Самид Агаев - Дороги хаджа Страница 8

Выскочив на улицу, Али сразу же оказался в центре яростной схватки. Отбил летящее копье, скрестил саблю с одним из монголов и зарубил его. В ближайшей подворотне истошно голосила молодая женщина, которую придавливал к земле татарский вояка. Али ударом ноги сбросил его с добычи, а когда он схватился за саблю, снес ему руку вместе с саблей. Женщина поднялась с земли, бросив на него затравленный взгляд, побежала в дом. Али почувствовал, как что-то обожгло ему плечо. В следующий миг, распознав опасность, едва увернувшись от удара, он сделал выпад сам, и острие сабли вошло в глотку монгола. Али стал пробираться к своему дому, быстрыми перебежками, то и дело вступая в бой, нападая или защищаясь, он чувствовал пьянящее чувство небывалого восторга. Так бывает, когда человек долгое время испытывал гнетущее чувство страха, вдруг оказывается в непосредственном контакте с предметом, вызывающим страх, и понимает, что пути отрезаны и боятся уже не надо. Он даже испытал удивление оттого, что эти низкорослые, косоглазые, смуглые, кривоногие люди смогли навести ужас на весь остальной мир. Они были страшны на расстоянии, своей темной массой, как муравьи, поедающие ослабевшего больного зверя. Но не в прямом контакте, в котором находился сейчас Али. Но он был единственным человеком в осажденном городе, который в эту минуту испытывал такие восторженные чувства. Все остальные чувствовали страх и смертельный ужас. Али продвигался к своему дому по улицам, по которым кровь текла рекой. Татары убивали без разбора, не жалея ни детей, ни женщин. Беременным вспарывали животы, молодых насиловали, затем убивали. Али не уклонился ни от одной схватки и убил троих. Сам же, не считая, легкого ранения в плечо, остался целым и невредимым. Последнего монгола он убил на пороге своего дома. Сбросил его с крыльца, войдя, запер за собой дверь, обошел торопливо все комнаты, затем влез в очаг, схватился за цепь, свисавшую сверху из дымохода, повис на ней тяжестью своего тела. В кирпичной стене топки сначала появилась щель, трещина, затем стена поднялась и осталась в таком положении. Открылось довольно большое круглое отверстие, куда, проявив сноровку, мог пролезть человек. Что он и сделал. После этого просто потянув за рукояти, вернул стенку топки на место.

В подземелье

В день, когда Лада собралась устроить побег Али из тюрьмы, прибежал перепуганный Ариф, крича: «Ханум, все пропало, евимиз йыхылды, дуньянын ахры гелди». [7] Когда Лада, наконец, уяснила, в чем дело, у нее опустились руки. Она долго сидела, не зная, что ей следует предпринять? Ариф убежал, а Лада пошла к тюрьме. Начальник полиции, благоволивший ей, поскольку Лада щедро вкладывала в его руку золотые динары, отказался ее принять, а дежурный инспектор объявил, что в связи с осадным положением все свидания с заключенными запрещены. Лада попыталась дать ему взятку, но инспектор как назло оказался порядочным. Сделал вид, что не замечает протянутого динара, повернулся и закрыл дверь прямо перед носом посетительницы. В растерянности Лада прошлась по городу, поднялась на городскую стену, откуда ее сразу же прогнали защитники. Но прежде чем уйти, она увидела толпы осаждавших город татар, стенобитные орудия, которые долбили городские стены сразу в нескольких местах. В воздухе свистели неприятельские стрелы. Лада сошла вниз и, проклиная себя за то, что приехала в этот город, вернулась домой, где провела несколько часов, то плача от страха, то, впадая в оцепенение. Снаружи доносились голоса, крики, плач прохожих, какие-то команды, топот ног, копыт, скрип колес. Когда татары прорвали оборону и ворвались в город, все звуки поменяли тональность. Крики сменились на вопли, в которых слышался смертельный ужас. К ним примешался грохот железа, лязг сабель, яростные крики сражающихся и предсмертные крики раненных. Лада поняла, что конец близок. Она помолилась Аллаху и, на всякий случай своим Богам, взялась за ладанку, в которой лежал осколок чудодейственного камня, упавшего с небес, которым ее снабдила мать на прощанье. И в ладанке нащупала тот клочок бумаги, который Али дал ей с уговором прочесть в трудную минуту. В том, что крайний случай наступил, у Лады не было ни малейшего сомнения. Прочитав содержимое записки, Лада бросилась к очагу, заглянув в дымоход, увидела свисавшую сверху цепь, повисла на ней и с изумлением обнаружила, что стена топки уходит вверх, открывая потайной лаз. Ладе страшно было лезть в него, но то, что происходило снаружи, было еще страшнее. Она пробралась осторожно в это отверстие, вернула стену на место. В кромешной темноте, нащупывая ногой ступени лестницы, спустилась вниз и затаилась там, проведя у подножия лестницы целую вечность, до тех пор, пока ей на голову не свалился Али. При этом Лада завизжала так, что у Али заложило уши. Он ощупью нашел ее и зажал рот:

– Тише, не кричи, это я, – сказал он.

