Ирина Быстрова - Сюрприз заказывали? Страница 8

Яна поморщилась, вспоминая, как пришла к нему объясняться. Ей тогда казалось, что дело застопорилось лишь потому, что они не сумели поговорить по-человечески. Ладно, решила она однажды, надо брать ситуацию в свои руки. Ей было не привыкать. Но все получилось совсем не так, как она ожидала.

«Извини, — вежливо сказал он, — но я пас. Не до этого сейчас». И все. Хорошенькое объяснение, да? Впрочем, для мужчины это нормально. Женщина полагает, что любовь — дело, ради которого следует бросить все на свете, а у мужчины оно в ряду прочих, хорошо, если в первой десятке. Яна все это отлично знала, понимала и даже принимала. Но в тот раз все-таки не смогла сразу остановиться и полезла дальше. Поперло из нее бабское, во всей своей красе поперло.

«Сейчас не до этого? — переспросила она. — А когда будет до этого?» Он помолчал, внимательно разглядывая ее, потом, видно, понял, что простенькими отговорками не отделается, и сказал: «Извини». Развел руками. Пожал плечами. Яну пронзила внезапная боль: ударила сзади в основание шеи и побежала, побежала вниз по позвоночнику и, достигнув поясницы, обручем стянула спину и живот. Она судорожно вздохнула, выпрямилась. Она все поняла. Прочие дела тут были ни при чем. Она была ему не нужна. Она ему просто не нравилась. Вернее, нравилась не до такой степени, чтобы ответить на ее порыв.

Она повернулась и молча ушла. Он не останавливал ее.

Такого унижения Яна не испытывала до этого никогда. Сначала она не могла сообразить, отчего так остро реагирует на отказ. Ведь и раньше случалось, что ей отказывали, но тогда она воспринимала все куда легче. И только спустя некоторое время поняла, почему эта история не дает ей покоя. «Нельзя обнажаться, — думала она. — А любовь, как ни крути, не оставляет на тебе никаких покровов, даже кожи. И поэтому любое колебание воздуха отдается в тебе болью. Что уж говорить об отказе?»

Никогда, дала тогда себе слово Яна, никогда она больше не позволит втянуть себя в подобную ерунду. Это совсем не означало, что она вычеркнула мужчин из своей жизни. Их было предостаточно. Но только чувств к ним Яна не испытывала. И еще заставляла побегать за ней, да как побегать!

Артем не был исключением из правила. Та же схема, тот же результат. Продолжительность романа немножко другая, это да. Подзависла она с ним, подзависла…

Звякнул телефон. Яна очнулась от своих мыслей и сняла трубку.

— Да? — проговорила она.

— Яна Владимировна, — задушенным голосом сказала секретарша, — ваша свекровь.

Оп-па!

— Соедини, — велела Яна и, как только отыграла мелодия из «Крестного отца», сказала: — Здравствуйте, Ольга Дмитриевна. Какими судьбами?

— Здравствуй, — ответила свекровь. — А ты не знаешь?

«Вот черт! — подумала Яна. — Небось любимая внученька уже доложилась».

— Прошу прощения? — тем не менее сыграла в недоумение Яна.

— Где мой сын?

Началось. Истерики.

— Нюся сказала, что его со вчерашнего дня не было дома, — продолжала вздрагивающим голосом свекровь.

«Нюся». Яна терпеть не могла, когда дочь называли этим слюнтявым имечком. Впрочем, чего еще ждать от мужниной родни?

— Не было, — подтвердила она.

— С ним что-то случилось! — фальцетом выкрикнула свекровь.

— Да бросьте вы, — раздраженным тоном ответила Яна. — Что с ним может случиться?

— Я буду звонить в больницы, — сообщила свекровь.

«А вот это хорошая мысль, — с облегчением подумала Яна. — Пусть звонит. Кто-то должен этим заняться. Не секретарше же поручать».

— Я буду звонить, — с напором повторила Ольга Дмитриевна.

— Хорошо, — пробормотала Яна.

— Боже мой, боже мой! — запричитала свекровь. — Не дай бог, что-нибудь серьезное! — И отключилась от связи.

Яна положила трубку и с силой потерла лоб. Начинала болеть голова. То ли от перемены погоды, то ли от перемен в ее жизни. То ли от пронзительного голоса свекрови. Послал же Бог истеричку.

Ольга Дмитриевна швырнула телефонную трубку на диван и мрачно уставилась в окно. Дьявол! Она ощущала себя персонажем какой-то пьесы. Мелодрамы? Трагикомедии? Фарса? Она встала с дивана и нервно прошлась по комнате. Все еще в роли. Типичная свекровь должна была именно так и поступить при подобных обстоятельствах: начать истерить, ткнуть невестку носом в то, что та бездействует, пока муж лежит неизвестно где, с неизвестно какими ранениями, может быть, некоторые из них несовместимы с жизнью… Тьфу! Вот напасть!

Была бы Ольга Дмитриевна актрисой, можно было бы валить все на профессию, дескать, она ее испортила, и теперь она не видит различия между сценой и жизнью и продолжает лицедействовать, даже когда занавес уже опущен. Но Ольга Дмитриевна актрисой не была. Хотя и исполняла роль «свекрищи» уже много лет. Порой весьма убедительно, даже для самой себя, потому что ни одну мать не оставит равнодушным то, что вытворяет невестка с ее сыном. Пусть не любит его и не любила никогда, но хотя бы относилась к нему с уважением. А то ведь постоянно какие-то насмешечки, если не вслух, то в выражении глаз и в рисунке морщинок на лице, постоянное пренебрежительное фырканье на любую его попытку проявить свою личность, постоянное выпячивание себя, Яны Великой, в ущерб семейному взаимопониманию.

Да о чем это она? Взаимопонимания там не было с первых же минут.

Поначалу Ольга Дмитриевна думала: молодо-зелено. Приживутся, привыкнут. Опять же гонор Янин немного побледнеет или хотя бы примет приемлемую окраску, как букашка, сливающаяся по цвету с листом, на котором сидит: я здесь есть, но не лезу на глаза, просто тихонько сижу себе… Увы! С годами становилось только хуже. Гонор превратился в гонорище, а сын — в несчастное создание.

Он никогда не жаловался Ольге Дмитриевне, ничего не рассказывал, блюдя лояльность. Ради чего? Можно подумать, Яна его по головке погладит за это.

— Тебе не надоело? — однажды гневно обрушилась на него Ольга Дмитриевна.

— Что именно? — Он делал вид, что не понимает, о чем это она, надеялся, видно, что ее настроение рассосется само собой, до того, как ему придется давать ответы на ее вопросы.

— Такая жизнь.

— Жизнь как жизнь, — нахмурился он. — Получше, чем у многих. Смотри, какая чудесная внучка у тебя растет.

— При чем тут Нюся? — отмахнулась Ольга Дмитриевна. — Не уходи от вопроса. Тебе разве не претит роль тряпки под ногами?

Сын едва заметно поморщился. Конечно, сравнение с тряпкой не выдерживало никакой критики, было банально до ломоты в зубах, на грани пошлости. Пошлость в семье Вересовых не приветствовалась.

Поморщился и промолчал. И Ольга Дмитриевна как-то мгновенно сдулась, утихла. Умел он так молчать, что не захочешь ни с расспросами приставать, ни свои собственные идеи выкладывать.