Лицо света, лицо тьмы (СИ) - Маргарита Малинина Страница 8

— Привет, Тошка! — похлопала она моего провожатого по голове, как котенка.

— Тони, я попрошу!

Тоша-Тони — это, по всей видимости, Антон, догадалась я. Хотя бы одного теперь знаю, как зовут.

— Тони, пойдем копать картошку! — громко пропел брюнет. — А, нет, нескладно! Не нравится! Как считаешь, бро? — обратился он за советом к блондину, сидевшему справа.

— Мне тоже не очень. Останется Антошкой.

Пока Тони, морщась от насмешек этих двух, смотрел в потолок, словно молясь о защите, «моя подружка» предложила:

— Элка, тебе чаю налить?

— Да, давай. — Я хотела добавить «спасибо» из природной вежливости, но успела прикусить язык. От Эллы я нечасто слышала это слово.

Блондин, невзирая на недовольство нашим появлением, я бы даже сказала легкую враждебность, которая читалась в светло-серых глазах, первым начал двигаться вместе со стулом, остальные повторили за ним, и в итоге для нас с Антоном появилось много свободного места.

Красноволосая уселась рядом со мной, хотя она вроде тут и сидела до нашего появления на кухне, короче, она оказалась справа от меня, тогда как Антон — слева.

— Плохо выглядишь, — ляпнула она, разглядев меня получше. — Бледная такая! Что с тобой?

«Черт!» — подумала я, вспоминая про автозагар. Я же нашла его в тумбочке сестрицы, но забыла применить. В то же время, может, оно и к лучшему. С первого раза не факт, что я бы сделала все правильно, и результат мог привести к тому, что выйти из дома я бы в ближайшее время не смогла.

— Плохо сплю последнее время, — нашлась я с ответом и, чтобы она перестала со мной разговаривать, налетела на булочки и чай.

Следующие десять минут все ели молча, лишь изредка звонкий голос брюнета выдавал новую издевку в адрес Антона, который стоически его игнорировал.

На кухне появилась старушка. Маленького росточка, кучерявые седые волосы обрамляют круглое лицо с ярким румянцем (возможно, искусственным; в пользу этой версии говорили накрашенные красной помадой губы), вязаная кофта на пуговицах настолько длинная, что доходит почти до колен и закрывает половину черной клишированной юбки. Бабка будто сошла со страниц детских сказок. Однако я не спешила расслабляться, вспоминая, что не все сказочные бабуленции были добрыми.

— Здравствуйте, мои хорошие! — растягивая рот в улыбке, громким голосом поприветствовала она нас.

— Здрасьте, — ответили все, кроме меня, почти хором, растягивая гласную «а», словно в детском саду.

Опомнившись, я кивнула, встретившись взглядом со старушкой. Блин, я забыла, как ее зовут, ведь читала в статье про рэпера.

— Девочка моя… — бабка помедлила, словно вспоминая имя, но боясь в этом признаваться, — Эллочка!

— Эллочка-людоедочка, — тут же подсказал брюнет-балагур. Блондин с пепельной весело хмыкнули в ответ на шутку. Удивительное дело, я была уверена, что гламурная деваха даже не знает, на какое произведение (или фильм — кому что больше нравится) он ссылается. Впрочем, ничто не мешало ей просто повторить за блондином или же среагировать на само слово «людоедочка», не вникая в сложные аллюзии.

Я кивнула пожилой даме, подтверждая, что она помнит мое имя верно.

— Твои вещички-то в дверях?

— Там рюкзак, — опомнилась я. Когда стало понятно, что меня поведут на кухню, ведь звуки посуды и разговоры доносились и до прихожей, я решила оставить рюкзак прямо там, на тумбе, откуда брала тапочки, полагая, что мы лишь поздороваемся с гостями дома и очень быстро вернемся. Я никак не ожидала, что за пятнадцать минут до запланированного мероприятия мы сядем тут чаи распивать.

Поняв, что оставила свои ценные вещи (последние семь тысяч!) без надзора, я перевела взгляд на Антона. Я ведь просто повторяла за ним. Рюкзак пришлось скинуть с плеч, когда я снимала кожанку и вешала ее в шкаф, как и он, только вот из вещей у него всего лишь поясная сумка, которая осталась при нем.

— Пойдем, провожу тебя в твою новую комнату. Этот-то прохиндей знает, что я берегу для него его каморку! — Тоша радостно хихикнул, вовсе не обидевшись на слово «прохиндей», но тон, каким одаривала бабулька людей и предметы разыми эпитетами, и не предполагал никаких негативных эмоций. Она говорила любя. — А твоя обожаемая комната переживает ремонт. — Старушка развела руками, глядя на меня.

Брюнет снова встрял:

— Людоедочка три раза в ней останавливалась, и той уже ремонт нужен! Поосторожнее надо с чужим добром!

На этот раз засмеялись все, кроме меня и хозяйки дома.

— Нет-нет, — отмахнулась она от этакой глупости, — комната давно просила ремонта! — Я поднялась, и бабка сказала мне: — Идем.

Я пошла за ней обратно в длинный коридор. Мы вернулись в прихожую, и я забрала рюкзак.

— Похудела ты за лето, — заметила пожилая женщина, кинув на меня взгляд через плечо.

— Разве? — спросила я, следуя за ней вверх по ступенькам. Я пыталась вспомнить, была ли разница между мной и сестрой в весе. Настолько значительная, чтобы малознакомые люди определили на глазок? Вряд ли. Мы обе стройные, поэтому взвешиваться каждый день не входит в наши привычки.

В следующий миг я подумала, что на момент исчезновения Эллы мы, скорее всего, были одинаковыми, как и всегда, но вот из-за стресса я почти ничего не ела все последние пять недель. Так что дело вовсе не в том, что мы с сестрой непохожи, а в том, что я непохожа сейчас на саму себя.

— Я могу поселить тебя с Ириной, — замерев в нерешительности возле первой двери второго этажа, предложила старуха. — Если тебе так веселее.

— Мне лучше одной, — честно ответила я, стараясь загасить в голосе страх. Я и так хожу по острой грани разоблачения, а если мне придется делить пространство с девушкой, которую я совсем не знаю (боже, я даже не уверена, что Ирина — эта та самая рыжая, которая теперь не совсем рыжая)… Короче, будет как в анекдоте, «Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу».

Старушка задорно хихикнула, мол, понимаю и повела меня дальше. Хотя чего бы ей понимать? Могла жить одна в гигантском доме, а вот, однако ж, устроила из жилища музей и приглашает сюда кучу разных незнакомых людей.

Мы остановились возле двери и сразу зашли внутрь, так как она была не заперта. Угловая комната. Очень светлая, благодаря наличию двух окон. На полу светло-коричневый ковролин. Покрывало на довольно широкой кровати тоже коричневое, с ворсом. Обои однотонные, светло-бежевые. Возможно, именно по этой причине комната казалась такой светлой.

— Ну, что скажешь? Лучше твоей прежней?

Я огляделась еще раз, якобы сравнивая.