Но Лада продолжала кричать и выворачиваться из рук. Али отпустил ее, стал шарить по стене, разыскивая полку, где лежал трутень, пропитанный нефтью, огниво и кресало, говоря: «я сейчас зажгу свет». Это подействовало, Лада взяла паузу, ожидая дальнейшего развития событий. Когда фитиль вспыхнул, Лада бросилась обнимать Али, плача и причитая «Ты жив, ты жив».

– Да я жив, успокойся же наконец.

Али осторожно высвободился из объятий Лады, разыскал в стенной нише свечу, зажег ее, затем еще одну. Свет озарил помещение, и Лада увидела, что находится в довольно просторной комнате, где был стол и широкая лежанка, сколоченная из досок. Стены были укреплены булыжником.

– Подумать только, здесь даже есть кровать, – воскликнула Лада, – а я все это время просидела на ступеньке. Боялась даже шевельнуться. А могла бы и вздремнуть. Я так рада тебя видеть, – добавила она.

– Я понимаю, – серьезно ответил Али. Он двигался по комнате, то и дело, поднося свечу к полке.

– Ты что-то ищешь? – спросила Лада.

– Уже нашел, – ответил Али, – достав кувшин с полки, где их стояло около десятка.

– Что это?

– Арак.

– Ты хочешь выпить?

– Выпить? Нет, хотя выпить нам не помешает. Мне надо перевязать руку.

– О Аллах, ты ранен, – воскликнула она, – ты весь в крови.

– Не сильно. Поможешь мне?

– Конечно, – Лада принялась, было отрывать подол от своего платья. Но Али остановил ее.

– Под лежанкой есть материя.

Он приподнял лежанку за край. Под ней оказалась целая штука белой ткани. Здесь же лежал тюфяк и одеяла. Али достал и бросил все это на лежанку. Оторвал кусок ткани, налил в чашу из кувшина.

– Намочи тряпку и обработай мне рану, – попросил Али.

– Намочить тряпку араком, – переспросила Лада, – я надеюсь, что ты знаешь, что ты делаешь?

Али как не крепился не смог сдержать стон, когда арак попал на открытую рану.

– Рана неглубокая, – заметила Лада, – все обойдется.

Али молчал. Лада сделал из ткани тампон, промокнула его в водке и, приложив его к ране, забинтовала руку. Али поблагодарил, опустил руку и перевел дух.

– Что… там… наверху? – запоздало спросила Лада.

Али покачал головой.

– Наверху худшее из всего, что могло произойти. Я не буду тебя слишком обнадеживать. Мы в относительной безопасности, но как долго это продлиться – неизвестно. Если нас не найдут татары, то мы можем продержаться здесь несколько дней, если на то будет воля Аллаха.

– Иншаллах, – добавила Лада. После недолгого молчания она спросила, – как тебе удалось выйти из тюрьмы?

– Один из тюремщиков проявил человечность. Его заколол монгол, в тот момент, когда он открывал мою камеру. То есть он погиб, спасая меня. Да упокоит Аллах его душу.

– Аминь, – отозвалась Лада. – Но как ты это все мог предвидеть? Ты дал мне записку, которая спасла мне жизнь. И эта потайная комната, ты все предусмотрел. Я восхищаюсь твоим умом.

– После гибели султана Джалал ад-Дина, появление татар было вопросом времени, – ответил Али. – Поэтому при строительстве дома, я вырыл подвал и устроил в ней эту комнату. Здесь есть запас еды, сухари и сушеные фрукты. Вместо воды – вино. Так что нам все равно придется выпить.

– А воды нет?

– Вода есть, правда я в суматохе и горестях последних дней давно не менял ее. Боюсь, что она годится только для омовения.

Говоря это Али, достал из ниши еще один кувшин, сломал печать и налил вино в чаши. Прежде чем выпить, он сказал:

– Пить вино, сейчас лучшее, что мы можем делать, чтобы скрасить свое существование, забыть о том, что сейчас происходит наверху. Должен сказать, что мне стыдно прятаться здесь, вместо того, чтобы сражаться с татарами наверху. Меня здесь удерживает не страх, но здравый смысл. Наверху происходит избиение, и моя смерть ничего не изменит в этой ситуации. Цепляться за жизнь, после смерти моей жены и ребенка, у меня тоже нет резонов, но и быть убитым татарами я не хочу.

– Тебе не в чем оправдываться, – дотронувшись до его плеча, сказала Лада, – к тому же неизвестно выживем ли мы. Мне приходилось слышать, что некоторые города татары сравнивают с землей. Если мы останемся под завалами дома, то эта комната станет нашей могилой. Довольно уютной, надо сказать. Мы отсюда не выберемся.