Элис Хоффман - Черепашья луна Страница 8

— Милая моя, у тебя просто неспокойный характер, — сказала ей как-то за обедом Китти, когда они, сидя на веранде в кафе, ели салат «аллигатор».

Люси вздрагивала каждый раз, когда над головой пролетал попугай. Она пересыпала в салат перца, и ей пришлось снимать его со шпинатного листа бумажной салфеткой.

— Разве тебе не о чем больше беспокоиться, кроме как о попугаях? — спросила Китти.

Разумеется, у нее есть о чем беспокоиться. У нее есть Марта Рид, классный руководитель Кейта, переехавшая сюда из Вэлли-Стрим, штат Нью-Йорк, которая каждый день звонит с отчетом о преступлениях Кейта. Есть ответственность за двенадцатилетнего мальчишку, который носит в ухе серьгу в виде черепа и вычеркивает дни в календаре в ожидании, когда наступит лето и он вернется в Нью-Йорк. Есть «мустанг» с неисправной системой охлаждения, который нужно везти в ремонт, потому что, если включить кондиционер на полную, мотор глохнет. И наконец, есть работа в «Сан гералд», где она пишет некрологи и культурные новости, ничуть не менее тоскливые, чем некрологи. В начале недели она, например, писала о школьной постановке «Вестсайдской истории», разумеется, упомянув Шеннон, внучку Китти, которая сыграла роль Аниты, ради чего перекрасила в черный цвет свои русые волосы в тех же «Стрижках-завивках». И слишком часто она стала пить диетический «Доктор Пеппер» и есть пирожки с повидлом, которые приносит Китти, так что скоро, похоже, не влезет уже ни в какие джинсы.

Каждый день, когда стрелки часов показывают без четверти пять, Люси начинает нервничать, потому что приближается время ехать домой, где ее ждет ежевечерняя война с Кейтом. Он воюет за свою свободу, а она роется в его рюкзаке, выкапывает последствия флоридской жары — плохие отметки и замечания за поведение. Один раз они чуть не подрались, как дикари, поспорив, как правильно вставлять в холодильник форму для кубиков льда. Настойчивость их аргументов как будто растет вместе с процентом влажности, а сегодня влажность в воздухе такая, что за время поездки, пока Люси едет к дому, даже ее прямые волосы начинают виться. Дурная примета. Примета, предвещающая крики, обвинения, хлопанье дверями и бессонную ночь. В пять тридцать на парковке возле дома номер 27 по Лонгбоут-стрит сумасшедший дом, и примерно то же творится и в холле. Последние пять месяцев кто-то регулярно взламывает почтовые ящики и ворует квитанции на получение алиментов и детских пособий, поэтому все сразу торопятся к ящикам, особенно в первые дни месяца. В доме живет тринадцать разведенных женщин, и они не любят говорить о своем прошлом, хотя и делятся друг с другом номерами телефонов приходящих нянек и обедают вместе в кафе. Впрочем, иногда какие-то мелочи из прошлой жизни всплывают вдруг на поверхность. Так, Карен Райт с восьмого этажа, оказывается, жила, как и Люси, в Грейт-Неке и тоже стриглась в салоне Салвуки за пятьдесят долларов, а Джин Миллер и Нина Росси учились в одно и то же время в одном и том же колледже в Университете Хофстра[10]. Впрочем, подробности их прошлой жизни здесь не важны, все они знают, что в настоящем у них куда больше общего: горькое разочарование, которое-то и привело их во Флориду, а об этом лучше не вспоминать.

Вот почему Люси знает, что Дайан Фрэнкел, которая сегодня придержала для нее лифт, в обеденный перерыв ходит на аэробику и за день съедает только легкий овощной салатик, запивая его двумя порциями коктейля для похудения, но понятия не имеет ни где выросла Дайан, ни как звали ее бывшего мужа.

— Есть хочу — умираю, — говорит Дайан, когда Люси входит в лифт.

— Вот-вот, — угрюмо ворчит ее пятнадцатилетняя дочь Дженни. — Оно и видно.

— Радуйся, что у тебя нет дочери, — говорит Дайан, обращаясь к Люси.

— Радуюсь, — отвечает Люси. — Зато у меня есть сын.

Люси и Дайан натянуто улыбаются друг другу, а Дженни старательно испепеляет их взглядом. У Дженни длинные темные волосы, заплетенные в многочисленные косички, и она, насколько Люси известно по разговорам в прачечной, уже принимает противозачаточные таблетки.

— Неубедительно, — говорит Дженни. — Как будто мы вас просили нас рожать.

Люси понимает, что девчонка права, но забывает об этой правоте, едва входит в квартиру и слышит рев стерео. «Ганз энд Роузис». Она достает из холодильника банку диетического «Доктора Пеппера», снимает обувь, считает до ста и только потом направляется к Кейту. Она стучит коротко, потому что он все равно не услышит, и открывает дверь. В комнате, как всегда, опущены шторы и пахнет попкорном и сигаретами. Кейт сидит на коврике в центре комнаты и методично разбирает управляемый автомобиль, который ему в ноябре Эван прислал ко дню рождения. Ростом он уже почти с Люси, и волосы у него так же коротко острижены, как у нее, только у него они впереди приподняты, будто всегда стоят дыбом. Нос у него, с тех пор как они перебрались во Флориду, всегда обгоревший. Люси в одну секунду улавливает запах масла от картошки фри, которым пахнут его руки.

— Откуда у тебя деньги на «Бургер-Кинг»? — спрашивает она.

— Кто сказал, что я был в «Бургер-Кинге»? — холодно интересуется Кейт.

Люси подходит к окну и поднимает штору.

— Как дела в школе?

— Нормально, — отвечает Кейт, пробегая рукой по волосам, что он делает всякий раз, когда врет. Он уже научился превосходно подделывать ее подпись на официальных письмах из школы об отстранении его от занятий и особо не волнуется по этому поводу. — Тоска.

Рюкзак его висит на спинке кровати. Марта Рид советовала ей забыть про чувство вины, у нее есть полное право рыться в его вещах.

— Не возражаешь, если я посмотрю?

Он отдает ей честь, будто она эсэсовка, и, ухмыляясь, смотрит, как она расстегивает молнию. Когда она, вскрикнув, роняет рюкзак, Кейт поднимает его. Тоже сует туда руку и достает крохотного аллигатора, которого нашел возле туалета в «Бургер-Кинге».

— Потрясающе, — говорит Люси. — Глазам не верю.

— Не мог же я бросить его умирать, — говорит Кейт. — И ты меня не заставишь.

Люси вполне в состоянии с ним справиться. В состоянии выбросить аллигатора или позвать суперинтенданта и затеять с сыном ссору, последнюю, которая кончится тем, что тот побежит к шоссе, встанет там с поднятой рукой и кто-нибудь остановится и отвезет его в Нью-Йорк, если по пути не убьет. Представляя себе все это, Люси оставляет его слова без ответа. Она поворачивается, идет и набирает в ванну холодной воды. Китти Басс говорит, что двенадцать-тринадцать лет — самый ужасный возраст и, если перетерпеть, дальше будет лучше.

Кейт приносит аллигатора, и они оба, сидя на краю ванны, смотрят, очухается тот или нет.