, – отвечаю. – Это их дело.

Однако дело оказывается и нашим. Крепыш, сидевший у стойки бара, поднимается и подходит к нашему столику. Взгляд мой опять падает на его усики, кажущиеся приклеенными под широким с горбинкой носом. Глаза выглядят несколько злыми, никак не соответствующими словам, произносимым с заметным акцентом:

– Ми отмечаем наш небольшой армянски праздник. Пириглашаем вас за наш стол.

Я успеваю подумать, что Анна оказалась права, руки мои непроизвольно напружиниваются, ладони сжимаются в кулаки. Боксом я занимался много лет и страха перед противником не испытывал никогда, хотя проигрывать приходилось, и дальше первого разряда не пошёл. Но отвечать пытаюсь сдержанно:

– Спасибо, но мы уже уходим.

– Пять минут туда-сюда не имеют значения, а ми будем рад русским гостю, – продолжает крепыш, подсаживаясь к нам на свободный стул.

Двое других за соседним столом внимательно слушают разговор.

Анна говорит более раздражённым голосом:

– Вам же сказали «спасибо за приглашение», но нам надо уходить.

– Ви кофе не пил ещё. Куда спешить? Или не нравится наш лица?

Этого конфликтного вопроса следовало ожидать. Как бы вежливо вы на него ни ответили, как бы вы ни утверждали, что цвет кожи и форма носа для вас не имеют значения, однако вам действительно не с руки пить с незнакомцами, но желающий обидеться человек национального меньшинства сочтёт вас грубияном, оскорбляющим национальную гордость другого народа. Два соседа поднялись со своих мест. Начинаю сознавать, что готовится драка, в которой мои два кулака могут не справиться с шестью не менее натренированными, чем мои. И вдруг слышу за спиной:

– Есть проблемы?

Мы не заметили, как в бар вошли четверо. Впереди, оттолкнув мешавший на пути стул, шёл отец Анны. Он и спрашивал.

– Доча, кто это с вами?

– Не знаю, пап, – громко отвечает Анна. – Приглашают выпить, а нам надо уходить.

– Посидите ещё, – твёрдо впечатывая слова, бросает отец Риты и, обращаясь теперь к вскочившему крепышу, цедит сквозь зубы:

– Убирайся отсюда, Эд. Здесь не твоя зона.

Затем он кивает головой своим сопровождающим:

– Проводите и возвращайтесь. Отпразднуем отъезд журналиста.

Крепыш подобострастно улыбается, говоря примирительным голосом:

– Извини, дядька. Не знал, что это твой дочь. Ми заказал на столик. Пей, ешь, я плачу, мой вина.

Достав из заднего кармана брюк пачку купюр, он отделяет несколько тысячных, бросает на свой стол и идёт со своими партнёрами к выходу. За ним, не говоря ни слова, следуют трое, прибывшие с отцом Риты, который говорит вдогонку:

– Журналист тоже мой человек, Эд. Запомни.

И слышит в ответ:

– Понял, дядька. Извини.

В этот вечер мы долго сидели, разговаривая о моей предстоящей командировке, о том, как я буду греться в Африке среди российской зимы. Об инциденте никто не вспоминал, словно ничего не было. Мне казалось неэтичным спрашивать отца моей пассии, почему его узнали и назвали дядькой. Просто я понял, что у меня неожиданно появилась своя крыша, хотя, конечно, и до этого не жил под открытым небом.

Домой меня довезли, не обращая внимания на возражения в том отношении, что живу я совсем рядом. Хотел было сразу уснуть, но сон не шёл, и я, чтобы успокоить нервы, принялся читать второе письмо из Африки. Оно начиналось странно с эпиграфа.

Не уверен, что так часто начинают письма. Во всяком случае, меня такое начало удивило.

«Легче ветра нежный пух,

а любовь всегда для двух».

12 декабря

Здравствуй, мой юный Джо!

Как видишь, обещание я выполняю и уже на третий день моего пребывания в Судане пишу второе послание.

Извини за несколько легкомысленное стихотворное вступление. Это не плагиат и не цитата. Просто захотелось покопаться в тайниках души и вытащить ясную и чистую, как светлый день, рифму. Эта болезнь, заключающаяся в преклонении перед сказочно-хитрыми сплетениями слов и их окончаний, у меня, к счастью, ещё не прошла и доставляет удовольствие. Но ближе к делу.